— Это ты у нас добрая самаритянка способная ночи на пролёт просиживать у постели убогих, думая, что таким образом сможешь вымолить прощение своему непутёвому братцу. Признайся, ведь на самом деле тебе было противно, как и мне. Никто не может остаться равнодушным к такому уродству. Я как только вспомню это лицо — брр!

— Но человек не виновен в том, что творит с ним судьба, — робко заметила Амина, — и мсье Эрик с достоинством переносит своё несчастье.

— Не виновен? Ха! Кто знает, какую жизнь он вёл до нашего знакомства, из каких трущоб вылез и каков источник его богатства. Кстати, мсьё Арнольд со мной согласен, — самодовольно добавила Шарлотта, в этот момент она верила в то, что говорила.

Неловкость, которую она испытывала при мыслях об Эрике, на некоторое время покинула её. Теперь ей казалось, что всё позади, и ей больше не нужно будет вспоминать об этом человеке. Теперь в её жизнь вошёл новый мужчина, на которого она переключила своё внимание тем охотнее, чем скорее хотела подавить в себе все воспоминания об Эрике и его доброте. Она была счастлива от полуосознания смутных планов и смутных надежд, которые подбрасывало сердце затуманенному рассудку. Шарлотта была из тех женщин, которые не могут долго находиться в одиночестве –для спокойного существования им всегда нужен рядом мужчина.

— Но, мадам, совсем недавно вы прислушивались к мнению другого человека, человека, который сделал для вас гораздо больше, — осмелилась возразить Амина. — Кроме благодарности есть ещё и милосердие.

Обычно она не спорила с хозяйкой, но злые и грубые слова вдруг взметнули в ней волну недовольства и гнева и потребовали заговорить, и открыто и прямо разбить все наветы и наговоры, которыми полнился дом Шарлотты вот уже целый месяц. Не важно, будет ли знать о её словах Эрик, которого она собралась защищать. Сердце Амины полнилось такой любовью, что заставляла боготворить даже уродство того, кто был ей дорог. Чувство проступило слабым румянцем на смуглых щеках и заставило сердито заблестеть её глаза. Шарль, которого она в этот момент держала на руках, завертелся, беспокойно заглядывая то на неё, то на мать. Потом он подумал, что прозвучавшее знакомое имя означает, что человек, носивший его где-то на подходе. Его давно не было, и мальчик скучал.

— Милосердие?! — Шарлотта отмахнулась от потянувшегося к ней ребёнка. — К кому? Скорее стоит пожалеть меня за то положение, в котором я очутилась, благодаря всей этой истории. Подумать только какие мысли роились в моей голове, какие надежды питало глупое сердце! А всего-то и следовало этому господину не приближаться к одинокой женщине, чтобы не внушать ложных надежд.

— Но, мадам, — ахнула Амина, не находя слов для ответа на такие откровения. — Даже если этот господин произнёс что-то не так или сделал не то, вы всегда могли сказать ему об этом. Я не слышала от него ни одного резкого слова. Он был ласков к вашим детям, разве это не дает ему право на вашу благодарность? Он был жестоко ранен и много дней находился между жизнью и смертью — разве это не даёт ему право на простое участие со стороны тех, к кому он был добр когда-то?

— Не разыгрывай из себя отзывчивую смиренницу, не забыла — это ведь твой братец напал на обожаемого тобой мсье Эрика — резко ответила Шарлотта. — Ты сама рассказала мне об этом. И ночные бдения у постели умирающего ничем тебе не помогут! Если я пала в чьих то глазах, то ты-то уж грязнее меня во сто крат!

Амина обмерла. Вознося безмолвные проклятия своей доверчивости, заставившей её как-то раз всё рассказать женщине, которая показалась ей мягкой, отзывчивой и понимающей, она прикусила губу, пытаясь сдержать слёзы.

— То-то же, — зло добавила Шарлотта. — Знай своё место! Не тебе указывать, что я должна думать, что говорить и к кому прислушиваться. Ты мне не наперсница, а всего лишь моя нянька, служанка… — внезапно она взвизгнула и пригнулась, услышав над собой вкрадчивый голос.

