- Хорошо, - сказал Важдаев, - тогда хотя бы скажите, причём тут я?

  - Интересный вопрос, - одобрил майор. - Я бы сказал, принципиальный. А чем вы лучше других?

  - Каких других?

  - Обыкновенных, - ответил майор. - Всех.

  - Знаете, - внутри Важдаева словно что-то лопнуло, - вы совершенно зря ходите на службу в отпуске. У меня такое чувство, что отдых вам жизненно необходим.

  - Сам бы рад, - пожал плечами майор. - Но у нас завал. Причем во всех службах. Чуть ли не каждый день что-то из ряда вон. Вчера, например, ловили эксгибициониста. Преподаватель технологического колледжа шла вечером...

  - Только не надо мне рассказывать. Всё это мне абсолютно неинтересно. Надо быть поленом, чтобы этого не понимать.

  - ... шла вечером домой под путепроводом на Промышленной, из кустов навстречу ей шагнул мужчина и распахнул плащ.

  - Вы хорошо меня слышите? - повысил голос Важдаев.

  - Она позвонила в полицию, у неё была истерика, не могла ничего толком объяснить. Так, отдельные слова, дежурный понял только в самых общих чертах. Она с трудом добралась до проходной ЖБИ, возле крыльца потеряла сознание. Сторож увидел, вызвал скорую. Её увезли в больницу, сердце.

  Важдаев протянул руку, потрогал кружку с остывшим чаем, покрутил её другой стороной, чтобы не видеть ручки, покрутил обратно, чтобы видеть.

  - Сколько же лет вашему преподавателю колледжа? - спросил он словно через силу. - Одиннадцать?

  - Тридцать шесть. Замужем, двое детей.

  - Однако.

  - Это ещё не самое любопытное, - сказал майор. - Когда спустя несколько часов её всё-таки удалось хоть как-то опросить, выяснилось странное обстоятельство. Оказалось, что в действиях этого эксгибициониста, собственно, трудно найти состав какого-то правонарушения. Пострадавшая выражалась неясно, с трудом подбирала слова, но всё сводилось к тому, что когда тот распахнул плащ, она не увидела его голым. Она увидела его мёртвым.

  Важдаев вздрогнул.

  - Да, - кивнул майор, как будто в ответ на ответ. - Именно мёртвым, но не снаружи, а изнутри. На неё словно волной накатилась непереносимая, дикая, нечеловеческая тоска. Ей показалось, что она мертва сама, отсутствует в мире, но сознаёт это и воет по утраченной жизни. Словно это покойник восстал из праха, чтобы сунуть живому в нос ничто, в котором пребывает. Ну, ей так показалось.

  - А он? - спросил Важдаев.

  - Он рассмеялся, запахнул плащ и ушёл.

  Важдаев выпрямился на стуле, шумно вздохнул, поднял голову. Раскачиваясь, смотрел на стены, в потолок, в никуда.

  - Я только не понимаю, зачем тогда она позвонила в полицию? - спросил он.

  - Потому что ей показалось, что с ней совершили самое ужасное, что только можно сделать с человеком. Более того, ей так кажется и сейчас.

  Важдаев думал.

  - И вы считаете, что наши случаи связаны между собой?

  - Вы и сами уже так считаете, - ответил майор. - Вы слыхали про события в Солнечном?

  - Нет. Кажется, нет. Я не помню. Где это?

  - Далеко отсюда, на севере. Это крохотный райцентр, там больница, родильное отделение. С месяц назад там была кошмарная история. В одну ночь все четыре тамошние роженицы увидели поразительные, страшные сны. Им было видение, как в конце концов умрут их дети, которых они собрались там рожать.

  Важдаев молчал.

  - Одна увидела пожилого мужчину, осевшего на сиденье в непривычного вида вагоне - то ли электричка, то ли метро, то ли не метро. Она поняла, что наблюдает чью-то смерть, но поначалу никак не связала это с собой, только поразилась необыкновенной яркости и убедительности картины. Второй приснилась её будущая дочь, наверное, лет пятидесяти или, может, моложе, только вымученная болезнью. Она умирала, скорее всего, дома в окружении близких. Лицо одного из них разительно напомнило роженице кого-то из её нынешней родни, это её озадачило и немного встревожило, но до конца смысл картины в тот момент не поняла и она. Третья увидела своего сына, тогда ещё тоже не зная, что это он. Ему было лет восемнадцать - двадцать, он был в солдатской форме, ранен в живот, и его закапывали живьём несколько вооруженных людей в камуфляже.