Когда Анна вошла в келью, то сёстры уже находились там и ожидали её. На сестрах были надеты просторные белые рубашки, такие же, как и у неё. Улыбнувшись Анне, они указали ей на кушетку, застеленную белым. Кушетка была очень широкой, и это удивило Анну. «На ней я могу поместиться четыре раза» – подумала она и тоже улыбнулась сёстрам Гедемине и Веронике.

Рядом с кушеткой стоял столик, покрытый белым куском ткани. На нём ровным рядом лежали инструменты. Вид инструментов привёл Анну в ужас, и улыбка тот час сошла с её лица. Больше всех пугала большая сверкающая игла, загнутая с одной стороны.

Анна посмотрела на сестёр и вскинула брови.

– Не бойся, Анна. – Сестра Гедемина, говорила низким голосом и улыбалась. При этом её подбородок дрогнул. – Тебе не будет больно. Ты выпьешь вот это. – Сестра Гедемина до половины наполнила небольшой стеклянный сосуд. Сестра Вероника тоже улыбнулась. Она сложила ладони у груди, и Анна заметила, как подрагивают её пальцы.

– Что это? – Спросила Анна.

– Это снотворное. – Сестра Гедемина протянула сосуд с жидкостью Анне. – Ты выпьешь и вскоре заснёшь. А когда проснёшься, то Пресвятая Гермиона Заступница уже будет с тобой.

– На всю жизнь. – Добавила сестра Вероника.

– Я завидую тебе, Анна. Скоро ты станешь сестрой, такой же, как и все, как мы, как матушка Тереса.

Анна улыбнулась и взяла сосуд из рук сестры Вероники.

– Пей.

– Пей и ложись. Всё остальное мы сделаем сами.

Анна поднесла сосуд к губам. Сёстры Гедемина и Вероника улыбнулись ей, подбадривая. Их лица раскраснелись, дыхание сделалось шумным, а глаза сияли от возбуждения.

На вкус снотворное оказалось сладким, будто фруктовый сок.

– Вот, молодец. А теперь ложись.

– Анна забралась на кушетку и улеглась ближе к середине.

По телу разлилось тепло. Появилась приятная истома. Веки начали тяжелеть. Всё вокруг стало ей безразлично. Она смотрела на происходящее из-под полуопущенных век, будто со стороны.

Дверь в келью отворилась. Вошла матушка Тереса. В её глазах Анна заметила такой же блеск, как и в глазах сестёр Гедемины и Вероники. Матушка что-то спросила, сёстры ответили ей, кивая головами. Матушка Тереса кивнула в ответ, и тогда все трое сбросили с себя белые сутаны и остались совсем без одежды. Но Анну это нисколько не удивило, она уже засыпала. Потом сёстры легли рядом с ней, а матушка Тереза нависла сверху. Анна почувствовала, как большая и тёплая грудь матушки Тересы коснулась её коленей. Сёстры склонились над ней и стащили с неё рубашку. Их глаза сверкали. Дыхание участилось, они целовали Анну в щёки, в губы и шею, их тела вздрагивали, а губы были горячими и сухими.

Анна попыталась сказать, что благодарна им за всё, но губы не слушались её, как и всё тело. Лица сестёр и матушки Тересы слились. Анна погрузилась в сон и последнее, что она услыхала, были слова матушки Тересы, долетевшие к ней издалека:

– Плеву не повредите, кошки.

Глава 4

Анна проснулась в своей келье утром. Тело горело под одеждой, будто его тёрли чем-то шершавым. Голова была ясной, но бодрости она не ощущала. Она села на кровати, зевнула и почувствовала пощипывание в левой части груди. Спрыгнув на пол босыми ногами, она встала перед зеркалом и спустила рубашку с плеч. Прямо над левым соском Пресвятой Лик Гермионы Заступницы переливался всеми полутонами настроения Анны. Гермиона зевнула, с трудом разлепила веки и едва растянула губы в улыбке.

По сути, как ей потом объяснила сестра Гедемина, татуировка лика Гермионы – это просто экран, состоящий из миллионов нано-экранов, вживлённых в тело Анны в виде имплантатов. Экран всегда показывал одно и то же, а именно Светлый Лик Пресвятой Гермионы Заступницы. Но, связанный с нервной системой, Лик изменялся в зависимости от настроения носителя. Индикатор эмоций – он никогда не обманывал.

