Благодаря знакомству с мадам Лескано и, заняв при ней положение компаньонки, наперсницы и вообще ближайшей приятельницы, Шарлотта неожиданно попала в среду «дам полусвета»*. И старалась соответствовать требованиям, которые предъявляло окружение. Она завела привычку приглашать гостей по воскресным дням к пяти часам. Мадам Лескано полуснисходительно, полунасмешливо называла это собрание салоном. Собственно, мсьё Арнольд появился в её жизни именно так — он был приглашён в гости и быстро обосновался в её доме на правах поверенного и ближайшего советника.

Шарлотта изо всех сил пыталась следовать взятой на себя роли: не действовать, но вдохновлять тех, кто действует. Вслед за остроумной мадам де Жирарден, которая в одном из своих фельетонов заметила о создательнице модного салона «она не вершит политику, она позволяет, чтобы политика вершилась с её помощью», ** Шарлотта пыталась делать то же самое, но, кажется, получалось это у неё не очень хорошо. И чаще в её доме собирались обычные сплетники. То были мелкие торговцы с жёнами, скучающие обрюзгшие аристократы или модистки с мелкими и куцыми мыслями, ограниченными желанием любыми средствами проникнуть в «высший свет». Бедная Шарлотта пыталась прыгнуть выше головы. Плохо разбираясь в людях, она доверилась вкусу своей патронессы, и катилась в низ, в среду, где высокие чувства и мысли очень редкие гости. Изменить установившийся порядок Шарлотта не могла.

Амина очень хорошо ладила с детьми, и заменить няню сейчас значило вызвать к жизни проблемы и заботы, не желательные теперь, когда у неё всё так хорошо складывается с мсьё Арнольдом. Лёжа в кровати, Шарлотта иногда погружалась в сладкие мечты о том, как займёт место, которого всегда была достойна, но по глупости отказалась в своё время — место знатной дамы подле богатого мужа. Она была мила, красива — что ещё нужно для уважающего себя стареющего мужчины? Дети мешали ей. Шарлотта не раз видела, как мсьё Арнольд морщился при взгляде на них, хотя они почти не пересекались. Она всегда старалась устроить всё так, чтобы он их не видел.

Особенно ей было неловко, когда она замечала, каким взглядом смотрит на мужчину Шарль. Положительно в этого мальчика вселился дьявол ещё с рождения и проявился в тот момент, когда в их жизни появился этот… это… Шарлотта передёрнула плечами, не зная какое подобрать слово. Временами она испытывала мистический ужас, вспоминая об Эрике. Перед её мысленным взором возникали картины его внезапного появления, когда она больше всего нуждалась в помощи, и сама эта помощь представлялась ей удивительным фактом благоволения каких-то высших сил, и она стыдилась своего поведения и слов. В следующий раз она вспоминала о своих мечтах, связанных с Эриком и ей становилось неловко; она вспоминала его обезображенное лицо и чувствовала отвращение; понимала, что следовало бы испытывать чувство благодарности, но не могла на него решиться. В её представлении благодарность тянула за собой исполнение определённых обязательств: визитов, поддерживания отношений и проч. Шарлотта никак не могла себя заставить и видела себя мученицей — и снова винила всех, чтобы оправдаться перед собой.

А виновато было тщеславие, которое умудрялось извратить любые мысли и превратить любое дело, которое могло бы доставить ей удовольствие, в пытку. Шарлотта была и добра, и великодушна, и отзывчива в той мере, в которой позволяло воспитание. Но из-за тщеславия великодушный дар казался ей тяжкой податью, а нежная забота — докучной обязанностью. Тщеславие и неуёмное любопытство, свившие гнездо в её сердце, и толкавшие на поступки, о которых Шарлотта сожалела после, но исправить сделанное не было никакой возможности.

Чаще всего во время визитов немногочисленных гостей Амина уводила детей на прогулку и, если позволяла погода, гуляла как можно дольше в нарушение всех режимов и правил воспитания. Шарль и Лиза были полностью оставлены на её попечение, Шарлотта редко подзывала их к себе. В будние дни она была по горло занята в ателье мадам Лескано, в воскресенье у неё были гости. Квартира, в которой они жили, была хоть и не большой, но представляла возможность не пересекаться в течении дня с теми, с кем не хотелось. Перс практически не бывал у неё после того, как мадам Лескано сказала, что способна сама позаботиться о малышке Шарлотте. Дариус бывал чаще, но приходил к детям, поскольку очень скучал.

