— Иди сюда, — Макар больше не раздумывал, обнял Элека и крепко прижал к себе. Громов, который до этого от слёз перешёл к нервному смеху, всхлипнул пару раз, сам вжался в Гусева и затих. — Ты сам, главное, с доктором не тяни, — через пару минут сказал успокоившимуся другу Макар.

— Я записался, на вечер, — пробубнил ему в шею Эл. — Только, если Серёжа лечиться не будет, то и мне ничего не поможет…

***

«Если б он только тогда не прогнал меня! — думал пригревшийся на груди у Макара Эл. — Ничего бы этого не было… Мы были бы вместе. Я ведь так его люблю… до сих пор».

Электроник вспомнил, как десять лет назад, окончательно потеряв связь с Урри, он приехал к Серёже в Новосибирск. Без предупреждения, просто физически не мог больше находиться вдали от любимого. С большим трудом он тогда нашёл его адрес, к детективу пришлось обратиться. А Серёжа даже в квартиру его не пустил. Они так и разговаривали, стоя на лестничной площадке. Сыроежкин сказал, что живёт не один, у него есть парень, и любые романтические отношения между ними с Элом давно позади, странно, что Электроник так этого и не понял. Потом предложил остаться друзьями и посоветовал больше без предупреждения не приезжать. Потом… Что было потом, Элек знал только со слов профессора. Виктор Иванович забеспокоился, что Элек долго не выходит на связь, стал обзванивать морги и больницы Новосибирска и обнаружил своё несчастное творение… в городской психиатрической клинике. Эла забрали прямо с улицы, где он около трёх дней неподвижно сидел на скамейке в городском парке. Бдительные прохожие вызвали скорую, и Эла отвезли в больницу. На контакт он не шёл и на внешние раздражители никак не реагировал. Хорошо хоть документы у него при себе были, иначе поиски Виктора Ивановича сильно бы осложнились. Под свою ответственность профессор Громов забрал Электроника в Москву, но в больницу класть не стал — Эл завис. Проблемы оказались и в электронной, и в биологической части мозга. С электроникой профессор с Машей разобрались сами — при создании Электроника Виктор Иванович оставил возможность внешнего вмешательства в электронную систему киборга. После перезагрузки Эл уже более менее мог себя обслуживать и вступать в несложные коммуникации с людьми. Однако, депрессия его обострилась, и тут уже профессор Громов был бессилен — требовалась помощь профессионала. Долгие месяцы лечения, подбор новых препаратов, и Электроник наконец пришёл в себя — даже ответил на Серёжины сообщения, которыми тот, оказывается, забрасывал его всё это время.

Естественно, Сыроежкин был в курсе молчания Эла — он неоднократно звонил профессору и справлялся о его здоровье. У Виктора Ивановича даже не было сил злиться на Сыроежкина — переживания за своё чадо совсем измотали его. «Тебя хоть немного совесть мучает? — лишь спросил как-то Сергея профессор. — Он ведь из-за тебя страдает». «Я всегда буду его другом, — ответил тогда Серёжа, — но не просите меня брать ответственность за его чувства». Формально Серёжа был абсолютно прав — это понимал и Виктор Иванович, и сам Эл.

Электроник сдался. Серёжа хочет только дружбы с ним? Хорошо, они будут друзьями. А то, чего хочет сам Эл — это его проблемы. Его и ничьи больше. Сознательно Элек жил жизнью обычного человека и вроде бы смирился с тем, что с Серёжей они никогда не будут вместе. А вот его организм взбунтовался — не в силах соединиться с любимым, он в некотором смысле сам решил им стать, каким-то непонятным образом копируя малейшие изменения, происходящие с телом двойника.

Новый круг личного ада Элека Громова обещал быть болезненным, но не скучным.

========== 6. Оборванная связь ==========

Гусев возвращался к себе от Эла в подавленном настроении. И киборга жаль, и на Сыроегу зла не хватает. А главное, как самому-то Макару, оказывается, повезло. Не, он и раньше знал, что Вовка — классный парень, и конкретно его любовь ничем иным как удачей, назвать нельзя. Но и в целом… Не встреться на его пути Корольков, гейская жизнь Макара вряд ли бы сильно отличалась от личной жизни Громова или, не приведи Господь, Сыроежкина. Хотя нет… он бы тогда с Зойкой остался, тоже не самый плохой вариант. От этой мысли Гусев несколько повеселел и ускоренным шагом двинул от метро к дому — сегодня у него выходной, завтра он работает, а послезавтра Вовка возвращается. К его приезду надо квартиру вылизать и холодильник нормальной жратвой затарить, а то самому для себя делать ничего не хотелось — Макар домой только спать приходил, всё время на работе торчал. И питался тем, что в кулинарии готового продавалось.

