Мокли вскоре привела их к Красному Храму, в котором располагалась гробница очень влиятельной в свое время особы – шамана, что само по себе странно. Во-первых, среди женщин не было шаманов, а во-вторых, в честь женщин практически не возводили храмов. Из глубины храма веяло холодом несмотря на сорокаградусную жару. Мокли предложила пройти дальше, не заходя внутрь, но Мао трудно было остановить, он пригнул голову и скрылся в темной арке. За ним последовали Суоми и Мокли, и, когда они достигли недавно открытой части туннеля, источник естественного света совсем пропал, и им пришлось воспользоваться фонарями. Проход шел с наклоном и вел ко второму ярусу храма, где взгляд выхватывал из темноты части каких-то чудовищных образов, изображенных на стенах в виде световых пятен. Это были маскообразные морды чудовищных животных, лица с оскаленными зубами и звериными клыками. Мокли объяснила, что этот ярус несколько раз пытались восстанавливать, но одни исследователи отказывались, не успев начать работу, другие требовали выплаты высокого гонорара уже на второй же день. Группа ученых в прошлом столетии все же приступила к восстановлению храма, очистила напольные плиты и через несколько дней заявила, что стены и своды достаточно хорошо сохранились и не нуждаются в реставрации. Это было странно, так как высокая влажность не пощадила ни одного камня и даже несведущему дилетанту было ясно, что под слоем мха, пыли и грунта скрываются настоящие сокровища – изображения, оставленные индейцами майя. Другая группа высказала нелепое предположение, что во время восстановительных работ надписи, рисунки и резьба как будто начинают рассыпаться и исчезать. Это заявление было признано не имеющим под собой научной основы, и эта группа ученых лишилась своих сертификатов и впоследствии не была допущена ни к одному объекту, представляющему историческую ценность. С тех пор правительство прекратило финансирование всех реставрационных работ, и большинство майяских городов было закрыто для посещения. А теперь о части из них будто совсем забыли.
Свет фонарика высветил странное рельефное изображение человеческого черепа. Это было красивое правильное лицо – именно лицо, а не череп, как показалось с первого взгляда.
– Кто этот человек? Мужчина или женщина? – поинтересовалась Суоми.
Мокли обернулась, вглядевшись внимательно в слепок на стене, и произнесла шепотом, чтобы не разбудить эхо.
– По черепу это трудно сказать, но судя по его форме – это жертва пластических хирургов того времени. Кстати, эта специальность очень ценилась в древности. В те времена эталоном красоты был вытянутый продолговатый череп яйцевидной формы и птичьи носы. Поэтому новорожденным девочкам надевали металлический обруч на голову и снимали только после полного завершения формирования черепа, а носы оперировали уже в период половой зрелости, если считали, что девочка будет красавицей. Вот и в этом случае мы только и можем заключить, что это дама считалась очень красивой.
– Мокли, но ведь она же действительно красива, особенно разрез глаз и их цвет, – Суоми не могла отвести взгляда от изображения.
– Суоми, что ты застыла перед этим нелепым слепком? У нас еще много интересного впереди. У тебя, кстати, садится батарея в фонаре, – заметил Мао мерцание луча света.
– Этого не может быть, он полностью заряжен. Мне как-то не по себе, такое впечатление, что она наблюдает за нами, – Суоми продолжала внимательно изучать лицо на стене.
Свет ее фонарика действительно стал тусклым и заморгал. Чем слабее было освещение, тем ярче становились краски вокруг. Теперь она увидела не только лицо женщины, но и ее фигуру, облаченную в яркие материи. На шее висел тонкий обруч с медальоном – ярким золотистым опалом, в ушах темнели нефритовые кольца. «Прямо и направо, затем вверх… Будет трудно пролезть… Пробуй… Ты должна… Полный выдох…» – прозвучало то ли в голове у Суоми, то ли где-то снаружи.
– Кто это сказал? – тихо спросила она.
– Суоми, пока последние минуты ты солируешь. Правда, как-то бессвязно и не аргументированно. Какое лицо, какая женщина? Что там – прямо, направо, налево или как-то так? Думаю, тебе пора на свежий воздух, тем более мы и так здесь задержались. А и в самом деле душновато. Да и, честно говоря, жутковато становится. – И Мао повернулся, чтобы пойти обратно. Мокли о чем-то напряженно думала. На ее лице отражалось малейшее движение мысли, как будто они давались ей с большим трудом. Но это было совсем не так.
