– Иногда не верится, что прошло шесть лет, – сказала Констанс. Я взяла желтую скатерть и вышла на лужайку, чтобы начать накрывать на стол. За моей спиной Констанс продолжала говорить с дядей Джулианом: – Иногда мне кажется, что я отдала бы все на свете, чтобы они все снова были с нами.

Когда я была маленькой, я верила, что вырасту, стану высокой и смогу дотянуться до верхней перекладины окон в маминой гостиной. Это были летние окна, потому что на самом деле наш дом задумывался как летний. Отец установил отопление лишь потому, что у семьи не было возможности переезжать на зиму в какой-нибудь другой дом. По праву нам бы следовало жить в деревне, в доме Рочестеров, но он был давно для нас потерян. Окна в гостиной были от пола до самого потолка, и достать до верха я не могла. Мама говорила гостям, что занавески из голубого шелка на окнах достигали четырнадцати футов в длину. Два таких высоких окна были в гостиной и еще два в столовой напротив. Снаружи они казались узкими и надменными, но внутри гостиная была очень красивая. Из дома Рочестеров мама привезла с собой стулья с золочеными ножками; ее арфа также находилась здесь, и комната сияла зеркальными отражениями и бликами хрустальных граней. Мы с Констанс пользовались этой комнатой только, когда к нам на чашку чая приезжала Хелен Кларк, но всегда содержали ее в идеальном порядке. Стоя на лестнице-стремянке, Констанс мыла оконные стекла. А еще мы стирали пыль с фигурок дрезденского фарфора, стоящих на каминной полке. Тряпкой, надетой на палку, я осторожно проводила по белой и вычурной, словно свадебный торт, лепнине под самым потолком: я смотрела вверх, вглядываясь в белоснежные фрукты и листья, пятилась, тщательно протирая купидонов и завитки лент. У меня неизменно кружилась голова, и я смеялась над Констанс, когда та ловила меня, не давая упасть. Мы натирали полы и зашивали мельчайшие дырочки в розовой парчовой ткани, которой были обтянуты диваны и кресла. Поверх каждого высокого окна шел позолоченный ламбрекен, а вокруг камина – золотой орнамент в виде завитков; еще в гостиной висел мамин портрет. «Я не могу видеть свою чудесную гостиную в беспорядке» – так говаривала мама. Поэтому нас с Констанс сюда не пускали. Зато теперь именно мы поддерживали в ней шик и блеск.

Наша мать всегда сервировала чай для гостей на низком столике сбоку от камина, поэтому именно там Констанс накрывала свой стол. Она сидела на розовом диване, а сверху с портрета на нее взирала мама, а я сидела на своем стульчике в углу и наблюдала. Мне разрешалось приносить чашки с блюдцами, передавать сэндвичи и пирожные, но только не разливать чай. Я ненавидела принимать пищу, когда на меня смотрели посторонние, так что свою чашку чая я пила потом, на кухне. В тот день, когда Хелен Кларк приехала выпить у нас чаю в последний раз, Констанс накрыла на стол как обычно, поставив чудесные чашечки тонкого розоватого фарфора, которыми всегда пользовалась мама, и два серебряных блюда – одно с маленькими сэндвичами, второе с особыми ромовыми пирожными. Два ромовых пирожных дожидались меня на кухне, на тот случай, если Хелен Кларк съест все те, что были на столе. Констанс тихо сидела на диване; она никогда не ерзала на месте, и ее руки всегда были спокойно сложены на коленях. Я ждала возле окна, высматривая Хелен Кларк, которая всегда являлась в точно назначенный час.

– Тебе страшно? – спросила я у Констанс.

– Нет, – ответила она, и я, не оборачиваясь, по тону ее голоса поняла, что сестра совершенно спокойна.

Я увидела, как машина сворачивает на нашу подъездную дорожку. А потом увидела, что в машине не один человек, а двое.

– Констанс, – сказала я. – Она привезла еще кого-то!

На минуту Констанс застыла, а потом ответила твердо:

– Думаю, все будет хорошо.

Я обернулась и взглянула на сестру. Она была спокойна.

– Я отошлю их прочь, – сказала я. – Ей следует понимать, что к чему.

– Нет, – возразила Констанс. – Я и правда уверена, что все будет хорошо. Ты, главное, присматривай за мной.

– Но я не допущу, чтобы ты пугалась.

