Только на следующий день стало известно, что на директора было совершено нападение. Она в больнице с многочисленными травмами от побоев, рассказала, что вечером около парадной к ней подошли два парня и, сказав «делай что говорят, отдай мальчишку», сбили ее на землю и затем избили ногами. Похоже, цели не было убить ее, так как она должна была выполнить это требование, но потеря сознания и вышедшие на шум соседи по лестнице, возможно, спасли от смерти.

…Но этот эпизод будет потом, когда Ване будет семь лет, а сейчас… после того, как малыш покушал, Любовь Степановна посадила его на диван, села напротив него на детский стульчик, взяла его ручонки и спросила:

– Сынок, как тебя зовут?

– Ваня.

– А маму?

– ………

– А папу?

– Ваня.

– Ваня – это ты, а как папу звать?

– Ваня.

– Ну, хорошо, Ванечка, стало быть, ты у нас Иван Иванович. А сколько тебе лет?

Мальчик серьезным, не детским взглядом посмотрел ей в глаза, но ничего не ответил.

– Тебе, наверное, два или три года, – неуверенно, тихо сказала Назарова и показала ему сначала два, а затем три пальца. – Может на пальчиках покажешь?… Нет?… Не знаешь?… Ну и ладненько.

Она задумалась, что же делать дальше, малыш ухоженный, не уличный, явно его ищут, через день, максимум два все прояснится.

– Ну что ж, Иван Иванович, – улыбнулась Любовь Степановна…

В кабинет вошла Марина Борисовна, воспитатель, которая всегда замещает директора во время ее отсутствия:

– О-о! У нас пополнение!

– Да непонятно, что делать. Привезли Ванечку с вокзала. А мальчик-то домашний, по всему видно… родители вот-вот объявятся. Пока побудет у нас…

– Сколько же ему?

– Не больше трех, если меньше, то надо передавать в дом малютки. Вот что, Марина, я решила – брошенный он или потеряшка, не будет никто искать, значит, сиротка и тогда по обычной схеме все оформим.

– Любовь Степановна, рискованно держать без оформления…

– Это я беру на себя, в РОНО есть контакты, есть понимающие люди, прорвемся! Ты посмотри, как он внимательно слушает, похоже – все понимает…

– Это он сказал, что Ваня, а может Вася, – засомневалась Марина.

– Он, а кто же еще, не сама же я придумала. И отец у него Иван. Вот фамилию не говорит, да и мать не называет, может, не помнит.

Марина засмеялась и наклонилась к ребенку, погладила по голове.

– Шустренький паренек, смотри-ка, улыбнулся – нисколько не боится незнакомой обстановки.

– Сущий ангелочек, – восхитилась Назарова, – а вот почему-то, уверена, нет у него матери. Видела бы ты как, он сразу же обнял меня… иди ко мне, мой хороший, – дрогнувшим голосом промолвила Назарова, увидев, как Ваня протянул к ней ручки.

– Видишь, – женщина прижала к себе ребенка, – он признает меня как маму.

– А отец?

– Мы с тобой всю жизнь работаем с детьми. Я же вижу, что имя Ваня он повторяет автоматически. И свое и будто бы отца, а его – то нет. Я звонила на вокзал, никто не объявился. В общем так, – твердо сказала Назарова,– он останется здесь. Медик оформит заключение, что мальчик по всем параметрам соответствует возрасту трех лет. А фамилию ему дадим сами… найденыш – Найденов, так у нас есть Костик Найденов, чуть постарше. А… сегодня суббота… значит Субботин… Иван Иванович Субботин…

– А чего он все держит шапку, – удивилась Марина Борисовна, – Ванечка, дай шапочку.

Мальчик протянул ее Любовь Степановне.

Женщины разглядывали изображение на бейсболке и никак не могли понять, что это такое.

– А ведь по этому фирменному знаку, можно установить продавца и хоть что-то выяснить о покупателе, – сказала Назарова.

– Но что это такое? Ничего подобного не видела. То ли иероглифы, то ли схема какая-то, хотя не похоже ни на то, ни на другое… мешанина какая-то.