***

А вот Эл после визита Гуся и своей ему исповеди, облегчения вопреки ожиданиям не испытал. Зарылся с головой в свою трудовую деятельность и к концу недели почувствовал, что его уже тошнит — и от работы, от собственной физиономии в зеркале, которая так напоминает ему Сыроежкина, и от жизни в целом. И секса не хочется, даже по утрам не стоит. Хорошо хоть, он от личного общения с людьми избавлен, а то бы и вовсе на стенку полез. Зато Серёжина активность в сети значительно увеличилась — после давешнего неприятного инцидента и выволочки по телефону от Громова, Сыроежкин долго извинялся, сказал, что посетил доктора, и тот ничего криминального у него не обнаружил, традиционно обещал бросить пить и шляться и всё выспрашивал Эла о его жизни. Эл отвечал односложно и вообще желания переписываться с Серёжей не испытывал — был обижен. А ещё через пару дней он с трудом соскрёб себя с кровати и потащился к врачу — тому, который мозгами заведует. Биологическими. Доктор, однако, объективного ухудшения у Элека не нашёл, схему лечения оставил прежнюю и более сильные препараты выписывать отказался. «Ладно, здоровые люди тоже страдают от тоски, уныния и одиночества. И мизантропии, да. И никто таблетками их не лечит», — успокаивал себя Громов, следующие десять дней прилагая титанические усилия, чтобы подниматься утром с постели, идти в ванную, принимать пищу и выполнять минимум рабочих обязанностей. А когда в субботу ему позвонил Серёжа с очередной порцией извинений, на этот раз за отбитые почки, Электроник ему сказал:

— Знаешь, Серёжа, не стоит больше утруждать себя извинениями и пустыми обещаниями. Не спрашивай как я живу и не рассказывай о себе. Потому что мне всё равно. Я просто желаю тебе сдохнуть. Естественно, быстро и безболезненно. Единственная моя к тебе просьба — не затягивай с этим. Я устал, — и оборвал вызов. После чего удалил все свои не связанные с работой аккаунты и заблокировал сим-карту, оставив только рабочий номер, предварительно написав Макару, чтоб не волновался — с ним всё в порядке, просто не хочет ни с кем общаться. С Сыроежкиным особенно. Всё, теперь точно всё кончено, Серёжа не сможет с ним связаться. Последний этап — снять зеркало в ванной (побриться и с маленьким можно) и удалить Серёжину порнуху из телефона и с компа. Больше никаких двойников в жизни Элека Громова нет.

Целый месяц после этого решительного шага Элек провёл в эмоциональном анабиозе. Из квартиры не выходил — спал, ел, работал. Продукты и всё необходимое заказывал на дом. Спортзал, естественно, тоже не посещал, никак не развлекался — кино не смотрел, по интернету просто так не ползал, только по работе. Книжки не читал, даже в окно лишний раз не выглядывал. А ещё убрал со стены фотографию Виктора Ивановича. «Элек, мальчик мой, я создавал тебя человеком, пусть и искусственным. А ты превратился в бездушного робота», — с укором вещал ему профессор с портрета. «Кем ты стал, хозяин?» — тявкал с соседней фотографии Рэсси. «Не тебе меня судить, ты всю жизнь с Чингизом прожил», — парировал собаке Эл и его тоже убрал в стол. И брелок туда же спрятал.

«Грядущее — пепел, прошлое — мрак», — взглянув на своё «пустое» и обезличенное жилище, с какой-то мазохистской удовлетворённостью согласился с лирическим героем Армена Григоряна Электроник, и мысленно пожелал Серёже выпить яду. Вот только Серёжа, несмотря на явно сформулированное требование, этот свет покидать не торопился. И вообще телесно никак о себе не напоминал — то ли, в кои-то веки, стал вести здоровый образ жизни и перестал влипать в неприятности, то ли, что более вероятно, Эл просто разорвал свою психосоматическую связь с близнецом.