Седой удовлетворенно кивнул:

  - Я рад, что я в вас не ошибся. Что же до того, что мне от вас нужно, вы не поверите, но мне от вас нужно просто поговорить.

  - На тему?

  - Произвольную. Предлагаю, как учили мудрейшие, вернуться к предпоследнему замечанию. Итак, как вам нравится мой предположительно кузнецовский парадокс?

  - Средне. Сгоряча забавно, но, в общем, не Бог весть что. Таких парадоксов при желании можно насочинять тысячу.

  - Перечислите, пожалуйста, первые восемнадцать, - предложил собеседник. - Впрочем, не нужно. Я с вами совершенно согласен. Действительно, на первый взгляд забавно, при повторении и размышлении - скучно и в целом не стоит внимания и труда. Точь-в-точь как с человеческой жизнью. В конце концов, если живёшь достаточно долго, она неминуемо превращается в кошмар. Вы знаете, я бессмертен.

  - И сколько вам? - вяло поинтересовался Кузнецов.

  - Шестьдесят четыре.

  - Что-то не густо.

  - В следующем году будет шестьдесят пять, - признался седой. - В следующем веке - сто шестьдесят пять. Кащей тоже когда-то был дитя. Я пока не прожил срок нормальной человеческой жизни. Потом проживу.

  - В общем, конечно, просто и логично, - согласился Кузнецов. - Но для человека, решившего выдавать себя за бессмертного, все-таки как-то внешне малоубедительно.

  Собеседник огляделся, словно что-то ища, нашел.

  - Домам на этой улице более двухсот лет, - сказал он. - Материал, из которого они созданы, в десятки раз крепче материала, из которого были созданы их строители, и времени и сил для обработки он требует соответствующих, иными словами, совершенно избыточных. Призванные обезопасить жизнь своих творцов, они отняли от нее не меньше, чем сохранили. Уж не хотите ли вы сказать, что возводя эти троекратно пережившие их стены, каменщики думали о нас с вами? Не пытаетесь ли вы внушить мне совершенно абсурдную мысль, что им на нас, Кузнецовых, было не плевать?

  - Само благородство говорило сейчас вашими устами, но к чему это?

  - Это к тому, что все мы выдаем себя за бессмертных, и все малоубедительно. Разница лишь в том, что я собираюсь делать это до скончания времён. Давайте теперь поговорим об очереди.

  Кузнецов вздохнул. Тщательно не глядя на собеседника, он медленно обвел взглядом окружающее пространство, без энтузиазма попытался сосредоточиться на чём-то слева, потом еще чуть левее, потом он сдался:

  - Видимо, планируется, что я спрошу "О какой?"

  - Да, это было бы желательным. Не скрою, я надеялся именно на это. Искусство убедительного ответа почти полностью состоит в подведении собеседника к правильному вопросу. Давайте сначала поговорим об очередях в целом.

  - Я внезапно почувствовал, что именно для этого сюда и пришел. Вот прямо только сейчас. Может, вы, наконец, объясните, что вам нужно?

  - Как раз этим я и намерен заняться. Очередь, - сообщил седой, - в том разрезе, в котором это социальное явление нас сейчас интересует, есть строго упорядоченная последовательность индивидов, имеющих целью оказаться в определённом месте с минимальным количеством раздоров, конфликтов и разногласий. Согласны?

  - Думаю, мне будет проще ответить "да", - ответил "да" Кузнецов.

  - Прекрасно. Все мы стоим в очереди к смерти, - сказал собеседник, - и каждый пойдёт туда в свой черёд. То есть, почти все и почти каждый. Я не стою. Я бессмертен, я вам, кажется, уже говорил. Я ушёл из очереди, и это главная причина, почему я сейчас здесь и беседую с вами. Дело в том, что изначально хронологически именно вы должны были умереть непосредственно вслед за мною. Но я ушёл из очереди, и как всякий порядочный ответственный человек на моем месте я адресуюсь к вам, чтобы показать, за кем вы сейчас будете и кого вам держаться.

  - А то что?

  - А то, что иначе с вами, надо полагать, произойдет то же, что происходит в любых других очередях с людьми в вашем положении. Вы, скорее всего, попадете, куда собирались, но с большими трудностями, чем планировали.

  - Например?

  - Например, вам отрежут голову.

  - Что-то до боли знакомое, - усмехнулся Кузнецов. - И кто это будет враги, интервенты?