Каждое слово, произнесённое этим голосом, так и полыхало гневом, каждая буква несла в себе холодную ярость. Слова жалили, как рой диких пчёл. Голос звучал всюду, окружал Шарлотту стеной, пригибал к земле, и в какой-то момент ей показалось, что она сейчас рухнет под невыносимой тяжестью, рухнет и задохнётся. Эрик возник у неё за спиной так внезапно, что это показалось колдовством.

— И не вам ставить её на место, мадам! Не ваши деньги оплачивают её труд. И если завтра Самир откажется от своей доброты, которую, кстати, он проявляет только ради меня, куда вы пойдёте?

— О, мсье Эрик, вы так напугали меня! Нельзя же так, — Шарлотта пыталась поправить положение, но чувствовала сама, что впечатление от слов, произнесённых раньше, исправить уже невозможно.

— Не думаю, что ваш доход шляпницы настолько велик, чтобы содержать квартиру в центре Парижа, — не обратив внимание на её лепет, продолжил Эрик. — Или вы думаете, что на самом деле способны очаровать половину Парижа и выторговать для себя безбедное существование на ближайшие пятьдесят лет? Мадам снизошла до объяснения с уличной плясуньей? А мадам не забыла, что совсем недавно сама оказалась на улице без единой монетки? И если бы не то самое милосердие, которое мадам сейчас так порицает, возможно, не было бы в живых ни её детей, ни её самой.

— Вот оно ваше хвалёное милосердие, — в запальчивости крикнула Шарлотта, — я хотя бы честнее вас: я не проявляю его, но и не попрекаю им.

— Возможно потому, что оно вам не доступно?

— А что вы можете поставить себе в заслугу кроме любопытства?

Шарлотта уже сама себя не слышала. Маленькая, обезумевшая от неловкости, от стыда и массы других чувств, она, едва не подпрыгивая, сжав кулачки, наскакивала на мужчину, возвышавшегося над ней, словно скала, и видела в неумолимом взгляде приговор себе и от того не могла остановиться.

— Что я видела от вас, кроме сухого приветствия и жалких подарков на рождество?…

Беспросветный, ледяной мрак накрыл сознание Эрика. Он был столь велик, что отнял у него способность двигаться, говорить и даже дышать. Ему показалось, что он вмиг лишился своего тела. Дикий гнев требовал придушить, женщину, которая совсем недавно, казалось, даже нравилась, но руки не слушались — он просто их не чувствовал и даже не видел. Лишившись на миг зрения и слуха, он едва не упал, потеряв ориентир. Испуганный крик и плач Шарля привёл его в чувство. Пугаясь своих собственных движений, Эрик вихрем развернулся, так быстро, что комья земли полетели на платье Шарлотты из-под каблуков сапог, и исчез так же внезапно, как и появился, оставив за спиной рыдающих Шарлотту и детей и онемевших Дариуса и Амину.

Комментарий к - 14 -

* “Исповедь сына века” Альфред де Мюссе

** Никколо Паганини

*** Place de la Nation

========== - 15 - ==========

С большим трудом Шарлотта добралась домой. Её пришлось почти нести на руках. К вечеру изнеможение вылилось в истерику, за ней последовала дикая мигрень. Амина вертелась, как белка в колесе, — делала примочки, поправляла подушки, бегала то за врачом, то за лекарствами. Дариус взял на себя заботу о детях. Иначе Амина просто лишилась бы чувств от усталости. После того, как хозяйка, наконец, отпустила её, она кое-как добрела до своего дома и осела прямо на пол, едва зашла в комнату. Мари засуетилась, помогая подняться. Усадила на стул, сняла ботинки, растёрла руки, и вскоре аромат травяного чая привёл Амину в чувство. Она отогрелась, и физическая усталость понемногу стала отступать. Закончив хлопотать, Мари уселась напротив подруги. И тут от изнеможения или от какого-то иного чувства Амина горько расплакалась, едва ли не горше, чем в тот момент, когда поведала Мари о совершённом над ней насилии. Мари пересела поближе. Подруги сидели рядышком, держась за руки. Амина сбивчиво пересказала утреннюю сцену, которой стала свидетельницей. И по мере рассказа оцепенение, охватившее её душу, стало отступать. Ей стало легче. Свечу не зажигали, и вскоре в комнате стало совсем темно.

— Неужели он действительно настолько плохо выглядит? — немного помолчав, спросила Мари.