Серёжа просто не смог отпустить друга, так и потащил его к себе в квартиру. Макар и не сопротивлялся.
— Мама, Макар сегодня у нас остаётся, — заглянул к матери Серёжа, поставил её в известность и потянул Гусева дальше, в свою комнату.
— Позвони своим, Макар, чтоб не волновались! — крикнула им вслед Надежда Дмитриевна.
Далее последовал малоприятный телефонный разговор Гусева с матерью, потом она позвала к трубке мать Сергея, убедилась, что сын действительно у них и говорит правду, и только тогда дала добро на ночёвку Макара у друга.
Гусев же после всей этой нервотрёпки, вызванной стычкой с Денисом, потом объяснениями с родителями, почувствовал себя выжатым как лимон. Плюс ещё опьянение сказалось. В общем, вырубился Макар сразу, как Сыроега диван свой расстелил. Успел только Серёгу в охапку сгрести и с собой уложить, тот даже зубы почистить не смог сходить. Сначала думал выпутаться осторожно, чтоб Гуся не разбудить, потом плюнул — не самое это важное в жизни, в конце концов. Чистка зубов, в смысле. Главное Гусь рядом, ему в ухо сопит. После стольких-то недель почти полного игнора! Ну, чего ещё желать-то?
Ночью всё-таки Серёжа проснулся, в туалет захотелось. Заодно и до ванной добрёл. А на обратном пути понял, что легли они с Макаром в постель одетые. А это и не гигиенично, да и тело ночью отдыхать должно.
От своей одежды Серёжа избавился за полминуты. А пока раздевался сам, кое-как швыряя штаны и майку в сторону стула, всё смотрел на Макара. Будить его ужасно не хотелось, уж больно хорошо он спал. Да и неизвестно как спросонья Гусь себя поведёт, может, пошлёт Серёжу с его просьбой раздеться куда подальше и снова дрыхнуть завалится.
И Сыроежкин начал раздевать друга сам. Благо спал тот сейчас на спине, и можно было его не ворочать, рискуя не вовремя разбудить. Снял носки, расстегнул ремень и брюки, порадовался, что свитер Гусев снял ещё в прихожей вместе с верхней одеждой, расстегнул все пуговицы на рубашке и… замер. Столько раз он видел Макара и в куда более оголённом виде, но именно сейчас Гусев выглядел так… странно. Серёжа не смог даже этому точного определения подобрать, чтобы хотя бы для себя сформулировать, какие же чувства будит в нём вид спящего полураздетого товарища.
Серёжа включил ночник, чтобы лучше рассмотреть Макара. А потом понял, что только смотреть ему мало. Вроде бы, полночи проспав с ним в обнимку, Сергей не должен был смущаться того, что его тянет прикоснуться к другу, тем более, что раздеть человека, не дотрагиваясь до него, в принципе невозможно. Но он чувствовал себя чуть ли не вором, планирующим кражу века. С колотящимся сердцем и почти не дыша, Серёжа осторожно положил руку на живот спящего. Его ладонь стала медленно опускаться и подниматься в такт дыхания Макара, а Серёже вдруг нестерпимо захотелось прижать её сильнее, больше ощутить тепло и мягкость чужого тела, прочувствовать как скользит под его рукой кожа, как расслаблены обычно упругие мышцы. И вот уже Серёжа и сам не заметил, как одной рукой стал гладить друга по голому торсу, мять его бока, живот, грудь, задевать соски, под его прикосновениями превратившиеся в маленькие твёрдые шарики, а другой… Другой рукой Серёжа держался за собственный член и медленно себе дрочил.
Макар в отличие от него возбуждён не был, Сыроежкин в этом убедился, рассматривая через раскрытую ширинку его пах — ничего там сверх нормы не выпирало. Приподнять резинку трусов и изучить всё как следует Серёжа побоялся, пусть и хотелось ему этого до жути, — ещё разбудит Гуся, и всё, хана, тот, даже если в рыло ему за такое не закатает, то дружить уж точно не будет, к гадалке не ходи. Но и остановиться Сыроежкин тоже был не в состоянии — его охватила самая настоящая лихорадка: тело горело, кровь в ушах стучала так, что того и гляди, барабанные перепонки лопнут, и воздуха не хватало. Если сейчас же не спустит — умрёт от разрыва сердца. Или — яиц. Взорвётся, короче, и поминай как звали. Желая прожить ещё долго, и, по-возможности, счастливо, Серёжа встал на своём диване на колени рядом с Гусевым, спустил с себя трусы и стал дрочить, глядя на его грудь и живот. В своём воображении он уже видел, как вязкие белые капли пачкают Макару пупок и низ живота, долетают до груди и обязательно попадают на соски. В общем, остатков разума у Сыроежкина всё же хватило, чтобы успеть вовремя подставить вторую руку и кончить в собственную ладонь. Иначе он не то что в морду рисковал получить, Гусь бы убил его на месте, если б проснулся оттого, что Серёга на него слил — в этом Сыроежкин тоже был свято уверен.
