– У тебя длинные пальчики. Особенно средний!

Я оставила без комментариев его «комплимент» и присела рядом с Брэндоном – он выглядел комично с двумя тампонами в ноздрях и с замороженным, неизвестно откуда взявшимся куском мяса на глазу. Я растянулась в улыбке и вытерла салфеткой кровь на его щеке.

– Кажется, алкоголь делает тебя безбашенным.

– Ага, – ухмыльнулся Брэндон.

Райан сместил брови на переносице и пригнулся ко мне, смотря куда-то за мое плечо.

– А… разве ты его знаешь? Что он от тебя хотел?

– Кстати, да, – закивала Карен, таинственно улыбаясь. – Хотелось бы знать.

Я обернулась. Габриель раздавал нескольким девушкам автографы, а затем, направился к выходу из паба, напоследок подмигнув мне.

– Мне бы самой этого очень хотелось.

***

Мы с Карен попрощались с парнями, затем залезли в минивен, искренне надеясь, что наши друзья, один из которых плохо водит, а другой – еле пребывает в сознании, смогут сами доехать и не попасть в аварию на древнем пикапе, если тот не развалится на запчасти. Всю дорогу до дома Карен расспрашивала меня о Габриеле. Я отвечала на ее тупые вопросы, закатывая глаза и иногда поглядывая, как она водит – подруга была страшно пьяна, поэтому, приходилось следить, чтобы она не путала газ и тормоз. Я была уверена – она завтра же забудет, о чем мы говорили.

Хоть я пила ровно столько же, сколько и Карен, но ощущала себя гораздо трезвее и, в отличие от нее, не смеялась над всем подряд. Когда я впервые попробовала алкоголь, пьяное состояние у меня продлилось недолго, отрезвела гораздо раньше своих неординарных друзей. Не знаю, стоило бы считать это минусом или даром свыше (что звучит смешно), но я радовалась этой «способности», словно долгожданному подарку на рождество.

– Ты думаешь, он преследует тебя? – промямлила Карен, поворачивая на мою улицу. Я бы могла сама нас повезти, но проблема была в том, что уговорить пьяную Карен Джонс доверить ее машину мне, так же невозможно, как придумать вечный двигатель.

– Знаю. И да, в совпадения не верю. Вообще, он говорил, что вроде бы… хочет со мной…поговорить.

Н-да, я конкретно в замешательстве, о чем он хотел «побеседовать» со мной.

– Он в тебя втюрился! – пропела Карен, остановив машину. – Габриель Эйнсфорд в тебя втюрился! – она хлопнула меня по ноге. – Моя девочка нарасхват!

Я сморщилась.

– Что за бред ты несешь? – кинула я возмущенно. Такого просто быть не может. Причина его преследования кроется в чем-то другом. И в чем – понять не могу. – Давай протрезвеешь, и мы спокойно все обсудим?

Я толкнула дверцу и выбралась. Карен пригнулась и показала мне язык.

– Заметано. Увидимся, Грейс.

– Будь осторожна.

– Да ладно тебе, прекрасно же знаешь, как я вожу, – подмигнула Карен, нажимая на газ. Ее минивен дико завизжал, затем исчез, резко завернув за угол.

Направляясь к дому и обнимая себя руками, я тщетно пыталась согреться на прохладной улице. Свет в доме был выключен, что свидетельствовало об одном – папа спит. Разговор на сегодня отменяется.

Я аккуратно открыла дверь, стараясь не разбудить отца. Где-то неподалеку хрустнули ветки и послышались приближающиеся шаги, принудившие оцепенеть от страха. Я гадала, кто может там быть, и тут мое воображение разыгралось не на шутку.

Неужели, грязный тип, некогда забравшийся в мой дом, вернулся? Или это… Габриель? Или Габриель и есть тот тип?

Как бы ни хотелось это узнать, я заскочила в дом и, захлопнув дверь, закрылась на несколько замков сразу. Сердце плясало в груди чечетку. Я отскочила от выхода, прислушиваясь.

Тишина.

Некоторое время я продолжала стоять, только потом настороженно подошла к окну, ожидая, что за ним появится какое-то чудо и отправит меня в мир иной. Но, как ни странно, никакой неказистой физиономии не выглянуло. Шум пропал, и я задумалась: может быть, ничего не было, а у меня просто развивается паранойя? Или, на самом деле, со мной все нормально, и на улице кто-то был. И следил за мной. Или хотел подойти. Не знаю. Понятно только одно – он не хотел, чтобы я его видела, поскольку скрылся.

