— Твоя смерть, — еле слышно шепнула она.

Тишина стала абсолютной. Стана слышала биение собственного сердца, частое-частое, слышала свое дыхание. И ни звука от нависающего над ней мужчины. Скай молчал. Скай смотрел не на нее даже, в стену. Пальцы, удерживающие ее лицо, разжались, рука безвольно повисла.

«Спаси меня, Скай»…

А мгновением спустя он с присвистом втянул воздух и — она не заметила даже намека на движение — впечатал кулак в стену над ее головой. Стана жалобно вскрикнула, сжимаясь в комок, но Ская уже не было, ни над ней, ни, даже, рядом. Профессор ушел, оставив ее дрожать от страха, пытаясь осознать, что именно только что произошло. Только мысли путались, и остатков сознания хватило растянуться на диване, завернуться в плед и закрыть глаза, уплывая в чудесный мир сна без сновидений.

Где не было ни боли, ни Ская, ни этого отвратительного цвета.

Алого.

========== Акт тринадцатый — Metus, dolor, mors ac formidines (Страх, боль, смерть и ужас) ==========

Вот мысль, которой весь я предан,

Итог всего, что ум скопил:

Лишь тот, кем бой за жизнь изведан,

Жизнь и свободу заслужил.

(Иоганн Вольфганг фон Гёте «Фауст»)

Стана проснулась, ощущая себя на редкость отдохнувшей и полной сил. Паника и боль отступили, а кошмар казался таким далеким и нереальным, будто все это снилось давно и не ей. Даже память о случившемся после ее первого пробуждения подернулась дымкой: теперь мысли о Скае вызывали не страх, а недоумение. Что произошло, она так и не понимала. Нет, была у нее, конечно, пара предположений, но слишком сложно судить, насколько они далеки от истины. Или насколько близки.

Вспоминая его реакцию, его побег, она также вспоминала их давний разговор о том, что, возможно, она ловит его эмоции и его память. Вот только тогда у него был повод так думать, а теперь? Он опять пытался что-то с ней сделать?

Стане ужасно не хотелось подозревать его в этом, так что она просто тряхнула головой и встала. Обязательный утренний ритуал — душ, умывание, чистка зубов — занял от силы десять-двадцать минут. Выбравшись из ванной, она бросила взгляд на часы, выругалась и поспешила на последнюю пару. Ей живо вспомнилось, что «завтра» уже наступило, а, значит, Джейк должен вернуться. Значит, можно узнать, удалась ли их безумная затея.

Очень хотелось верить, что удалась.

В аудиторию она бежала со всех ног, успела не просто вовремя — даже чуть раньше, чем нужно. Минуты до пары тянулись, как часы, но вот уже и госпожа Осаки вошла и заняла свое место за кафедрой, вот и лекция идет вовсю — а место рядом с ней все еще пустовало. Джейк не пришел.

Стана негромко выругалась и отстучала ногтем по экранчику комма короткое сообщение старосте. Ответ пришел почти моментально: «Не знаю, его сегодня не было».

Она похолодела. Да, разумеется, это могло значить что угодно. Может быть, все удалось, и друг просто отсыпается. Или все удалось, но Алек плохо себя чувствовал, и Джейк повез его до квартиры. Может, остался с ним. А может — и об этом ей думать не хотелось — их схватила охрана. И сейчас, вот в этот самый момент, обоих допрашивают в участке, а они, как благородные идиоты, не сдают ее — идейную вдохновительницу всего этого безумия. Могло произойти все что угодно. Единственный вариант, который исключало отсутствие Джейка — это то, что Алек его просто не впустил. Хотя как знать, может друг просто увлекся, заработался? Может он вообще забыл про их план и передумал, а теперь избегает встречи, чтобы не объясняться?

Гадать можно было до бесконечности, а прояснить что-то, сидя здесь, она просто не могла. Так что остаток пары Стана просидела, как на иголках, сорвавшись с места в тот же миг, когда профессор объявила конец занятия. К Джейку она домчалась рекордно быстро, но видеофон молчал, на стук никто не отзывался, а дверь была заперта. Стана мстительно вскрыла щиток и вырубила электричество. Об успехе предприятия доложил жалобный, приглушенный тяжелой дверью, писк системы кондиционирования, но в остальном квартира осталась все так же мертва и безлюдна. Друга здесь не было, в этом Стана была уверена, иначе — при отключении питания — он бы вывалился в коридор даже спящим, голым или в мыле.

