В доме Мариам за постной трапезой с кувшином вина, предшествовавшей праздничному торжеству сидел Валаам со своими учениками, когда внутрь вошёл клирик из Храма. Мариам готовила на печи пресные лепёшки с изюмом, а Фейга, жившая теперь в её доме, разносила их на стол в глиняных мисках. Поприветствовав всех полупоклоном с прижатой к груди ладонью клирик произнёс, глядя на сидящего в середине длинного стола Валаама:

– Слухи о твоих чудесах разносятся быстро, целитель.

– Если бы это было так, ты бы пришёл сюда в первый же день, а не сейчас. И потом то, что считаешь ты чудом, я зову простым исполнением воли Господней.

– Не может творить чудеса вера бесовская – есть лишь Непорочная Дева, наша милостивая Мать и только она может это, а всё остальное есть от Лукавого.

– Бог един, не зависимо, как называют его, носит ли он женское платье или мужские штаны. Пусть каждый останется при своём – не в спорах рождается истина.

– Первосвященник хочет видеть тебя на праздничной трапезе, целитель, да смотрю, законы Божии для вас не писаны, – усмехнулся посланник, глядя на чашу с вином, что не приветствовалось в постные дни.

– Дурно не то, что попадает нам в рот, а то, что вылетает из него. Как, например глупость, которую подают под видом праведности.

– Оскорблять гостя, разве это признак мудрости? Что мне ответить Первосвященнику?

– Не званые гости часто хуже врагов наших. Ответь Первосвященнику, я приду. – Лицо клирика не изменилось, лишь глаза его торжествующе блеснули. Он ушёл и, нарушив молчание, один из учеников воскликнул взволновано:

– Не нужно тебе было злить его, учитель! Лучше подумай на кого бросаешь нас, ведь если войдёшь туда завтра, назад тебя они не выпустят.

– Чему быть, того не миновать – всё предначертано за нас богами и чтобы я не сказал ему сегодня, это уже не имело значения. А если они не выпустят меня из Храма, значит, я выйду оттуда сам, – ответил Валаам и, вытерев рот лежащим на его коленях полотенцем, первым поднялся из–за стола.

***

Сотни людей в праздничных расшитых золотом длинных рубахах шли к Храму, бросая себе под ноги стебли камыша, символизировавшие возрождение после зимы и держа в руках перья павлина, являвшиеся знаком духа побеждающего смерть.

Валаам со своими учениками, а также идущей следом толпы из тех, кого он излечил и просто любопытных, присоединившихся к ним по дороге, остановился у помпезной громады святилища, разглядывая его с душевным трепетом. Он был здесь много лет назад, ещё ребёнком и возможно от этого, оно казалось ему таким огромным, но и сейчас призванное поражать воображение своим великолепием здание оставалось настоящим колоссом. Построить второе такое не удалось никому. Говорят, его возвели Древние много веков назад, но благодаря мрамору и граниту оно сохранилось в почти изначальном виде, только теперь крылатое солнце заменили символом новой веры из трёх фаз луны. Вернее это был целый комплекс, на высоком холме, тыльной стороною выходящий обрывом на реку, а лицевой, опускавшийся каскадом к Соборной площади.

Огромный двор, в котором, прежде всего, оказывался входящий, и стены которого были выложены на два человеческих роста из каменных плит, состоял из внешней и внутренней части, находясь, как и всё это строение на разных плоскостях по отношению друг к другу. Первый двор, (большой), предназначался для паствы – здесь происходили общие собрания и молитвы во славу Астарты, что были особенно многочисленны по праздникам, таким как, например сегодняшний.

Через обитые медью ворота человек поднимался во внутренний двор, поскольку находился он гораздо выше внешнего и предназначался для священников, непосредственно примыкая к зданию. Его построили из трёх рядов обтёсанного камня и окружили оградой в ярд высотой, чтобы народ мог видеть священнодействие. Королева проходила сюда прямо из дворца через верхнюю галерею, возле входа же стояла невысокая тумба, с которой Первосвященник обращался с проповедями к народу. Рядом с нею находился большой медный жертвенник Всесожжения, на котором раньше днём и ночью горел священный огонь, а теперь изредка совершались жертвоприношения. Непорочная Дева не любила напрасно пролитой крови, зато благожелательно относилась к дарам, что приносили ей.

