Однажды, когда они были вдвоем в комнате, кузен вдруг достал маленький занятный каталог, надписанный «Рене Шато», там было полно фоток девиц, совершенно голых. Они украдкой разглядывали его при закрытой двери, но Карин стала клянчить, чтобы ей тоже показали, иначе она грозилась все рассказать взрослым. Антони было десять лет, кузену двенадцать. Листая каталог, они делали вид, что все это их не так уж и удивляет, но вот волосы между ног вызвали у них сомнение. Карин показала им. У нее самой волос там не было, только четкая щель посередине, с которой хотелось разобраться поближе. Антони тоже пришлось спустить штаны. Давно это было.

Ребята не просидели и десяти минут в комнате кузена – молча, как враги, обоим было не по себе, – как у входной двери внизу позвонили. Это было непривычно: к Мужелям мало кто ходил, кроме Антони и Ванессы. А они не звонили. Кузен высунулся в окно и сказал пришедшим, чтобы заходили.

– Кто это? – спросил Антони.

На лестнице послышались шаги. Кузен, надувшись, делал вид, что прибирается в комнате. Антони переспросил:

– Нет, слушай, кто это?

Кузен вздохнул.

– Тебе нельзя здесь оставаться. Иди давай.

На пороге появилась Клеманс, а следом за ней – Стеф. Антони машинально поднес два пальца к своему печальному глазу. Что за бред?

– Привет, – сказала Клем.

Волосы у нее были зачесаны наверх и собраны в пучок, глаза подведены черной тушью, она распространяла вокруг сладкий аромат, как сахарная вата. Что касается Стеф, то она была явно не в духе. Теперь, когда их стало четверо, комната показалась просто крошечной и особенно жалкой. Кузен, от взора которого это не ускользнуло, взбил подушку, чтобы придать ей немного объема, спрятал тянувшиеся по полу провода. Клеманс подошла к нему, и они поцеловались, вытянув губы трубочкой. Антони так и сел: какая-то попса, а не поцелуй. Он повернулся к Стеф.

– И чего? – сказала она.

Да ничего. Голубки уселись на подоконнике. Их силуэты четко вырисовывались на фоне сверкающего за окном дня. Оба молодые и красивые до ужаса.

Последовавшие за этим пять минут были довольно мучительны. Стеф не проявляла никакой инициативы, Антони не решался что-то предпринять, а той парочке больше всего хотелось остаться наедине. Эта сложная дипломатическая ситуация выражалась в напряженном молчании, всяческом избегании общения и вздохах, испускаемых Стеф. В конце концов кузен взял Клеманс за руку, чтобы вывести из комнаты.

– Куда это вы? – ворчливым тоном спросила Стеф.

– Мы сейчас.

– Вы что, смеетесь?

– Сейчас вернемся. Сверните пока косячок.

Парочка скрылась, и Антони остался один на один со Стеф. Это было так кайфово, неожиданно, просто отпад. Он снова поднес пальцы к правому глазу.

Стеф тем временем принялась разглядывать видеокассеты на полках. Нагнувшись, она читала названия. Время от времени разочарованно поднимала бровь. На левом плече у нее из-под очень короткого рукава футболки выглядывал шрамик от БЦЖ. Антони достаточно было протянуть руку, чтобы его потрогать. Она выглядела совсем девочкой в этом комбинезоне с шортами: округлые икры, складочка на шее, завитушки на затылке. Она подняла с пола какой-то журнал и начала обмахиваться. От жары на ее коже проступили влажные отблески. Она была небрежна и медлительна. Типа тех, кто ест руками, а потом облизывает пальцы. Она упала на кровать и, приподнявшись на локтях, положила ногу на ногу. Правая ступня ее болталась в воздухе, с нее упала кеда. Антони заметил, что ее бедра, прижимаясь к одеялу, начинали выглядеть иначе, они казались толще, чем до того, и были испещрены маленькими ямками, что его очень волновало.

– Эй! – проговорила Стеф, заметив его взгляд.

Мальчик вспыхнул и почесал в затылке. Он сказал, что сейчас свернет косяк.

– А его мать? – спросила девушка.

– Ничего не будет. Она сюда никогда не поднимается.

– Точно?

– Говорю тебе. Ничего не будет.

Его ответ не слишком убедил ее. Антони нашел в маленьком секретере бумагу и травку и занялся делом. Тут бы ему и рассказать о своем походе к Маню. Самый верный способ доказать ей, что он настоящий мужик. Так ему казалось. Но у Стеф были другие заботы.

– А что его мать? Она не работает?

Антони не знал, что ответить.

– У нее проблемы со здоровьем.

– Типа?

– Сердце.

Это был дежурный ответ, и Стеф он устроил. Антони как раз закончил сворачивать самокрутку. Он протянул ее Стеф.

– Держи.

– Да ладно, не надо…

Честно говоря, Стеф не понимала, зачем подруга затащила ее сюда. Какая-то дрянная халупа. Сколько их тут может жить? К тому же тут пахло псиной, а ковер-то, ковер на полу – жуть! А главное, эта ненормальная, там внизу, которая открыла им дверь. Сначала спросила, есть ли им восемнадцать лет, а потом сама же стрельнула у них сигарету. Ничего себе!

После первой же затяжки во рту у Антони стало сухо и как-то вязко, он пожалел, что вообще предложил свернуть эту чертову самокрутку. В то же время вряд ли ему светило в ближайшие минуты целоваться со Стеф. По некоторым деталям, как, например, этот браслет, манера держаться, чистые волосы, качество кожи, он догадывался, что у нее внутри скрывается целый мир, недоступный и огромный. Он смутно представлял его себе, с завистью думая о каких-то домах летом, о семейных фото, о раскрытой книжке на шезлонге, большой собаке под вишней, такое вот счастье в чистом виде, которое он видел в глянцевых журналах у дантиста. Нет, этой девчонки ему не видать как собственных ушей.

– Ты не знаешь, они давно встречаются?

– Не знаю, – отозвалась Стеф. – В любом случае, мне наплевать.

Он снова протянул ей самокрутку.

– Я же тебе уже сказала – нет. Слишком жарко. Противно.

Увидев, какое действие произвели ее слова, Стеф почти пожалела, что высказалась так резко. Какой все-таки смешной этот мальчишка со своим прикрытым глазом. Это отвлекало ее от Симона. При одной мысли о нем ей становилось плохо. Она ухватилась за эту возможность снова насладиться своей любовной неудачей, вываляться как следует в разочаровании, подогреть на медленном огне душевную боль. В сущности, она целый день ни о чем другом и не думала бы. Впрочем, приблизительно этим она и занималась. Антони прервал ее:

– Ну, что они там делают?

– А ты как думаешь?

– Не понимаю, почему он мне ничего не сказал.

– Клем все время меня вот так кидает.

– То есть?

– Ну не знаю… К примеру, вот что я сейчас тут делаю? Если честно?

– Понятно, – согласился мальчик.

Эта искренность рассмешила Стеф. Она сбросила кеды на пол и уселась по-турецки на кровати. Ее конский хвост реально мучил Антони.

– Ну ладно, давай сюда эту хрень, – сказала девушка, показывая на самокрутку.

Она снова зажгла ее и сделала подряд три затяжки. После чего обстановка довольно ощутимо разрядилась. Стеф валялась на кровати, уставив глаза в потолок. Антони мог разглядывать ее ноги, светлый пушок на ляжках, четкие очертания голени. Высоко-высоко, уже почти на бедре, виднелся синяк, окрашенный во все цвета радуги. Ее правая рука с зажатой между большим и средним пальцами дымящейся самокруткой болталась в воздухе.

– У тебя есть подружка?

Застигнутый врасплох Антони ответил, что да. Стеф повернулась, чтобы по его лицу определить, правда ли это, и насмешливо улыбнулась.

– Что? – спросил мальчик.

– Тебе сколько лет-то?

– