– Меррикэт, – с улыбкой сказала мне Констанс. – Смотри, как далеко я зашла сегодня.
– Слишком далеко, – ответила я. – Этак ты скоро пойдешь за мной в деревню.
– Может быть, если ты так думаешь.
Конечно, я знала, что она меня дразнит, и все же по спине прошел холодок. Однако я рассмеялась.
– Тебе это не понравилось бы, – сказала я ей. – А сейчас, возьми-ка у меня часть пакетов, лентяйка ты эдакая. И где мой кот?
– Отправился ловить бабочек, потому что ты припозднилась. Ты купила яйца? Я забыла тебе сказать.
– Конечно. Давай накроем к обеду на лужайке.
Когда я была маленькой, я думала, что Констанс сказочная принцесса. Бывало, я пыталась нарисовать ее портрет, с длинными золотистыми волосами и такими синими глазами, какие только можно было изобразить с помощью цветного карандаша. И ярко-розовые пятна на каждой щеке. Эти рисунки всегда меня удивляли, потому что сестра и в самом деле выглядела так; даже в худшие времена она была вся такая бело-розово-золотистая, и, казалось, никакие обстоятельства не заставят ее потускнеть. Она всегда была самой большой драгоценностью моего мира. Я шла за Констанс по мягкой траве, мимо цветов, за которыми она ухаживала; из цветочных зарослей вышел Иона, мой кот, и пошел за мной.
Констанс стояла в дверях парадного входа и ждала, пока я вслед за ней не поднимусь по ступенькам. Я поставила сумки с покупками возле стола в прихожей и заперла дверь. Мы не будем ею пользоваться до самого полудня, потому что наша жизнь в основном была сосредоточена в задней части дома, на лужайке и в саду, куда не ступала нога никого из посторонних. Наш дом так и продолжал смотреть на шоссе и деревню, а мы прятались за его суровым, негостеприимным фасадом. Мы хорошо заботились о нашем доме, и все же обитаемыми были только комнаты в задней его части – кухня, спальни и маленькая теплая комнатка при кухне, где жил дядя Джулиан. А за домом рос любимый каштан Констанс, широко простиралась чудесная лужайка с цветами, которые сажала Констанс, за ними – огород, за которым ухаживала Констанс, а еще дальше – тенистые деревья на берегу ручья. Когда мы сидели на лужайке позади дома, нас никто и ниоткуда не видел.
Я вспомнила, что собиралась быть добрее к дяде Джулиану, когда увидела, как он возится со своими бумагами за огромным старым письменным столом в кухонном уголке.
– Ты позволишь дяде Джулиану арахисовое печенье? – спросила я у Констанс.
– Только после обеда, – ответила Констанс. Она осторожно доставала продукты из пакетов; любая еда была для нее драгоценностью, и она всегда дотрагивалась до продуктов со смиренным почтением. Мне не дозволялось ей помогать; мне не разрешалось готовить еду или собирать грибы, хотя я иногда приносила овощи с огорода или яблоки со старых яблонь.
– У нас будут оладьи, – сообщила Констанс, едва ли не нараспев, ведь она разбирала и раскладывала по местам съестное. – Дядя Джулиан получит яйцо всмятку с маслом, оладушек и небольшой пудинг.
– Вкуснотища, – сказал дядя Джулиан.
– Меррикэт может съесть что-нибудь постное, что-нибудь сдобное и что-нибудь соленое.
– Иона поймает мне мышку, – сказала я коту, сидящему у меня на коленях.
– Я всегда так радуюсь, когда ты возвращаешься из деревни, – сказала Констанс. Она оторвалась от своего занятия, чтобы взглянуть на меня и улыбнуться. – Разумеется, это отчасти потому, что приносишь в дом еду. Но еще и потому, что очень скучаю без тебя.
– Я всегда счастлива вернуться из деревни домой, – сказала я.
– Неужели все так плохо? – Она быстро дотронулась до моей щеки одним пальцем.
– Тебе и знать не стоит.
– Однажды я пойду туда. – Уже второй раз сестра заговаривала о том, чтобы выйти за пределы наших владений, и я опять похолодела.
– Констанс, – подал голос дядя Джулиан. Подняв со стола клочок бумаги, он изучающе уставился на него и нахмурился. – Похоже, у меня нет сведений, выкурил ли ваш отец свою обычную сигару в саду тем утром.