Сам Храм был выложен из каменных блоков и располагался внутри второго двора, представляя собою грандиозную конструкцию высотою в пятнадцать ярдов, длиною в тридцать, а шириною в двадцать. Древние возводили добротные каменные сооружения, не считаясь с затратами, но это превосходило по масштабу всё, что было построено раньше. Крытую глиняной черепицей крышу сделали плоской, а стены внутри обшили кедром и украсили позолотой, также как и пол. Строение имело прямоугольную форму и делилось поперёк на три неравных части. Первым шёл притвор, отделяя святое от мирского; он представлял собой пустую залу, в которую поднимались по ступеням с двумя мраморными колонами на входе. Дальше следовало самое большое помещение Храма, где проходили богослужения и в которую из притвора вела двустворчатая кипарисовая дверь, украшенная вырезанными на ней херувимами, пальмами и распускающимися цветами. Вверху, почти под крышей давали приток света и воздуха прямоугольные окна, а вдоль стен стояли пять семи свечных золотых светильников, что освещая залу, горели днём и ночью.

Последним шло святилище, отделённое от второй залы обшитой кедром каменной стеной с закрытой дорогой завесой кипарисовой дверью. Святая святых являлась кубической формы помещением, где хранились священные для верующих предметы, такие например, как книга сводов Закона, религиозной составляющей веры в Непорочную Деву из семи толстых фолиантов в железном окладе с застёжками, написанных мудрецами под диктовку спустившегося с небес Ангела. Книги хранились в обитом золотыми пластинами ларце, стоявшем на невысоком каменном постаменте. Два гигантских покрытых золотом херувима из оливкового дерева простирали по одному крылу над ларцом, касаясь стен другими. В этой комнате не было окон, она ничем не освещалась, и туда никто не входил, кроме Первосвященника, совершавшего очищающий обряд воскурения благовоний каждый раз, когда открывал ларец. После того как Астарта стала официальным божеством Добробрана, на праздники сюда съезжались тысячи паломников со всего королевства, а сам Храм превратился не просто в культовое место, а в национальный центр распространения новой веры.

Когда целитель уходил от Мариам больные, жившие в палатках, вышли ему навстречу, со слезами прося остаться, а тех, кто не мог ходить выносили к дороге и они, цепляясь руками за полы плаща, умоляли Валаама, не надеясь больше увидеть, и в последнем прикосновении желали коснуться исходящей от него благодати. Но целитель не внял их мольбам и когда поднимался на гору, выходя из пелены густого тумана, лежащего в низине, казалось, что возносится он на небо, не касаясь земли. И тогда некоторые, увидев в этом дурной знак стали покидать это место, не дожидаясь беды, и кто-топоследовал за ними, а кто-тоостался, надеясь на лучшее.

Город бурлил; из трёх десятков праздников бывших раньше осталось лишь семь основных да столько же второстепенных, и люди утомлённые тяжким трудом с радостью давали отдых натруженным чреслам, предаваясь безделью и чревоугодиям. В этот день после утренней службы в Храме, народ ожидали накрытые яствами столы с хлебом и разбавленным водой вином, а также артисты бродячих цирков в большом количестве съехавшихся сюда накануне. Канатные плясуны, жонглёры, факиры и заклинатели змей готовились теперь представить на суд неискушённого выбором зрителя своё искусство, а уличные зазывалы уже старались вовсю, перекрикивая друг друга.

В полдень Валаам вошёл в священное здание, мраморные колоны которого уходили вверх так высоко, что приходилось закидывать голову. Стража, стоящая у двери не пустила его свиту и, пройдя свозь опустевший уже притвор, он оказался внутри выложенной светлой плиткой залы, в центре которой розовым камнем была изображена огромная восьмиконечная звезда. Его уже ждали. Торжественно одетый клир и сам Первосвященник, тщедушный маленький человек в льняном тюрбане с золотой пластиной на лбу, с изображением трёх фаз луны важно приветствовали его, находясь на небольшом возвышении. Сидя на стульях, они что-то обсуждали между собой, но увидев целителя смолкли. Первосвященник поднялся, заняв место за невысокой кафедрой, с которой обычно давал наставления. Остальные иерархи остались на своих местах, лекарь же присел на стоящий в одиночестве табурет в середине звезды.