– Ладно, потом будем разбираться, – Любовь Степановна положила шапку в ящик шкафа.– Да и найдутся же его родители и все выяснится.

Но так никто и не объявился по поводу пропажи ребенка. Директор давала объявления в прессе, информация прошла по телевидению – результат нулевой. А про шапочку она забыла, а когда вспомнила о ней – найти не смогла.

Санкт – Петербург, июль 1995 года

Ване Субботину исполнилось восемнадцать. Он подлежал, как совершеннолетний, выходу из детского дома, но Любовь Степановна пошла на нарушение – «выпишу только тогда, когда парень получит нормальное жилье, а не место в общежитии», жестко заявила она в органах опеки, жилищном комитете района.

Между растущим мальчиком и стареющей директрисой в течение всех пятнадцати лет отношения сложились такие, какие есть у родной матери и сына.

Было тяжело поначалу, когда ей приходилось прятать ребенка и его документы от настойчивых усыновителей. Потом стало в этом смысле полегче, поскольку подростков редко усыновляют: сложившийся характер и мировоззрение, генетическая наследственность становятся, как правило, непреодолимыми для приемных родителей препятствиями и изменить юношу или девушку по своему вкусу и пониманию воспитания уже никому не под силу.

Назарова всей душой бездетной женщины прикипела к мальчику, отвергала и решительно пресекала все слухи и сторонние предположения. Коллеги же смотрели на их отношения нормально, не только, потому, что по-человечески одобряли, но и из солидарности коллектива, который был Назаровой тщательно подобран и бережно сохранен все эти годы.

Тем не менее, Ваня не был на особом положении среди воспитанников: для него не было исключений из всех правил и традиций, требований в учебе и поведении. Учился он не лучше и не хуже других, вел себя также как и другие, не выделяясь особым прилежанием, послушанием или озорством.

Замечались некоторые особенности, как у каждого ребенка, не более того эпизодическое уединение, уход в себя, изучающий, задумчивый взгляд на окружающих.

В большой шумной семье такое бывает, это естественное стремление любого иметь свое личное пространство.

У каждого человека есть индивидуальные качества, какие-то отличия, признаки, психологические нюансы. Есть у любого пристрастия, увлечения, которые он проявляет и которое видят в нем другие. Но есть также у каждого что-то такое особенное, личное и даже талантливое, о чем он и не догадывается и всю жизнь часто оставляет нереализованным. Порой интуитивно ребенок, подросток дает сигнал о своем интересном, уникальном качестве, но сам же не замечает его. Это бывает так редко и так буднично, что остается не замеченным и теми, кто мог бы развить в малыше это качество до совершенства: педагоги, психологи, родители или опекуны.

Попытки попробовать реализовать желание и умение ребенка в различных направлениях, по-существу правильны. Именно так, методом «тыка», который, к сожалению, лишь сопутствует модным установкам, определяется модой, но все-таки нередко находит применение способностей в той узкой и единственной сфере, где совпадают и желание и талант.

Но ведь случается, когда вдруг всплыло на мгновение, проявилось спонтанно, внезапно что-то замечательное у ребенка, но взрослые, задавленные повседневными проблемами, удручающей занятостью, отсутствием свободного времени, не обращают внимание на это обстоятельство и непроизвольно подавляют в нем порыв, может быть удивительный и необычный, и, увы, огонек мечты угасает.

Любовь Степановна ежедневно следила за проявлением интересов Вани и его способностей: учился нормально, на четверку, но иногда, довольно-таки редко, удивлял запоминанием текстов, быстрым результатом решения математических действий.

Физически развивался по возрасту, но пару раз поразил внезапным интересом к физкультуре – двадцать раз подтянулся на турнике и тридцать отжался на полу.

Был безразличен к музыке и рисованию, но однажды, когда ему было семь лет, акварелью нарисовал две картинки: одна – «Осень» с изображением косого дождя и согнувшихся от ветра деревьев, вторая – портрет мальчика с угловатыми чертами лица и геометрическими линиями фигуры, а третью – космос, маслом.