Она ощутила легкое чувство вины, представив, что скажет ей Джейк, узнав кому он обязан обрывом электропитания во всех многочисленных приборах, но тут же успокоилась — в конце концов, оправдание у нее было. Она ведь так волновалась! А он — хоть бы сообщение написал, скотина такая! Стана возмущенно фыркнула и, гордо развернувшись на каблуках, зашагала прочь.

Сидение в кафетерии и, позже, в библиотеке результата тоже не принесли. Друг все так же не отвечал на сообщения и вызовы, а его комнаты оставались пусты — проверять Стана ходила регулярно. Волнение постепенно перерастало в панику, перекрывшую все, о чем она переживала раньше. Поэтому, встретив Ская в один из своих марш-бросков, девушка даже испугаться забыла. Скривилась, сжала зубы, созналась, какую пропажу ищет, и с радостью — действительно с радостью — приняла приглашение на чай. По пути Скай косился на нее как-то странно, но она почти не обращала внимания на эти взгляды, так, отмечала на периферии сознания.

Пока они пили чай, Скай, казалось, пытался о чем-то заговорить, но каждый раз обрывал себя на полуслове, а Стана отвечала и комментировала невпопад, ежеминутно проверяя папку с входящей почтой. «Нет новых сообщений», — послушно отображал раз за разом дисплей, а потом коммуникатор жалобно пискнул и вырубился, села не привыкшая к такой активности батарея.

Скай как раз вроде бы собрался что-то спросить, но успел только сказать:

— Стана… — когда она оборвала его на полуслове и, сказавшись уставшей, по полному праву гостьи заняла диван.

— Спокойной ночи, — безо всякого выражения бросила она в стену и закрыла глаза.

— Хороших снов, — отозвался Скай после небольшой паузы.

Стана слышала его дыхание еще около часа, делая вид, что спит, и зная, откуда-то точно зная, что он все так же стоит рядом и смотрит на нее все тем же растерянным взглядом. А потом — то ли он ушел, то ли она все-таки заснула. Как ни старалась, она не могла вспомнить, что в тот вечер случилось раньше.

Ей снился сон: она лежала и не могла пошевелиться. В тело впивались туго затянутые ремни, скобы холодного металла, болели руки. Она открыла глаза и по ним резанул нестерпимо яркий свет. Что-то взвыло в ушах, будто тревожная сирена. На миг она ослепла, но зрение тут же вернулось, только мир вокруг стал казаться каким-то серым. Она опустила взгляд: чужое мужское тело — ее тело — прикованное к операционному столу. По венам на руках тянулись ряды игл, в которые по тонким трубкам сбегали жидкости всех цветов радуги, лекарства, наверное. Боль стала нестерпимой, она попыталась закричать, но горло свело судорогой, а скобы на плечах и груди сжались сильнее.

Изо рта не донеслось ни звука. Сердце жалобно стучало в висках, легкие раздувались, тщетно пытаясь напитать кровь кислородом, но лишь усиливая ощущение беспомощности. На задворках сознания прерывисто шипел механический голос.

Синхронизация невозможна, ошибка связи.

Слева донесся звук шагов. Она попыталась развернуться, но скобы-оковы и ремни держали крепко, не позволяя сдвинуться с места. Она услышала чей-то вздох и чей-то смешок. Интонации, звуки — были разными.

«Двое», — отрешенно подумала она и закрыла глаза.

Ошибка, ошибка, ошибка — перед глазами всплывала куча окон, прерывистый писк в ушах сводил ее с ума.

Функциональность ограничена, безопасный режим. Необходимо сервисное обслуживание.

Тело прошило судорогой: она услышала, как кто-то испуганно вскрикнул и выругался. Мелкие иголочки боли расползались по венам, ее бросало из жара в холод, и она знала, просто знала, что это ее организм бессильно пытается побороть тот смертоносный коктейль, что вливают в нее сейчас. Боль усиливалась, тревожные сигналы становились громче, а сознание погружалось в вязкую муть анабиоза.