Ленора взяла было газету, но миссис Джонс выхватила её у девочки из рук.

– Извини, золотце, – сказала она. – Забыла убрать. – Она торопливо метнулась в дальний конец кухни и поскорей запихала газету в мусорное ведро.

Но Ленора успела увидеть заголовок: «После взрыва в Техас-Сити найдены сотни неопознанных тел». В памяти ещё стояла картина: кучи трупов вокруг, все разодраны в клочья взрывной волной. Ленора закрыла глаза и помотала головой, чтобы вытряхнуть из неё воспоминание. Есть больше не хотелось.

Она почувствовала, как над её рукой нависло что-то тёплое, подняла голову и уткнулась глазами в лицо миссис Джонс.

– Всё образуется, детка, – сказала она. – Вот увидишь.

Ленора кивнула, с трудом проглотив слёзы. В сказанное она не верит или почти не верит, но постараться всё-таки надо.

Всё образуется, не может быть иначе. Они должны быть живы.

Ленора взяла сандвич – надо заставить себя поесть. На вкус – приятное кисло-сладкое сочетание. Такие сандвичи ей часто клала с собой мама в школу, только в этой тунцовой пасте было какое-то отличие.

– Яблоки, – сказала миссис Джонс, не отрываясь глядя на Ленору. – Они придают небольшую сладость, а заодно и кислинку. Я как-то не была уверена, понравится тебе или нет, но подумала – наверное, понравится. – Она кашлянула. – Твоему папе нравилось. – Она улыбнулась, и кожа вокруг глаз скомкалась в складки, как мятая газета.

Ленора ничего не сказала и не спросила, хотя на языке вертелись тысячи вопросов. Просто непонятно было, откуда начинать.

Помолчав, миссис Джонс проговорила:

– Ни в поместье, ни в окру́ге детей нет. Гости тоже редко приезжают. Так что не часто мне приходится готовить на ужин что-нибудь эдакое. А на сегодня я как раз такое и запланировала.

– А что?

– Жаркое, – ответила миссис Джонс и указала на одну из духовок. – Уже поставила.

Жаркое. Мама так вкусно умела его делать. Грудь Леноре снова сдавило. Будет ли она когда-нибудь дышать свободно, как прежде?

– Хорошо, что ты у нас поживёшь. И для Замка хорошо, и для всех, – сказала вдруг миссис Джонс. Её глаза затянулись было пеленой, но затем прояснели.

Ленора уставилась на кухарку, ожидая, что та скажет что-то ещё, разъяснит свои слова, но та ничего такого не сделала. Ленора открыла рот, чтобы спросить самой, но в итоге только и вымолвила:

– Я тут поживу совсем недолго.

Миссис Джонс опустила лицо.

– Я знаю, – сказала она.

Однако Леноре нужно было непременно проговорить эти слова вслух – снова, чтобы опять в них поверить. И она продолжила:

– Мама с папой скоро приедут за мной и заберут домой.

– Домой, – эхом отозвалась миссис Джонс. Она провела пятнистой ладонью по столу. – Удивительно, до чего разные вещи иногда под домом подразумевают. Ну ладно. – Она встала. – Если ты поела, пойдём, я покажу тебе твои комнаты.

– Мои комнаты? – Ленора чуть не хохотнула, совсем забывшись от внезапной нелепости последней фразы. Вообще, эта кухарка выражалась порой так официально, как будто была не кухаркой, а горничной из какого-нибудь старинного романа вроде тех, что любил читать отец. Ленора прижала ладонь ко рту, пока смешок не прошёл, и только затем спросила: – Их что, больше одной?

Миссис Джонс склонила голову набок, и в её улыбке проступило что-то ещё, кроме прежней доброжелательности – какая-то весёлость, пожалуй.

– Видишь ли, золотце, к каждой спальне в нашем Замковом особняке, Замке, прилагается отдельная ванная с уборной. Поэтому целиком мы зовём их комнатами, да.

– То есть в вашем особняке двадцать шесть ванных? – изумилась Ленора. И тут же сообразила, что пялится на кухарку во все глаза. У неё дома ванная была только одна, и пользовались ею по очереди. Из-за этого-то и разгорались самые крупные стычки – в основном благодаря Рори, которая любила там поторчать подольше.

– Вообще-то двадцать девять, – уточнила миссис Джонс. – Ещё рядом с гостиной есть, при библиотеке и рядом с бальной залой. Некоторые, впрочем, не то чтобы целые ванные, а так, скорее просто дамские комнатки, но во всяком случае… – Миссис Джонс поднялась. – Пойдём, детка.