– Уверена, что выкурил, – ответила Констанс. – Твой кот ловил рыбу в ручье, – сказала она мне. – Он пришел весь в грязи. – Она свернула продуктовую сумку и положила к другим сумкам в выдвижной ящик. Потом поставила библиотечные книги на полку, где им суждено остаться навсегда. Нам с Ионой полагалось сидеть в углу и не путаться под ногами, пока Констанс будет хлопотать на кухне. Было исключительно отрадно наблюдать, как она грациозно двигается, купаясь в солнечном свете, и ласково дотрагивается до продуктов.
– Сегодня день Хелен Кларк, – напомнила я. – Тебе не страшно?
Она с улыбкой повернулась ко мне.
– Нисколько, – ответила она. – Думаю, мне становится лучше. И сегодня я испеку маленькие пирожные с ромом.
– И Хелен Кларк завопит от радости и проглотит их все.
Даже сейчас мы с Констанс вращались в обществе, принимая немногочисленных знакомых, которые подъезжали к нашему дому на машинах. Хелен Кларк пила у нас чай по пятницам. Миссис Шепард, миссис Райс или старая миссис Кроули время от времени заезжали по воскресеньям, по пути из церкви, чтобы сообщить, что «нам бы очень понравилась служба». Все они считали своим долгом появляться у нас, хотя мы никогда не наносили ответных визитов; высиживали положенные несколько минут, а иногда привозили цветы из своего сада, или книги, или песню, которую Констанс могла бы попробовать исполнить, подыгрывая себе на арфе. Соблюдали исключительную вежливость в разговоре, немного смеялись и никогда не забывали пригласить нас к себе, хоть и знали, что мы все равно не придем. Они были почтительны с дядей Джулианом, терпеливо выслушивали его болтовню, звали нас покататься на их автомобилях и осыпали заверениями в дружбе. В разговоре друг с другом мы с Констанс всегда отзывались о них по-доброму, потому что эти дамы искренне думали, будто их визиты доставляют нам радость. Они никогда не ходили по нашей заветной тропинке. Они выходили в сад, если Констанс предлагала им черенок с розового куста или приглашала полюбоваться удачным сочетанием цветов на новой клумбе. Но им никогда не предлагали выйти за пределы четко очерченных границ. Они шли через сад, выходили к своим машинам через дверь парадного и уносились прочь по подъездной дорожке через главные ворота. Несколько раз заезжали мистер и миссис Каррингтон, чтобы посмотреть, как у нас дела, ведь некогда мистер Каррингтон и наш отец были очень хорошими друзьями. Они никогда не заходили в дом и не пробовали никаких закусок, но подъезжали к парадному и, не выходя из машины, болтали с нами несколько минут. «Как вы тут поживаете?» – всегда спрашивали они, глядя то на меня, то на Констанс. «Как вы тут справляетесь одни? Может, вам что-нибудь нужно? Или мы можем чем-нибудь помочь? Так как же вы тут поживаете?» Констанс всегда приглашала их в дом, поскольку нас воспитывали в строгом убеждении, что очень невежливо держать гостей у порога, однако Каррингтоны никогда не заходили в дом.
– Интересно, – сказала я, думая о Каррингтонах. – Может быть, Каррингтоны привезли бы мне коня, если бы я попросила? Я могла бы кататься по лугу верхом на коне.
Констанс обернулась и долго смотрела на меня, слегка нахмурив брови.
– Ты не будешь их просить, – наконец проговорила она. – Мы никогда никого не просим. Помни это.
– Я хотела тебя подразнить, – ответила я. – Кстати, на самом деле я хочу крылатого коня. Мы могли бы прокатить тебя до Луны и обратно – мы с моим конем.
– Помню, раньше ты мечтала о грифоне, – ответила она. – А теперь, мисс Лентяйка, беги и накрывай на стол.
– Тем последним вечером они жутко ссорились, – сообщил дядя Джулиан. – «Я этого не потерплю, – сказала она. – Я этого не вынесу, Джон Блэквуд», а он ответил: «У нас нет выбора». Разумеется, я подслушивал возле двери, но пришел слишком поздно, чтобы услышать, из-за чего они ссорились. Полагаю, это из-за денег.
– Они нечасто ссорились, – заметила Констанс.
– Они неизменно были очень вежливы друг с другом, если ты, племянница, подразумеваешь именно это, когда говоришь, что они «не ссорились». В высшей степени неудачный пример для остальных. Мы с моей женой предпочитали орать друг на друга.