8

Чую запах свежих цветов – он прекрасен, ощущаю на своей коже теплейшие лучики солнца и мягко смеюсь. Мой смех подобен звону колокольчиков. Я наслаждаюсь красотою Нью-Йоркского парка «Central park» и изредка поглядываю на маму, которая сидит рядом, улыбаясь и напевая необычную песню. Ее бирюзовые глаза скользят по зеленой траве, задерживаются на мне, и алые губы рождают на свет самый прекраснейший припев, когда-либо слышанный мною:

Я иду вперед,

Желая свет найти.

За мной рушится небосвод,

А я продолжаю идти.

Смотрю вдаль, шагая,

Когда кровью залита земля.

Лишь одно я знаю —

Никто не остановит меня.

Темные волосы мамы развиваются по ветру, ее рука сжимает мою, и я понимаю, что во время исполнения припева не дышала. Вдыхаю. Легкие радуются кислороду. Эта песня всегда завораживает меня. Сколько бы я ее ни слушала, она никогда не надоест мне. Никогда.

– Мам, – позвала, – скажи, а откуда она? Ты мне не говорила еще.

Мама улыбается, переключая взгляд на наши переплетенные пальцы. Она решает не отвечать на вопрос, и шепчем мягким голоском, поднимая наши руки на уровне лиц:

– Скай, милая моя… ты еще слишком мала, чтобы знать это. Я не хочу говорить тебе, скоро ты сама узнаешь обо всем.

Я с интересом смотрю на нее, желая найти в ее эмоциях хоть какое-то объяснение. Но ничего. Потом придвигаюсь к ней ближе.

– Знать что, мам?

– Свое предназначение, – она печально опускает взгляд и вздыхает. Улыбка пропадает.

Я не понимаю ее слов и морщусь, осмысливая. Затем заглядываю в ее глаза – они самого удивительного цвета – голубовато-зеленые, с темно-синими крапинками, обрамленные пышными ресницами.

– Что за предназначение?

Мама задумчиво кусает губу. Я с замиранием жду ответа, понимая, что скоро мое терпение лопнет, как мыльный пузырь. Не услышав ничего, снова задаю этот вопрос:

– Что за предназначение?

– Великое предназначение, – мама смотрит на меня. – Ты узнаешь о нем. Очень скоро. А сейчас… я не хочу, чтобы ты думала о нем. Я хочу, чтобы у тебя была нормальная жизнь. Сейчас. Потом просто ее не будет.

О чем она? Что за предназначение? Я ерзаю на траве, обнимаю худые ноги, которые с мамиными кажутся просто крохотными. Когда подрасту, у меня, наверное, будут точно такие же…

– Ты не можешь сказать сейчас?

Мама гладит меня по голове свободной ладонью и перекладывает темную косичку на плечо.

– Нет, детка. Слишком рано…

– А когда будет не рано?

Она медленно разжимает пальцы, опускает их на мое запястье правой руки и поворачивает ее ладонью верх. Теперь я гляжу ладонь, где изображен блеклый знак в виде двух букв «V», соприкасающихся друг с другом остриями. Мама говорит, это родимое пятно, которое приобрело необычную форму. Я верю ей, хотя считаю это странным.

– Когда оно станет темнее, – мама проводит длинным пальцем по этому рисунку, я улыбаюсь – щекотно. – Знай, Скай, ты – особенная Ты не такая, как все. В этом твое преимущество и проклятье. В какой ситуации ты бы ни находилась, не вешай рук, ангел. У тебя будет много друзей, но также – врагов – они-то и попытаются сделать все, чтобы ты не смогла исполнить предназначение. Никогда не бойся их, слышишь? Тебя не дадут в обиду, обещаю. Но и, не смотря на это, всегда старайся быть начеку. Иди до последнего, милая. От тебя будет зависеть многое в этом мире – как будущее, так и настоящее.

Чувствую капельки, скатывающиеся по щекам. Я плачу? Я провела пальцем по ним – да. А почему это происходит? Я плачу из-за неизвестности, которая меня ждет или из-за того, что мама ничего так и не объяснила? Нет. Я плачу, потому что…