В одно из воскресений Амина увела Лизу на прогулку. Шарль остался дома — он был не здоров. Приближалось время гостей, и Шарлотта спешила освободиться, а мальчик, как назло, капризничал, не желал ни лежать, ни сидеть, разбрасывал игрушки, и Шарлотта уже жалела о том, что отправила няню на прогулку с дочерью. Амина была бы очень кстати сейчас. Она быстро успокоила бы Шарля. Ей удивительно быстро удавалось найти с ним общий язык. Он и разговаривал с ней легко и подолгу, что-то объяснял, часто неузнаваемо коверкая слова, но няня всё равно понимала его, удивительным образом угадывая в нескольких буквах то, что мальчик хотел сказать, в то время, как обращаясь к матери, он «жевал» слова и «глотал» целые предложения, не умея выразить то, что хотел. Иногда Шарлотте он казался не совсем нормальным, но в следующую минуту она пугалась таких мыслей, и ей становилось стыдно. Тогда она обнимала сына, прижимала его к себе крепко и там пряталась от своего стыда.

Так же легко общий язык находил с Шарлем и Эрик, но Шарлотта старалась об этом не думать. Хотя то, что происходило между этими двумя, трудно было назвать общением в полном смысле слова. Они часто просто сидели рядом и что-то делали: рассматривали картинки, мастерили что-то из бумаги — Эрик был большой искусник по этой части — или рисовали. Шарлотта изумлялась предметам их совместного творчества и, когда Шарль забывал, старалась убрать непонятный бумажный предмет или рисунок подальше. Почему-то творчество сына бросало её в дрожь.

***

С тех пор, как из их дома исчез Тёмный, Шарль часто грустил. Он старался никого не спрашивать о нём, но ждал каждый день — выбирался на лестницу у входной двери и прятался в тени лестничного пролёта. Золотистые глаза внимательно следили за всеми, кто входил и выходил из дома, но желанная фигура не появлялась. Потом приходила няня Амина и уводила его спать. Но и её он ни о чём не спрашивал. Он только смотрел внимательно, надеясь, что она сама поймёт. Амина же только ласково улыбалась и обнимала его.

Шарль никак не мог понять, зачем место одного единственного человека, который ему так нравился, заняли все эти ярко и красиво разодетые мужчины и женщины. Они бывали у них каждый воскресный вечер, их громкие визгливые голоса часто раздражали и вызывали головную боль. И мама в их присутствии почему-то тоже становилась какой-то яркой и ненастоящей. Она часто и громко смеялась, хотя ей не было весело! Лучше бы она оставалась с ним! Они бы играли вместе. Мама тихо напевала бы что-нибудь, и голос её в этот момент своей лаской напоминал голос Тёмного, Эрика.

Вот и сегодня мама спешила и нервничала, но он, во что бы то ни стало, хотел удержать её рядом с собой! Вконец рассердившись, Шарлотта накричала на него и, хлопнув дверью, ушла.

Проследив, когда соберутся гости и гостиная привычно зажужжит, позвякивая фарфоровыми чашками — мама угощала чаем — мальчик тихо выбрался из детской, с трудом открыл тяжёлую дверь — Шарлотта забыла запереть её после прихода очередного гостя — осторожно спустился по лестнице и выбрался на улицу. Он решил найти Эрика.

***

Вернувшись, Амина не обнаружила мальчика в детской. Его не было нигде. Шарлотта, занятая гостями, отмахнулась от её беспокойства. Девушка оббежала ближайшие кварталы, но Шарля нигде не было. Она ринулась к Самиру за помощью, поскольку просто не знала, что ещё может сделать.

Невозможно описать чувства Эрика, когда он выслушал бессвязный рассказ. Гнев заполнил его без остатка — плескался в глазах, трепетал на кончиках пальцев, скрывался в резких движениях и отрывистом голосе, которым он отдавал распоряжения Самиру и Дариусу, сразу и безоговорочно признавшим за ним право командовать.