Гермиона стала для Анны первой и лучшей подругой, подругой, которой признаются в том, в чём многие не всегда признаются даже родителям. Они стали сёстрами.

– Здравствуй милая! – восклицает Анна, и Гермиона весело подмигивает подружке, зелёными проницательными глазами. – Что же мне делать, милая Гермиона? Сестра Ангелина не хочет расстаться со мной? Мы теперь просто сёстры, а ей и невдомёк, что её маленькая Анна уже выросла? Что ей уже впору монашеская сутана и накидка. Что она уже не носит чепчиков и пижамок, и гольфиков, и трусиков с кружавчиками? – Гермиона чуть сдвигает брови и кивает с пониманием, на которое способна только настоящая подруга. Анна складывает ладони перед грудью. – Ах, милая подружка, ты как всегда права. Всё изменится со временем, а пока я буду щадить свою названную маму, ведь она была так добра ко мне. Спасибо тебе милая Гермиона! – Приблизив лицо к зеркалу, и вытянув дудочкой губы, Анна целует подружку и та светится благодарной улыбкой.

– А ещё сестра Элла. Она зла на меня и обижена за то, что всё у меня получается лучше, чем у неё. Но я в этом не виновата. Виновата только сама сестра Элла и её лень. Мне иногда хочется отлупить её посильнее, но потом я вспоминаю, что мы сёстры и всё проходит.

Гермиона снова подмигивает ей.

– А ещё есть сестра Моника. Она очень нравится мне и мы с ней всегда вместе. Мы с ней подруги, как и с тобой. Сестра Моника всегда всё знает. Она говорит, что мы вырастем, и будем служить. А, что такое служить, милая подружка?

Гермиона улыбается и пожимает плечами.

– Хорошо, милая подружка, я спрошу у сестры Моники ещё раз.

Вздохнув, Анна стянула шнурки рубашки, и закрепила ворот сутаны. Она улыбнулась, забралась коленями на кровать и посмотрела в окно.

За крошечным окошком кельи уже зарождалось утро нового дня. Кукушечка, извиняясь, выглянула из часового домика и пять раз сообщила о том, что монастырь проснулся.

Глава 5

Жизнь в монастыре напоминала период весеннего разлива рек, когда вырвавшись на свободу, вода заполняла каждую впадинку, каждое углубление. Точно так же каждая минутка каждой монахини была расписана и заполнена деяниями.

Весь день они либо занимались образованием, либо получали профессиональные навыки, либо молились, либо исполняли обязанности. Свободным временем считался один час на еду с двенадцати дня, и шесть часов с двенадцати ночи, для сна и планирования дел на следующий день. На самом деле радужным всё было только на плакате у входа в приют. Монахинь готовили к тяжёлой жизни. Действительность диктовала свои условия.

Понимая, что с сиротским прошлым в обществе, где всё зависит от принадлежности к тому или иному клану, на многое рассчитывать не приходилось, руководство монастыря готовило из монахинь высококлассных секретарей и хоум-менеджеров. Отточив до филигранности мастерство воспитанниц, монастырь занял нишу в сфере подготовки специалистов особого уровня. Этот живой товар пользовался спросом безоговорочно, что позволяло монастырю не просто выживать. Экономика, многоуровневый менеджмент, психология и логистика, этикет, основы инжиниринга, педагогика, медицина, искусство в сочетании с общеобразовательными дисциплинами позволяли девушкам занять зависимое, но стабильное положение в обществе и обеспечить себе безбедную старость.

Привычная сфера деятельности выпускниц приюта – это управление элитными клубами, гостевыми холлами и увеселительными заведениями высшего разряда, ведение домашнего хозяйства элитных особняков и имений, секретариат высшего класса. На общем фоне их выделяли безупречными манерами и риторикой, идеальным внешним видом. На них останавливали взгляд, к их мнению прислушивались, им доверяли. Не многим из них удавалось завести семью, основная же масса проживала отведённое им время в одиночестве.

Всё в их жизни занимала работа. Безрадостная картина, но другой возможности найти своё место в обществе для сирот просто не существовало. Всё же это лучше чем работать в цехах или служить в армии, где многие не дотягивали и до сорока.