Серёжа осторожно сполз с кровати, отдышался, потом нашёл свою не долетевшую до стула майку, вытерся об неё и, собравшись с духом, принялся за начатое и брошенное на полпути дело — раздевать Гуся.
Макар заворочался, замычал что-то сквозь сон, но зад приподнял и штаны с себя стянуть позволил. А вот с рубашкой вышло сложнее — вынуть из рукавов его руки так просто не получилось. Серёжа в итоге уселся другу на бёдра, обхватил обеими руками его за шею и что было сил потянул на себя. Гусев сел, с трудом разлепил один глаз, спросил: «Сыроега, ты чё?», попытался плюхнуться обратно, потом сообразил, что пока не снимет рубашку, ему этого сделать не дадут, кое-как помог Сыроежкину избавить себя от неё и, пробормотав: «Всё, я — спать, будешь трахать — не буди!», повалился обратно на постель. Ещё и задом к нему повернулся — то ли чтоб отстал наконец, то ли в подтверждение своих последних слов. И как по команде опять вырубился.
Серёжа забрался под одеяло, обнял со спины своего Гуся покрепче… и понял, что сна у него — ни в одном глазу. Сыроежкин до сих пор чувствовал себя каким-то взбудораженным, никак успокоиться не мог. И что на него нашло сегодня? Такой спермотоксикоз накрыл, что он на лучшего друга дрочить принялся, в буквальном смысле! Серёжа опять вспомнил, как смотрел на гусевское тело, такое маняще-беззащитное, практически зовущее его, на которое так и не попали капли его семени (к огромному Серёжиному сожалению!), и, естественно, опять захотел. Но настоящий ужас Сыроежкин испытал не от этого, а оттого что осознал, что лежит и на полном серьёзе обдумывает, как ему трахнуть Макара и при этом не разбудить. И не просто обдумывает, а трётся своим стояком о задницу друга. Сказанная Макаром в полусне шутка из бородатого анекдота невероятным образом стала интерпретироваться Серёжиным сознанием как руководство к действию.
Однако, ужас ужасом, а кончить опять хотелось до одури. Пришлось Серёже снова проявлять чудеса самоконтроля и удовлетворять себя так, чтобы не трясти диван и не разбудить друга. Правда, в этот раз он позволил себе маленькую шалость — перед началом он ухитрился незаметно приспустить с гусевского зада трусы, а после… Да, после он таки сделал то, что ему не удалось провернуть полчаса назад — весь свой аккуратно собранный эякулят Серёжа Сыроежкин, хороший мальчик из приличной семьи, взял и тщательно размазал по ягодицам, животу и груди Макара Гусева, своего лучшего друга, соседа и одноклассника. И только после этого смог счастливо заснуть.
Проснулся Серёжа в около восьми, первым делом ощупал всё также мирно дрыхнущего рядом Гуся (там всё на месте было — и трусы на заднице колом, и кожа на животе в засохшей сперме, и соски… ну, в общем, тоже в ней же), а потом схватился за голову сам — ночное безумство с его стороны вовсе не было случайностью, при воспоминании о нём Сыроежкина опять охватило желание. Серёжа от греха подальше сел на кровати, прошептал мантру: «Я не пидорас, у меня просто переходный возраст и недотрах, это нормально», клятвенно пообещал себе сегодня же на традиционной прогулке позвать Майку в гараж и там её наконец-то уже поцеловать по-настоящему (зря ему Эл что ли так подробно объяснял, как это делается!). И если повезёт, там же можно будет и потискаться с ней вдоволь. О большем думать пока рано. Так что, если всё пойдёт по плану, то беспокоиться нечего — он нормальный парень, а недоебит — не порок, а обычное физиологическое состояние молодого здорового организма в период полового созревания.