Ленора послушно вышла вслед за кухаркой, и они оказались у подножья большой винтовой лестницы, конца которой было не видать. Казалось, она такая высокая, что ведёт на самое небо… только, понятное дело, она туда не ведёт. Уж кто-кто, а дети Коулов усвоили с пелёнок – папа об этом позаботился, – что волшебства не существует. Как любил повторять папа, волшебство есть только обман и иллюзия, и ничему иллюзорному доверять нельзя, ведь обманутый жестоко страдает. Правда, чего Ленора никогда не могла понять – это почему сам папа любит именно те книги, которые целиком и полностью про волшебство и всякие там чудеса.

Стена вокруг лестницы была вся увешана портретами незнакомых людей – наверное, членов семьи, подумала Ленора, но точно определить не могла. Семьи этой она толком не знала. Папа никогда не говорил о ней, не рассказывал, даже не упоминал ни Замковое поместье, ни Замок. Ленора ненадолго задержалась перед портретами: серьёзные мужчины плотно сомкнули губы, женщины обратили вдаль ясные взгляды лучезарных глаз. Ей захотелось узнать, кто эти люди, но темп миссис Джонс не оставлял возможности для вопросов на ходу. Ленора еле поспевала за ней, торопливо хватаясь за блестящие перила из вишнёвого дерева. На ладони не осело ни пылинки.

– Миссис Джонс, проследите, пожалуйста, чтобы у неё было всё, что надо, – громыхнул им вслед мужской голос. Ленора остановилась и выглянула в пролёт сквозь узорчатое сплетение чёрных железных прутьев в перилах. Внизу в сумраке коридора виднелась фигура дяди Ричарда – лицо почти полностью скрывала тень лестницы. Он уже переоделся – наверное, чтобы избавиться поскорей от запаха Техас-Сити и вместе с ним от его гнетущего образа. Теперь на дяде был другой костюм – в общем-то, точно такой же, как предыдущий, только терракотовый. Левая рука прихлопнула по бедру – Ленора проследила за этим движением, чтобы не смотреть ему в глаза, в это лицо, так похожее на папино, кроме глаз. – И ужинает она сегодня со мной, – закончил дядя Ричард.

– Да, мистер Коул, – откликнулась кухарка.

Ленора опустила глаза на своё платье, сплошь измятое и в саже, на туфли – с ними, скорее всего, ничего уже не сделать. Сидя в здании городского совета, она попыталась отскоблить пыль и копоть с ладоней, лица, локтей. Но с одеждой и обувью дело обстояло сложней.

С этого момента она на лестнице ничего не трогала, включая перила. Маме бы очень не хотелось, чтобы она поступила в гостях невежливо или бестактно, пора вспомнить о том, кто здесь юная леди, и вести себя подобающе.

Она будет вести себя подобающе.

Она будет делать всё что угодно, лишь бы они вернулись.

Интерьер второго этажа оказался довольно простым: вперёд уходил тёмный коридор – казалось, конца ему не будет, а украшал его разве что один ковёр с вьющимся узором, как и внизу, с зелёными, синими и золотыми завитками. Кое-где можно было разглядеть в сгущающемся мраке несколько портретов на стенах. Двери во все комнаты, сколько их виднелось впереди, были закрыты. Леноре жутко хотелось посмотреть скорей, что же там, за этими дверями, но миссис Джонс остановилась у первой же двери справа.

Ленора бросила напоследок взгляд в тёмную глубину коридора – он зиял перед ней, как чёрная бездна. Что ж, хотя бы ей не придётся нырять туда, в темноту, каждый день.

Вот уж посмеялись бы над ней Джон и Чарльз с Рори – такая трусишка! Если бы они приехали сюда вместе и каждый сам выбирал себе комнаты, Ленора и так выбрала бы эти, крайние, просто потому, что они не утопают где-то глубоко во мраке бесконечного коридора.

Вот бы они приехали сюда вместе. Вместе бы исследовали Замок. Ей не пришлось бы быть одной.

Хотя, может быть, миссис Джонс покажет остальные комнаты, если попросить? Мама всегда говорила, что если бы Ленора почаще обращалась за помощью, то ей бы и жилось полегче. Леноре нравилось всё делать самой – правда, в случае тёмных коридоров и запертых дверей это означало, что она скорее притворится, будто ей ничуть не интересно, что там за дверями, чем попросит кого-нибудь сходить посмотреть вместе с ней.