Вскоре жизнь наладилась и вернулась в привычное русло. Руины, напоминавшие о взрывах, убрали, на их месте возвели новые здания. Большую часть арестованых повстанцев отправили проходить исправление в северные районы Свободии, где они жили и трудились на благо общества в специальных лагерях. Тогда же президент Фриман начал проводить политику оздоровления экономики – в Морее ввели налоговые послабления для бизнеса, иностранцам разрешили приезжать в новый регион в качестве туристов, а также для работы и открытия своего дела. Это было крайне необычным ходом, ведь по законам Свободии въезд иностранцев на её территорию был запрещён в целях безопасности. В первое время М. удивлялся и без того пёстрому составу населения Метрополиса, а потом и хлынувшему потоку людей из других стран, разных национальностей, цвета кожи, говоривших на языках, о которых он и не слышал никогда. Очень быстро английский язык стал в Морее своеобразным лингва-франка, а затем и официальным, наряду с русским. Тем не менее, кроме пользы, всё это принесло и некоторые проблемы. Большинство иностранцев вели легальные дела: открывали клубы и всевозможные увеселительные заведения, магазины, клиники, мелкие фабрики, охранные агенства. Но ряд мигрантов неприминул возможностью нажиться, нарушая законы, воспользовавшись тем, что внимание полиции было до сих пор обращено, в основном, на борьбу с остатками экстремистов. Жарким цветом зацвела наркоторговля – М. часто ездил на автомобиле по кольцевой дороге за чертой города и видел, как по обеим её сторонам то тут, то там раскинулись алые поля опиумного мака, на которых невозмутимо трудились рабочие. Полицейские рейды в таких местах проводились скорее для отчётности: опиумную делянку перепахивал трактор, а нелегальных рабочих-мигрантов вскоре отпускали на все четыре стороны – зачастую у них не было документов и никто не знал, куда именно их следует депортировать. Процветали бордели и проституция, на каждом столбе были наклеены десятки красочных объявлений, с предложениями "отдохнуть" у какой-нибудь мадмуазель. И это при том, что проституция в Свободии каралась тюрьмой! Каждый день в город прибывали контрабандисты, беглые преступники и разномастные отбросы со всех уголков мира. Так сказать, обратная сторона медали экономического подъёма, но М. был уверен, что в будущем с этим справятся. Единственное, что приводило М. в легкое недоумение, так это запрет на свободный въезд в Морею самим гражданам Свободии, не смотря на то, что теперь это была часть их собственной страны. Гражданину, который не направлялся в Морею по службе, требовалось получить паспорт и специальную визу в Управлении по миграции, чтобы законно попасть эту территорию. Это добавляло работы НСБ, т.к через административую границу, вплавь или по суше, пытались пробраться свободийцы, которых манила возможность более высоких заработков. По правилам, НСБ должна проверять таких людей на предмет преступлений, которые они могли совершить в Свободии, и самое главное – на лояльность государству и бессменному лидеру президенту Фриману. М. знал о т.н "неверномыслящих", которые по какой-то причине выступали против политики Фримана, либо стремились эмигрировать во враждебные страны. Такое состоянии считалось в Свободии психическим расстройством и эти люди подлежали принудительному лечению, либо помещению в исправительный лагерь в случае злостной агитации или оскорбления государственной власти. Пойманные нелегалы пытались скрывать своё происхождение и выдавать себя за местных жителей, но отпечатки пальцев, которые брали поголовно у всего населения Свободии по достижении шестнадцати лет, в любом случае выявляли нарушителей. М. не раз видел, как задержанные повреждают кожу на руках любыми способами и наносят себе увечья, лишь бы их не выслали назад, в Свободию. Но это лишь оттягивало неотвратимый финал и было одной из причин переполненности депортационных центров.
М. бросил окурок на растрескавшийся, мягкий от жары, асфальт и затушил его ногой. Мельников закончил разговор и повернулся к М.
– Шеф приказал ехать в офис, у него есть для нас кое-какие указания, это не по телефону. Где ты припарковался? – он огляделся по сторонам, убирая мобильник в карман брюк. – Доехать бы побыстрее, хочу сегодня пораньше попасть домой, обещал жене сводить вечером сына на стадион, посмотреть на игру в регби.
– А что с твоей машиной?
– Без понятия – Мельников пожал плечами – не смог завести, не было времени разбираться.
– А когда оно у нас было, это время? – М. устало вздохнул и вытер платком пот со лба. Единственное, к чему он до сих пор не привык здесь, так это к тропической жаре, которая сменялась зимой сезоном дождей. Он специально оставил машину на соседней улице, т.к там была менее солнечная сторона, найдя место в тени большого кипариса.
М. завёл двигатель, кондиционер в считанные секунды создал в салоне приятную прохладу. Они двинулись в центр по проспекту Воссоединения, но вскоре оказалось, что дорожные службы начали ремонт и проезжая часть сузилась до двух полос. Чтобы не тащиться еле-еле в пробке, М. свернул на 11-ю улицу. Так путь выходил немного длинее, но всё же они сэкономят больше времени. Он следил за дорогой, время от времени поглядывая в боковое окно. Справа мелькали однотипные четырёх-пятиэтажные кирпичные дома жилых блоков, а по левую сторону взору представали высокие холмы, поросшие лугами и редкми лесочками, прозванные среди местных "драконьими" . Они опоясывали эту часть города и, действительно, сильно напоминали лежащего на земле зелёного дракона. Местами их уродовали раскинувшиеся на склонах трущобы. Из-за притока иммигрантов в последние годы целые районы из лачуг росли на холмах, как грибы после дождя. Отсюда их было трудно разглядеть в подробностях и они казались огромными кучами мусора, сползающего вниз по склонам. Полиция и агенты НСБ не горели желанием наведываться в эти места. М. хорошо помнил, как трудно было побороть брезгливость, впервые оказавшись в здешних трущобах. Там царила ужасающая грязь и нищета, всевозможные авантюристы, приезжавшие в страну, что называется, в одних штанах, пожив на улицах, затем селились на холмах. Все они надеялись сорвать свой куш и вырваться из этой дыры, но по факту, большинство обитателей лачуг жили в них годами вместе с семьями. С ростом численности населения Метрополиса цены на жильё быстро поползли вверх. Но, конечно, правительство обещало вскоре решить эту проблему. Вдоль дороги, на обочинах часто мелькали огромные плакаты, с которых мудрым отеческим вглядом на проезжающих смотрел президент Фриман, бессменно управляющий Свободией уже почти тридцать лет, после того как в ней был свержен режим социалистической партиии. Ему должно было быть семьдясят, если М. считал правильно. Просто в последние годы информацию о возрасте президента и дату его рождения стали убирать из СМИ и общего доступа. Поэтому М., никогда не интересовавшийся подобным вопросом, испытывал затруднения, пытаясь вспомнить точный возраст президента. Но надо признать, выглядел Фриман весьма бодрым и словно не старел. Хотя некоторые, особо внимательные, подмечали, что внешность лидера страны несколько поменялась – его прежде круглое лицо вдруг приобрело выраженные скулы, изменился и подбородок, став более волевым, а прежняя плешь постепенно сменилась аккуратной причёской с пробором. Само собой, люди предпочитали помалкивать, т.к через чур язвительные выражения о странностях во внешнем виде президента считались оскорблением государственной власти и карались весьма сурово. М. это не волновало – так президент выглядел только лучше. Проехав перекрёсток со светофором, он приметил небольшой маркет и рядом с ним лавку, где торговали хот-догами. М. повернулся к Мельникову:
