Дело было в обеденный перерыв. Я шёл в заводскую столовую, потому что рядом завод. Не стоит думать только, что я работаю на заводе. Я совсем не на заводе работаю. На заводе, конечно, работать почётно. Но и в конторе тоже. Все профессии важны. И моя. Я с гордостью могу сказать – я специалист по кадровой работе. У нас кадры решают всё. Тут подходит этот. С кудрями. И одет прилично. У нас так в конторе ходят. Костюм, брюки хорошие, пальто драповое в ёлочку. Говорит мне: «Вам нужны стержни для шариковых ручек?» А кому сейчас не нужны стержни для шариковых ручек? Всем нужны. Особенно в отделе кадров нужны! Пастой, конечно, можно заправлять, мы и заправляем, только со временем они «сопливить» начинают, а у нас точность необходима. Ну и про запас взять можно! Для работы же! Для общего дела! Пошел я с ним, а он ведёт меня дворами. Скоро уже и обеденный перерыв закончится, а мы всё идем. Я его спрашиваю: «Далеко ли идти?» А он отвечает: «Пришли уже». Заходим в парадную. Он чемоданчик открывает свой, дипломат то есть. Там стержни лежат новые. «Вот, – говорит, – сколько вам?» «Дюжину, – отвечаю, – двенадцать штук, чтоб для ровного счета». Отсчитывает. «Пятьдесят копеек, – говорит, – за штуку». Я бы не ради общего дело никогда не пошёл, а он меня загипнотизировал, вот я и попался на удочку. «Дорого это, – отвечаю, –пятьдесят копеек». А сам думаю, как бы его к отделению милиции привести, чтобы для него это незаметно было. Там бы я им все рассказал, и про стержни, и про то, как мошенника задержал! «Ну дорого, так дорого, пойду я тогда», а я тут и закричал: «Милиция! Тут буржуазия реставрируется! Честного человека на шесть рублей обуть хотят!». Кудрявый наутёк, я за ним, стержни у него вывалились, я их подобрал и в милицию отнес. «Вот, – говорю, – вещественное доказательство моей невиновности». И в газету написал, чтобы читатели знали, какие жулики по улицам нашего города ходят.

Катенька чётко осознает, что газетные вырезки просто так хранить никто не будет. А уж тем более вместе с ценными документами. Трудовая книжка для любого советского и постсоветского гражданина документ наиценнейший, по ней стаж считают. Потом пенсию платят.

Трудовая, трудовая… Фамилия, имя, отчество, год рождения – все совпадает с «Историей КБ», надо еще в личное дело заглянуть, но не думает Катя, что там будет что-то принципиально новое. Дата заполнения трудовой книжки 23.12.1973. Через девять месяцев после перевода в (или «на»?) загадочный п/я. И куда делась старая трудовая? Он же с пятьдесят первого в КБ, если верить Леонидову. «Общий трудовой стаж работы по найму 12 лет /двенадцать лет/». «Со слов». Ну ничего себе! Куда у нормального кадровика денется трудовая? «Приказом № Л311 от 23.03.1973 переведен в п/я № 2726» – совпадает, уже хорошо. Посмотрим поощрения. «За досрочное выполнение 4хмесячного плана по испытаниям шариковых стержней». Опять стержни. Откуда, вообще, эти стержни постоянно возникают. КБ авиационное, а стержни – канцелярские. Одно знаем точно, Михаил Яковлевич организовал досрочное выполнение плана по шариковым ручкам. Видимо, это касалось и его личного финансового плана, уж такие простые вещи Катенька может сопоставить, только как связана авиация и советские паркеры? А Миша-то романтик! Сохранил первое упоминание о себе в прессе.

И самое примечательное. Даты увольнения нет. Последняя запись про перевод. В книжке про КБ тоже ничего нет о дальнейшей судьбе Вайнберга. Личное дело? Леонидов, Леонидов какое же это личное дело? Ни одной фотографии, только копии диплома и трудовой. Да личная карточка. Не принимал, не участвовал, не женат.

9

Прекратить шовинистическую демагогию!

– Михаил, поймите и проникнитесь степенью оказанного Вам доверия. К результатам Вашей деятельности на посту претензий никаких, но средства, которыми Вы этих результатов достигаете, ниже всякой критики.

– А результаты, товарищ Трофимов, и есть то, что в данном вопросе нужно принять во внимание.

– Да, но…

– Что но? Сами знаете, с чем работаем, и куда это идет. И перед кем отчёт держим. Мы, между прочим, не вы. Цена выполнения – любая. Так что визируйте, и ведите Вайнберга в первый отдел, на инструктаж.

– Позвольте, но эти возмутительные эпизоды! Если Вы умудрились замять милицейское расследование, это не значит, что мы о них не помним! Это несовместимо с доверием, которое Вы предлагаете возложить на этого… этого…

– Этого, с Вашего позволения?

– Этого авантюриста и подголоска. Яблоко от яблони…

– Слышь ты, шкура, блядь!

– Миша, успокойся. А вы, Трофимов, прекращайте эту шовинистическую демагогию и подписывайте. Цени́те хотя бы наше время, если не цéните своё.

– Советская власть не может доверить запятнавшему…

– Щенок. Ты меня за советскую власть не агитируй. Я за неё воевал. А Сашка так и дважды. И полевые методики оба помним. Подписывай.

– Вы, Семёнов, забываетесь! Я в обкоме вопрос подниму!

– Смотри, Мишань, какой автограф красивый. Дуй с ним в первый отдел, всё подпиши, и милости просим на заведование. А Вы, Трофимов, звоните, не стесняйтесь. Вон вертушка, на том столе.

10

Дневник Нины Афанасьевой, пребывающей в вечной юности

Записи из дневника

(избранные)

17 октября 1951 года

Сегодня уже совсем холодно. А я ненавижу, когда холодно, потому что надо надевать шапку. Мама говорит, что волосы надо мыть раз в неделю, а после шапок они становятся слежавшимися и жирноватыми. Сегодня столкнулась в подъезде с Мишкой. Какой же он красивый! Вряд ли ему нравятся слежавшиеся волосы и толстые лодыжки. Но ничего. Всего полгода – и весна! А там уже и шапки можно не надевать!

23 марта 1952 года

Зима все не проходит. Четверть закончилась. Нахватала, конечно, троек. А ведь в прошлой четверти ударницей была! Это все Мишка виноват. Шастает по подъезду именно тогда, когда я выхожу из дома. Вот прямо в 8.00. Надо подтягивать. Взяться за литературу. Нет, я литературу как явление не отрицаю, хотя читать не очень люблю. И теперь я сама себе даю честное слово, что прочту все, что будет задано! И никакие больше Мишки не помешают мне хорошо учиться!

1 мая 1952 года

Попросила Мишку помочь мне с задачей по математике. А он не согласился. И еще сосед называется! Сказал: «Я тороплюсь, Ниночка, времени мало, это ж школьная программа! Там всё просто! Пока!». А я думала, что я могу ему понравиться. Но разве так говорят девушке, которая нравится? Вот такие бывают соседи.

8 июня 1952 года

Спросила у Мишки, почему давно его не видела. Он загадочно улыбнулся и сказал, что у них изменились правила внутреннего трудового распорядка. И теперь он из дому не в восемь выходит. А когда – не сказал. Говорит – военная тайна. Знаем мы таких военных! Нормальные военные в шинелях и кителях ходят, а этот наряжается – футболка у него белая, а воротник как у рубашки. Недавно узнала, что называется «поло». Поло – это еще и вид спорта. Только у нас таким спортом не занимаются.

17 января 1953 года

Сегодня самый ужасный день. Сегодня мне исполнилось семнадцать. Родители ушли к друзьям, чтобы я отметила в компании одноклассников. А никто не пришел. А я никого и не звала. Но не пришел даже тот, кого звала. Ну и ладно. Ноль внимания, фунт презрения. В школе подарили тетрадку и пожелали хорошо учиться. Только вот всем и нужно, что хорошо учиться. А в тетрадку буду записывать не вот эту всю чепуху, а правильные и нужные вещи.

18 января 1953 года

6.30

Сегодня мне приснилось (или нет?), что моя подставка для чтения поднялась над столом и провисела так примерно 10 секунд. Если бы приснилось, я бы забыла. А если не приснилось, то это что-то неправильное – не может подставка для книг летать. Вот лампа же настольная не летала, хотя на том же столе. Привинченная. Показалось.