А еще чувство такта, потому что ни один воспитанный человек не будет вести себя так, как Кирилл. И упиваться тем, как страдает другой.

Чувствую, что к глазам подступают бесполезные слезы, продолжаю пытаться вернуть себе ноутбук. Но тщетно: Кирилл отмахивается от меня, как от невесомого мотылька, а потом, видимо, ему наскучивает это занятие, потому что он неожиданно предлагает:

– Отдам ноутбук, если честно ответишь на два вопроса.

Смотрю на него в упор и молчу.

Молчу, чтобы позорно не разрыдаться и не допустить слабости, попросив помощи у других.

Это моя проблема, и я справлюсь сама.

– Честно ответишь, – повторяет с нажимом он. – Поняла?

Не отвечаю, но, видимо, он понимает, что я у него на крючке и выполню это простое условие, потому что удовлетворенно кивает и наконец озвучивает цену выкупа:

– Ты уже целовалась? И если да – назови имена.

В ушах начинает звенеть, лицо покрывается пятнами – чувствую это. И, кажется, вижу свое нелепое отражение в синих глазах, которые внимательно за мной наблюдают.

Имена…

Он думает, что я встречалась уже не с одним…

Я настолько теряюсь и от этого предположения, и от вопроса, но больше – от требовательности, которая звучит в его голосе. Как будто он вправе знать обо мне все. Даже то, что не знают другие.

Поэтому пропускаю момент, когда ноутбук остается лежать на кровати, а Кирилл оказывается напротив меня.

Высокий…

Какой же высокий…

Наверное, поэтому у всех его подружек такие огромные каблуки, потому что иначе они до него не дотянутся…

Испуганным ворохом проносятся мысли и застывают подобно желе, когда он вдруг обхватывает пальцами мой подбородок, заставляя смотреть на себя, заставляя не прятаться. И, видимо, от испуга я не могу вспомнить ни одного мужского имени, кроме…

– Лука и Егор, – произношу едва слышно.

И едва не глохну от его нового приступа смеха.

Мое лицо просто горит из-за глупости, которую ляпнула. Ну да, назвать в качестве своих парней сразу двух сводных братьев – это провал.

Перестав хохотать, Кирилл берет меня за руку, легко преодолев мое сопротивление, подносит к своим губам, и я уже думаю, что он… что он…

Он проникновенно смотрит в мои глаза, поглаживает мою ладонь подушечкой большого пальца, отчего я впадаю в странное оцепенение, и душевно так говорит:

– Внесу вклад в твой будущий опыт. Если хочешь, чтобы хоть один мужчина когда-нибудь поцеловал костяшки твоих пальцев, сделай так, чтобы у тебя появились эти костяшки. Пока их даже руками трудно нащупать. У меня вот не вышло.

Он отпускает мою ладонь.

Сзади что-то оглушительно хлопает…

Вздрогнув, выныриваю из ватного кокона воспоминаний, оборачиваюсь на звук и понимаю, что это приятели Кирилла, не вытерпев, сами открывают шампанское.

Кстати, Полина уже среди них. Смеется, ничуть не расстроившись, что игристое вино попадает на ее новое платье. У нее много нарядов, она в любой момент может подняться в комнату и сменить один на другой, так что меня смущает не это. А то, что она тоже тянется за бокалом.

Может, сделает для вида пару глотков?

Заметив мой взгляд, сестра специально становится так, чтобы повернуться спиной. Ладно, она знает, что делает. По крайней мере, она в настроении, что в последнее время редкость.

Отвернувшись, недоуменно смотрю на Кирилла, удивляясь, что он еще здесь. Его компания уже подает ему знаки, торопит, чтобы присоединился к ним, а он так и стоит напротив меня.

– Ну так как? – интересуется он.

С трудом вспоминаю, о чем он. А когда меня осеняет, не могу отказать себе в удовольствии и смеюсь.

Смеюсь так громко, что кое-кто из важных гостей оборачивается, но это не имеет значения. Для меня уже нет.

Куда больше меня занимает то, как хмурится мужчина напротив меня. Не может понять, что смешного. А это ведь просто.