– Рано или поздно, – сказала сестра, – рано или поздно, но мне придется сделать первый шаг.

Я похолодела.

– Я хочу отослать их прочь.

– Нет, – сказала Констанс. – Ни в коем случае.

Машина остановилась перед домом, и я вышла в прихожую, чтобы отворить дверь, которую я заранее отперла, потому как невежливо отмыкать замок перед гостями. Выйдя на крыльцо, я увидела, что дело вовсе не так плохо, как я сперва предполагала. Хелен Кларк привезла с собой отнюдь не незнакомку, а маленькую миссис Райт, которая как-то раз уже приезжала к нам и напугалась больше всех. Она не очень страшна для Констанс, однако Хелен Кларк не должна была никого привозить, не предупредив меня.

– Добрый день, Мэри-Кэтрин, – сказала Хелен Кларк, обходя машину кругом и направляясь к крыльцу. – Чудесный весенний день, не правда ли? Как поживает дорогая Констанс? Я привезла Люсиль. – Вот бесстыдница! Как будто так и заведено, каждый день привозить малознакомых людей повидаться с Констанс! Мне было противно ей улыбаться. – Вы ведь помните Люсиль Райт? – продолжала она, и бедняжка миссис Райт пропищала тоненьким голоском, что ужасно хотела приехать к нам еще раз. Я придерживала дверь, пока они входили в переднюю. Пальто на них не было, потому что день выдался теплым, но Хелен Кларк достало здравого смысла помедлить минуту. – Скажи дорогой Констанс, что мы приехали, – сказала она мне, и я понимала, что она дает мне время предупредить Констанс, кого именно привезла с собой.

Так что я проскользнула в гостиную, где сестра тихо сидела на диване, и сказала:

– Это миссис Райт, та самая, испуганная.

Констанс улыбнулась.

– Первый шаг комом, – сказала она. – Меррикэт, все будет хорошо.

В прихожей Хелен Кларк показывала миссис Райт нашу лестницу, рассказывая известную историю насчет резьбы и вывезенной из Италии древесины. Когда я вышла из гостиной, она поглядела на меня и сказала:

– Мэри-Кэтрин, эта лестница – одно из чудес нашего графства. Печально, что приходится прятать ее от людских глаз. Пойдем, Люсиль.

Они обе прошли в гостиную. Констанс полностью владела собой. Она встала с дивана, улыбнулась и сказала, что рада их видеть. По природе своей будучи бестактной, Хелен Кларк умудрилась превратить простое действие – войти в гостиную и сесть – в затейливый балет для трех танцоров. Не успела Констанс договорить, как Хелен Кларк подхватила миссис Райт и отправила ее, точно крокетный мяч, в угол комнаты, где та плюхнулась на маленький и неудобный стульчик, на который садиться явно не намеревалась. Сама же Хелен Кларк направилась к дивану, где сидела Констанс, едва не перевернув по дороге чайный столик. Хотя в комнате было полно свободных стульев, не считая второго дивана, она, наконец, уселась в неприятной близости от Констанс, которая не выносила, чтобы кто-то, кроме меня, сидел рядом с ней.

– Ну вот, – сказала Хелен Кларк, раскинувшись на диване. – Я рада видеть вас снова.

– Как мило, что вы нас принимаете, – сказала миссис Райт, подавшись вперед. – Какая красивая лестница.

– Отлично выглядишь, Констанс. Ты работала в саду?

– В такой чудесный день трудно усидеть в доме, – рассмеялась Констанс; она держалась просто отлично. – Это такое захватывающее удовольствие, – обратилась она к миссис Райт, сидящей в дальнем углу гостиной. – Возможно, вы тоже увлекаетесь садоводством? Эти первые теплые весенние деньки просто созданы для того, чтобы ухаживать за садом.

Констанс говорила чуть больше и чуть быстрее, чем надо, но никто этого не замечал, кроме меня.

– Я и вправду люблю сад, – выпалила миссис Райт. – Я и вправду просто обожаю сад.

– А как поживает Джулиан? – спросила Хелен Кларк, не дав миссис Райт толком договорить. – Как поживает старина Джулиан?

– Спасибо, очень хорошо. Он намеревается выйти к нам и попить с нами чаю.

– Вы знакомы с Джулианом Блэквудом? – поинтересовалась Хелен Кларк у миссис Райт, и миссис Райт, покачав головой, начала было: