Недостаточно данных для анализа. Скорректируйте и повторите запрос.

Она встала.

— Извини, — прохрипела она и натужно откашлялась. — Пить я, кажется, разучился.

Стоять было больнее всего, в пояснице пылал пожар, огоньки от которого разбегались по всему телу. Она осторожно опустилась обратно на диван и запустила имитатор личности, прощупывая защиту ее милого, любимого ангела.

Внешнее подключение — чисто и пусто. Какая доверчивая девочка. Синхронизация? Да.

Осталось девяносто пять процентов.

Осталось восемьдесят процентов.

Осталось пятьдесят четыре процента.

Внимание! Обнаружено несанкционированное подключение!

Чужая защита активировалась, виски пронзили иглы резкой боли. Она скривилась, а пальцы судорожно сжались на подушке. Ткань опасно затрещала.

«Я знаю форму боли»…

Ангел кудахтала что-то рядом, а она сосредоточенно уничтожала присосавшиеся к ней жадные щупальца чужой поделки.

— Надо… спать… — еле слышно процедила она сквозь сжатые зубы.

Программа деактивирована.

Пальцы разжались и расслабились.

Процесс синхронизации перезапущен.

Осталось пятьдесят процентов.

Тридцать… двадцать… десять…

Осталось пять процентов.

Она открыла глаза — ее ангела не было рядом, откуда-то сверху доносились шорохи. Она скривилась, но поднялась с тихим стоном. С каждым движением возвращалась боль. Мозг, отвыкший работать в многопоточном режиме, пытался переключаться, но запреты возвращали его к главному. К ее ангелу.

Она поднялась по лестнице и заглянула в спальню: ее ангел стояла посреди комнаты с бумагами в руках.

— Читай, если хочешь.

Два процента.

Ангел вздрогнула и развернулась, едва сдержав изумленный вздох. Спросила:

— Что у тебя с голосом?

Программа имитации запущена.

Остался один процент.

— Ясно, — неизвестно к чему произнесла ее ангел, встала и успела сделать два шага, прежде чем ее повело в сторону.

Синхронизация завершена.

Она сорвалась с места и метнулась к ней, подхватывая ее и легко удерживая. Ангел обмякла в ее руках, и она довольно улыбнулась, прижимаясь лбом к ее плечу. Полдела было сделано.

Она с трудом оттащила ее вниз: каждое движение сопровождали всплески нестерпимой боли. Хотелось лечь и умереть, но она шла, шла, шла. Шаг за шагом, пока не сгрузила свою драгоценную ношу на диван и не растянулась рядом, обхватывая ее голову пальцами.

— Не сопротивляйся, девочка, — хрипло шепнула она, прежде чем погрузиться в чужую жизнь.

Идет процесс компиляции.

Компиляция завершена.

Внимание! Данная версия системы…

Отмена.

— Да заводись же ты…

Программа имитации установлена.

Подключение к сети: скорость… Сохранить настройки? Да.

Внешнее хранилище: объем памяти… Сохранить настройки? Да.

Программа защиты установлена.

Программа защиты установлена.

Программа шифрования установлена.

Завершить сеанс? Да.

Она встала и, насвистывая, пошла на кухню, остановившись у аптечки и забрав с собой половину ее содержимого. Когда ангел очнется, ей будет очень плохо.

Но это было необходимо.

Она взглянула в глаза своего-чужого отражения в вытяжке и улыбнулась, насмешливо сощурившись

Она сделает все, что необходимо, чтобы выжить.

Чтобы выбраться отсюда.

Чтобы убить его.

— Что с ней? — голос доносился откуда-то издалека.

Стана попыталась открыть глаза, но веки будто налились свинцом и не поддавались. Она жалобно застонала.

— Кажется, приходит в себя.

Она знала этот голос, он принадлежал человеку, которого она отныне будет ненавидеть, равно как и ее бывшего друга.

— Я спросил тебя, что с ней?

И этот голос она тоже знала.

«Спаси ее, мой милый рыцарь», — прошептал кто-то в ее сознании.

— Кто ты? — она даже не осознавала, что сказала это вслух.

«Мефистофель, конечно же», — ее персонифицированная шизофрения рассмеялась.

— Стана, что с тобой? — Скай склонился так низко, что девушка почувствовала его дыхание у себя на лице и аромат его одеколона.