Делаю шаг к нему, так же, как и он до этого, притворяясь, что собираюсь обнять от излишка трепетных чувств. Провожу пальцами по вороту его пиджака. Он опускает голову, загипнотизированно следя за моими движениями, и так даже лучше, пусть мой ответ останется между нами.

– Интересно, почему я должна отвечать? Шантажировать меня больше нечем. Я не на исповеди. Ты мало похож на человека, перед которым мне хочется упасть на колени и покаяться в своих прегрешениях, – перечисляю я, старательно стряхивая с его пиджака несуществующую пылинку. – С другой стороны, именно ты внес первую лепту в мой опыт в подобных вопросах…

Его дыхание настолько тяжелое, что шевелит мои волосы на макушке. Но когда я делаю паузу, оно обрывается, словно он боится, что из-за гула гостей меня не услышит.

Не доводя его до кислородного голодания и себя до проблем – не уверена, что первую помощь умеет оказывать кто-то, кроме меня, – продолжаю с улыбкой:

– Я уже довольно давно сделала так, чтобы костяшки моих пальцев были видны.

После чего еще раз, но уже куда медленней, чтобы это заметил и он, провожу пальцами по его пиджаку и решаю, что с пылинкой покончено.

Как и с душевными разговорами.

Хочу отойти, затеряться среди гостей, но не успеваю.

– Алиса! – зовет меня мама.

Бросив взгляд в ее сторону, замечаю рядом с ней и Федором Ивановичем незнакомого мужчину.

Федор Иванович что-то говорит этому гостю, мама нетерпеливо машет рукой и подмигивает, незаметно кивая на незнакомца.

Несмотря на то, что на вид ему около сорока, может даже чуть больше, выглядит он хорошо. Подтянутый, довольно интересная внешность, хотя черты жестковаты.

Вспомнив ее просьбу, с трудом давлю вздох, понимая, к чему это все.

Но праздник, вежливость, да и Кирилл все еще рядом…

Изображаю сияющую улыбку наивной девушки, которая ни о чем не догадывается, и направляюсь к своему новому потенциальному ухажеру.

Но делаю только шаг, и…

Кирилл хватает меня за запястье. Довольно сильно, приходится остановиться и развернуться к нему, чтобы вырваться. Улыбнувшись родственникам – мол, извините, на секунду еще задержу, не виделись столько лет, – он пронизывает меня тяжелым взглядом, от которого хочется спрятаться, и буквально цедит каждое слово:

– Не торопись с выводами. Возможно, однажды ты сама захочешь опуститься передо мной на колени.

Его предположение настолько смешно, что хочется рассмеяться.

Но я не могу.

Отчетливо понимаю, что он имеет в виду, но главное ведь не в этом. Главное в том, что он абсолютно не шутит и действительно допускает мысль, что я могу…

Кивает, сминая мое недоверие.

Склоняет голову набок, проходится по мне придирчивым взглядом.

– Только запомни: тебе придется очень… – Подушечка его большого пальца начинает скользить по моим костяшкам, словно проверяя, что они действительно есть. – Очень постараться, чтобы я принял твое покаяние.

Хрен знает, с чего меня так заносит.

И почему вместо того, чтобы дать ей уйти, мелькает сумасшедшая мысль затащить ее в дом, прижать к стене и искусать до беспамятства ее губы, чтобы она сама опустилась передо мной на колени.

Наверное, выводит из себя ее дерзость.

Раньше она всегда, даже в ущерб себе, предпочитала конфликту мир. А сейчас откровенно нарывается.

Вряд ли соображая – на что.

Иначе не улыбалась бы, а уже бежала к мамочке, теряя по пути тапки.

Хотя сегодня она изменила любимой обуви на плоской подошве и даже умело держится на довольно высоких каблуках.

Но выбор плохой.

Неудачный.

Потому что ее пухлый рот слишком близко. Так близко, что я с трудом давлю в себе желание стереть эту лицемерную улыбку своими пальцами.

Интересно, если и правда к ней прикоснусь – закричит или молча вытерпит, сделает вид, что ничего страшного не происходит, а потом бросится к защитникам, разукрасив свои обвинения?

Когда-то я был уверен, что знаю ее. И знаю глубже, чем кто-либо другой. Но даже если бы я не ошибся, человека может изменить даже день, не то что три года.