– Ты помнишь, что ты сейчас произнесла? Теперь твоя очередь вести нас, – наконец решительно произнесла Мокли.
– Куда она нас может привести? Она же не ориентируется даже на открытом пространстве. Тем более она здесь впервые. И вообще, Мокли, вы, по-моему, позабыли о своем назначении. Вы что, не ориентируетесь в этих туннелях? – крикнул Мао из темноты. Он был крайне недоволен, что ему приходится здесь задержаться.
Но Мокли уже двинулась вперед – прямо и направо. Они попали в широкий зал, слабо освещенный с помощью ламп в нишах. В конце зала начиналась лестница – внизу широкая, далее сужающаяся и исчезающая в темноте под сводами. Мао решительно не хотел идти дальше, но пока умалчивал об этом, вероятно, полагая, что следующая часть программы может быть интересней и опасней, а он, как всегда, нуждался в острых ощущениях. Мокли подошла к подножию лестницы, ступеньки поблескивали от влаги. Свет фонарей выхватывал то там, то здесь колонны сталактитов и сталагмитов. Они стали медленно подниматься друг за другом. Мокли шла впереди, Суоми завершала, хотя, конечно, она бы предпочла идти в середине. На самом верху, когда ступени стали настолько узкими, что на них едва можно было устоять, своды зала уже нависали над головой. Из темноты то справа, то слева срывались летучие мыши или лисицы. Мао поинтересовался – часто ли здесь бывают посетители и не было ли нападения крыланов. Мокли задержалась с ответом, но потом призналась, что сама здесь впервые.
Мао поскользнулся, замахал руками, чтобы удержать равновесие, спугнул десяток крыланов, и на грани падения оказались Мокли и Суоми. За последней ступенькой была небольшая площадка, но своды так низко нависали, что им двоим пришлось пригнуться. Они осветили фонарями проход. Удивительно, но фонарь Суоми снова был в рабочем состоянии. Впереди их ждал вход в туннель. Было достаточно узко, но друг за другом они могли свободно двигаться. Уже никто не задавал вопросов, двигались молча. Потолок становился все ниже, и не было видно конца туннеля. Стены были гладкие, хорошо отесанные, местами встречались рисунки животных, людей, растений. Но узнаваемы были только ягуар, змеи, обезьяны, попугаи и початки кукурузы. Люди были изображены в странных неестественных позах, да и людей напоминали лишь отдельными частями тела. Дальше стали встречаться рисунки с изображением кроликов: кролики едят, кролики пьют, кролики совокупляются, кролики пляшут, кролики вверх ногами, полукролики-полуптицы…
Туннель становился уже, даже Суоми приходилось пригибаться, рисунки и животные на стенах – мельче, теперь различались только изображения змей и небольших птиц. Внезапно справа они наткнулись на нишу, похожую на лежанку или кровать с высеченным изголовьем, над которым было выдолблено углубление, удобное для установки светильника. Мокли предложила сесть передохнуть, но никто ее не поддержал. Она решительно заявила, что Суоми должна идти первая и, если дальше станет еще уже, она и Мао останутся ее ждать в единственном подходящем месте – здесь, в этой нише. У Суоми создалось впечатление, что у нее нет выбора, и она двинулась дальше одна, с двумя фонарями.
– Не задерживайся там! – попытался Мао приободрить Суоми.
Туннель уже преобразовался в лаз, приходилось ползти. Было жутковато. Из-за узости лаза пропал страх быть укушенной крыланами и Суоми перестала беспрерывно оглядываться, так как позади было безопасно, по бокам тоже, а вот впереди – полная неизвестность. Единственное, что успокаивало ее, – лаз был очень гладкий, аккуратно отесанный и, казалось, по нему часто перемещались, да и рисунки кое-где продолжали встречаться и немного отвлекали. «Сколько я уже проползла? А если впереди ничего – как я развернусь?» Паника набросилась на нее, и она стала отгонять ненужные и опасные мысли, которые так и лезли в голову. Пыталась вспомнить море, пение птиц, но все было безуспешно.
