Литмир - Электронная Библиотека

  - Нет!!!!! - заплакал Пяткин, - Господи, нет!!!!

  - Смелее! Ещё несколько последних мгновений, и вы не узнаете души своей и самого себя...

  - Потому, что это буду не я, - рыдал Пяткин, глотая слёзы. - Не я! Я остался здесь. Я не простил.

  ТЕЛЕСНЫЕ НАКАЗАНИЯ

  В жизни Скрепкину не везло, не повезло ему и в смерти. Он повесился в марте 2013 - памятном году в истории самоубийств. Верховная Инстанция, озабоченная ростом суицидов, как раз находилась в активном поиске противодействующих средств и проводила очередной эксперимент. Рассуждалось примерно следующим образом. Лишь небольшой процент самоубийц накладывает на себя руки сколь-нибудь приличным и безболезненным образом, подавляющее же большинство вынуждено применять способы мучительные и мерзкие; по сути, они пытаются избавиться от жизненных невзгод посредством кратковременных невзгод гораздо более страшного порядка. Ключевым словом инициаторы эксперимента считали прилагательное "кратковременные". Барьер, от которого душа в обычном её состоянии отшатнулась бы с ужасом и отвращением, отчаяние преодолевает зажмурив глаза и в надежде на скорое освобождение от всех своих бед разом. То, что по внутренним свойствам своим идентично пытке, несчастный воспринимает как болезненную, но необходимую и недолгую лечебную процедуру. Требовалось иначе расставить акценты, и посему было постановлено сохранять и после смерти в теле и сознании самоубийцы последние уничтожающие муку и боль, тем самым принудив колеблющихся отказаться от непоправимого решения, как от большего зла из двух.

  Как и от общей массы подобных проектов, Верховной Инстанции, в конце концов, пришлось отказаться и от этого. Несколько уменьшив показатель самоубийств с одной стороны, он неожиданно увеличил его с противоположной. В жизнелюбивой и атеистической среде нововведение стало рассматриваться порою как некий, далеко не самый лучший, но реальный суррогат бессмертия; способность чувствовать после смерти хотя бы боль кое-кому представлялась большим благом, чем неспособность чувствовать ничего, и лица, от которых прежде это было бы удивительнее всего ожидать, в преддверии своей неминуемой естественной смерти начали массово уходить из жизни по собственной воле, естественно, по возможности максимально безболезненным или минимально болезненным способом. Впрочем, речь не о них.

  Речь о Скрепкине. Ему, как и было сказано выше, не повезло. Под новую кампанию он попал одним из первых и, помимо прочего, вошел в число тех, кто в качестве призраков должен был возвестить миру о нововведении, поскольку газеты у Верховной Инстанции не в чести. Давно пробила полночь первых суток эксперимента, и крылатый Эмиссар свершил уже большую часть своего пути, вполне удовлетворенный инспекцией. Освобожденные из темниц трупов своих, где в безъязыкой муке выли они днесь и бились о рёбра, самоубийцы на воле корчились и потрясали руками в жуткой разъяснительной пантомиме. Страшная весть уже катилась по миру живых, набирая неостановимый ход, но в хрущёвке Скрепкина стояла тишина. Единственный близкий родственник брат, по обычаю коротавший ночь у гроба, спал, уткнувшись лицом в диван, а Скрепкин, сидя на стуле над собою самим, брезгливо и мрачно изучал останки; сам себе он явно не нравился, выглядел он неважно, но неважно он выглядел и не нравился себе самому еще при жизни. Свойства эти, вполне возможно, в нынешнем нём несколько усилились, но принципиальных изменений, казалось, не претерпели.

  - Знаете, я неправильно жил, - объяснил он ситуацию, - неправильно в массе аспектов, но нам сейчас важен следующий. Я постоянно зацикливался на своих ошибках, а ведь право на ошибку подобно дыханию, оно неотделимо от живого человека, этому нас учит современная психология - наука, которую я, боюсь, ценил недостаточно. Ошибиться может каждый, ошибку нельзя игнорировать, её, напротив, надо проанализировать и сделать выводы, но нет смысла плакать о пролитом молоке, не стоит без конца мучиться, нужно уметь себя простить и жить дальше. Только сегодня я оценил всю мудрость этого правила. Я повесился, это была ошибка, я проанализировал её, простил себя и больше не мучаюсь. Давно, собственно, ещё в петле.

  - Но психология, - несколько озадаченно заметил Эмиссар, - в подобных случаях говорит скорее о муках нравственных, вряд ли физических...

  - Произвольное ограничение, - подумав, сообщил Скрепкин. - Хотя, возможно, поверхностно оправданное, но только что поверхностно. Если, по-вашему, современная психология в случае ошибки предлагает исключить моральные терзания и сохранить физические, что ж это выходит, современная психология выступает за телесные наказания? Абсурдное предположение, совершенно абсурдное, - убеждённо заключил Скрепкин, - вздор в чистом виде.

  - Однако, что бы по этому поводу ни говорила современная психология, сейчас вы подвергаетесь именно телесному наказанию, а у него свои законы. До сего момента, мне казалось, неотменимые, - признался инспектор.

  - Да я привык, - махнул рукою Скрепкин. - Вчера ли это началось? Телесное наказание моё пошло еще с телесного воплощения, никогда мне не было так спокойно и бесхлопотно, как до зачатия, проблемы стали нарастать только после соединения сперматозоида с яйцеклеткой. Вы что же, думаете, моё положение при жизни много отличалось от нынешнего? Мне тоже было больно, душно и одиноко, все они, - Скрепкин кивнул в сторону спящего брата, - так же всю жизнь были ко мне задом, и свой труп в будущем я провидел внутренним взором с той же ясностью, с какой вижу его в настоящем. Так вот, я и кричал, и скулил, и выкатывал глаза, и молил о воздухе, что мне это, помогло хоть чуть? Я попытался сбежать от вашего телесного наказания, мне это не удалось, сейчас я фактически в том же положении, что и прежде, что ж мне, снова творить те же не оправдавшие себя действия, что я, совсем не обучаемый, что ли? Современная психология в целом только за ошибки, но любой современный психолог в отдельности сказал бы, что я дурак, и был бы совершенно прав!

2
{"b":"698069","o":1}