— Пепел, — прошептала Стана.

Перед глазами возник образ: низкое, давящее серое небо, почти желтые облака и невыносимый запах гари.

«Нет, милая, нет, — голос в ее голове возмущенно закашлялся. — Этого тебе видеть не надо. Спи».

Стана закрыла глаза и провалилась в сон.

***

Проснулась она в своей постели. Блека со Скаем рядом не было, зато в глубоком кресле с книгой в руках сидела та, кого она меньше всего ожидала здесь увидеть — профессор Осаки. То ли увидев, что Стана открыла глаза, то ли просто почувствовав на себе ее взгляд, женщина отложила книгу, встала и пересела на край кровати, скупо улыбаясь.

— Как вы себя чувствуете, Станислава?

Голос был сухим и равнодушным. Госпожа Осаки неукоснительно следовала правилам хорошего тона, но не считала нужным даже делать вид, что это ее хоть сколько-нибудь волнует.

— Хорошо, спасибо.

Стана действительно чувствовала себя хорошо, ну, если не считать накатывающего ужаса при воспоминаниях о вчерашнем дне. И отвращения. И понимания, что она не может, просто не может смотреть в их глаза. В памяти всплыл отчаянный взгляд распятого на операционном столе Алека, она судорожно сглотнула. К горлу подкатывала тошнота. То, что им показали было отвратительно. Это было не исследование — простая пытка. И поступать так с живым, чувствующим, находящимся в сознании человеком…

— Вы меня совсем не слушаете, Станислава, — профессор чуть повысила голос, и Стана вздрогнула от неожиданности. — Вам стало дурно всего лишь от обучающего фильма? Как же вы планировали работать на ниве микробиологии?

Надо было соврать. Надо было ответить «правильно», но она просто больше не могла врать и делать вид, что все в порядке. То выражение серых глаз, то презрение, которое в них было: к своим мучителям, к тем, кто это увидит, ко всему человечеству — оно что-то в ней сломало. Или просто оголило нервы и чувства.

— Я не планировала пытать людей.

Госпожа Осаки рассмеялась, легко и радостно, с каким-то непонятным девушке облегчением.

— Ей-Богу, Станислава, слышать это от вас, зная, как вы относитесь к модификантам… — девушка попыталась вложить во взгляд всю свою ненависть, и, кажется, ей это удалось: профессор замолчала. Но, ласково улыбнувшись, накрыла ее ладонь своей и продолжила. — Милая, разумеется, это не афишируется. Не сейчас, еще рано, но вам следует знать: существа с модификацией свыше семидесяти процентов, не прошедшие психологическое тестирование, уже пять лет как не считаются людьми. Это машины, Станислава. Роботы, если пожелаете, киборги, но никак не люди.

Мысли путались, наверное, именно это состояние раньше называли: «Как обухом по голове». Стана чувствовала себя так, как будто ее действительно чем-то ударили. Смешно: она столько лет убеждала всех, что модификанты не люди, а теперь, когда кто-то другой это подтвердил — ей хотелось кричать. Хотелось орать в голос, что это не правда.

Ярко вспомнился вчерашний сон-видение. Черт, если это правда, то сколько из того, что она чувствует сейчас, принадлежит ей, а сколько навязанные Алеком мысли и чувства? Она была им, в этих своих снах — понимание пришло легко и также легко улеглось среди прочих констант-аксиом, живших в ее сознании. Но… она ведь действительно была им. И его ощущения, мысли, восприятие, они были человеческими. В большей, а не меньшей степени. Разницы-то: ей, чтобы посмотреть почту надо было протянуть руку и включить комм, а ему — подумать.

Стана открыла рот, чтобы сказать все это профессору Осаки. Это было так важно, убедить ее в собственной правоте, заставить понять, что «человечность» — это не просто жизнь в том же теле, в котором ты родился, что ее нельзя определить никакими тестами. Но слова, вырывающиеся изо рта, ей опять не принадлежали.

— Вы правы, профессор, — она почувствовала, как сократились мышцы лица. Улыбка или оскал? — Я просто никогда не думала, что мое личное отношение к модам может быть так близко к прописной истине. Вчера я была потрясена скорее участием Джейка, ведь мы… — голос дрогнул. «Я ненавижу его», — подумала Стана. — Мы были близки, — сказал кто-то ее голосом.