– А жить где? В палатке?

– Как сам захочешь. Туда приезжает разная публика. Есть среди них и любители палаток. Но большинство живут либо в трейлерах, либо в небольших гостиницах. Там много поселений.

Сняв турку с плиты, ухажер Барбары осторожно переливает ароматный напиток в чашку и, поднеся ее к губам, делает маленький глоток. Издав урчаще-крякающий звук, он продолжает:

– Но у меня предложение лучше. Рядом с заповедником, недалеко от местечка Прей, на берегу озера стоит дом. Он принадлежит сыну моего друга. Его зовут Рон. Этот парень сделал из дома гостиницу и время от времени, когда есть желание, водит своих гостей по удивительным местам заповедника. Сознаюсь, я с ним уже поговорил. Он будет рад тебя видеть. Поживи у него. Несколько дней на природе – и ты станешь другим человеком…

Через неделю я уже мчался по трассе 90 в сторону заповедника. Пейзажи, пролетавшие мимо меня, общение с людьми в мотелях и в маленьких закусочных при заправках, постепенно улучшили мое настроение.

Практически перед самым поворотом на озеро раздался звонок:

– Э-э… Ян?

– Да, это я. Но лучше зовите меня Гордон.

– Это Рон. Вы как раз едете ко мне.

– Привет, Рон. Я буду у вас в пределах 15 минут.

– Хорошо, что я успел дозвониться. Притормозите, а то сигнал может прерваться.

Я остановился, а Рон продолжил:

– Так случилось, что я неудачно упал и сейчас нахожусь в больнице со сломанной лодыжкой.

– Сожалею, Рон. Я могу быть вам полезен?

– Нет. Я появлюсь в гостинице только через несколько дней, но вы располагайтесь, отдыхайте. Одним словом – чувствуйте себя, как дома. Пэм, что управляет моей гостиницей, ждет вас. Я договорился со своим коллегой из Прей – он сможет стать вашим личным инструктором. Его зовут Клиф. Я скину его номер телефона.

– Спасибо, Рон. Выздоравливайте!

Отключив телефон, я почувствовал, как мое настроение упало до нуля. Одно дело, когда ты едешь куда-то, зная, что с тобой будут «нянчиться»; и совсем другое, когда выясняется, что ты предоставлен самому себе. С тем же успехом я мог бы оставаться дома, изнывая от скуки или лежать в какой-нибудь клинике для душевнобольных.

Конечно, неплохо было бы пожить немного в доме Рона, полазить по горам под присмотром инструктора, но я настолько обленился, что для меня пройти лишние пару метров означало совершить геройский поступок. О каких горах может идти речь?

Пока я размышлял над своим положением, небо заволокло тучами, вокруг все потемнело, и поднялся сильный ветер. Ощущая, как под его порывами начала покачиваться тяжелая машина, я, поежившись, понял, что переждать непогоду в доме Рона будет самым правильным решением. Нажав на педаль газа, я тронулся с места.

Как только я повернул к озеру, начался жуткий ливень. Его косые струи, ударяясь о машину, брызгали во все стороны. Щетки с бешеной скоростью и скрипом елозили по запотевшему лобовому стеклу. Чтобы не ехать в тишине, я включил радио, но, кроме треска в радиоэфире, ничего другого слышно не было. Прошло минут десять, а ливень и не думал ослабевать. Судя по навигатору, дом Рона находился где-то рядом, и я, снизив скорость, попытался сквозь потоки воды разглядеть хоть какую-нибудь постройку. То ли от погоды, то ли от напряжения, у меня начала болеть голова и я готов был повеситься, лишь бы эта боль, пульсирующая в висках, куда-нибудь сгинула. Когда ливень закончился так же внезапно, как и начался, я заметил сквозь сосны мерцающий огонек. Повернув машину в его сторону, я вскоре увидел трехэтажный дом с плоской крышей…

Дверь мне открыла миловидная женщина лет сорока. Ее короткие светлые волосы были тщательно зачесаны назад. Немного посторонившись, она пригласила меня войти – и я, переступив порог, попал в очень уютный холл.

– Добрый вечер, – сказал я. – Вы Пэм?

– Да.

– Меня зовут Гордон. Вернее, я предпочитаю, чтобы меня звали Гордон, хотя по документам я – Ян МакБин. Рон пригласил меня погостить в его доме…

– Рон предупреждал, что вы должны приехать. К сожалению, он попал в больницу…

– Я знаю. Он звонил мне около часа назад.

– Ваша комната скоро будет готова.

– Спасибо.

– Это все ваши вещи? – спросила Пэм, разглядывая около моих ног большую дорожную сумку.

– Да.

– Наш служащий отнесет ее в вашу комнату. Могу ли я угостить вас горячим чаем?

– Не откажусь. Скажите, Пэм, у вас найдется что-нибудь от головной боли?

– Безусловно, – кивнув головой, ответила моя собеседница и скрылась за узкой дверью.

Я подошел к мягкому дивану и, усевшись на него, закрыл глаза. Вскоре вернулась Пэм. В руках она держала серебряный поднос. Поставив его на журнальный столик, женщина аккуратно придвинула ко мне чашку с чаем и блюдце с нарезанным лимоном. Затем она протянула мне бокал с водой и небольшую расписную коробочку.

– Прошу вас, – сказала она. – Это таблетки. Примите, вам станет легче.

Я так и сделал. Сунув в рот пару таблеток, я запил их водой.

– Чем еще могу быть вам полезна? – учтиво спросила меня Пэм.

– Пока все нормально, – ответил я, высыпая в чашку сахар из пакетика.

– Минут через пятнадцать комната будет готова, а пока наслаждайтесь чаем. Если что – зовите.

Улыбнувшись, женщина отошла к резному бюро, который, судя по всему, выполнял роль ресепшена.

Я огляделся. Холл занимал весь первый этаж и был разбит на зоны. В одной из них, напротив старинного камина, расположились мягкие кресла с невысоким, но длинным журнальным столиком между ними. В другой зоне стояла пара книжных шкафов, забитых книгами. Возле них красовались два игральных столика: один карточный, а второй для любителей шахмат. Еще в одной зоне, отгороженной от всех других шелковой ширмой с китайскими сюжетами, находилась столовая. Зона, в которой сидел я, была заставлена диванами. На окнах, кроме жалюзей, висели шторы из тяжелых разноцветных тканей, а стены были украшены гобеленовыми вставками и дешевыми репродукциями в широких позолоченных рамах. То здесь, то там на глаза попадались разнообразные фигурки и напольные вазы с искусственными цветами. Все это придавало отелю непринужденную домашнюю обстановку, хотя… по количеству абсолютно разных по стилю предметов в отдельно взятом помещении, все это чем-то напоминало один из блошиных рынков Нью-Йорка.

Отхлебнув из чашки, я повернул голову в сторону бюро и громко спросил:

– И много у вас постояльцев?

– Хватает, – перебирая бумаги, ответила мне Пэм.

– Здорово!

– Еще бы, – улыбнулась женщина и, сунув стопку счетов в один из ящиков бюро, спросила: – Как ваша головная боль?

Поставив чашку на блюдце, я ответил:

– Удивительно, но голова больше не болит.

– Я рада это слышать. Кстати, ваша комната готова. Если вы позволите, я провожу вас.

Она направилась к резной двери зеленоватого цвета, и я, поднявшись с дивана, последовал за ней. За дверью оказался самый настоящий лифт. В его не слишком просторной кабинке от силы могли поместиться только двое, и мне пришлось со всей силы прижаться к стенке, чтобы между мной и Пэм оставалось хоть какое-нибудь свободное пространство. Когда лифт, вздрогнув, медленно пополз вверх, я даже присвистнул от удивления – мне до последнего не верилось, что он сработает.

Моя комната находилась на втором этаже. Пэм, открыв ее, пропустила меня вперед.

– Надеюсь, вам у нас понравится, – сказала она. – Завтрак мы подаем с восьми до десяти утра. Обед с шести до восьми вечера. За дополнительную плату кухарка может приготовить для вас ланч. Доброй ночи и крепких снов…

Сунув мне в руку старинный ключ, она закрыла за собой дверь, оставив меня в небольшой и немного вытянутой комнате, больше напоминавшей вместительную кладовку. Я до сих пор не могу понять, как в ней смогли уместиться широкая софа и миниатюрная консоль, над которой висела картина, больше напоминавшая мазню пятилетнего ребенка. Заметив около стенного шкафа свою сумку, я было потянулся к ней, но в этот момент раздался стук.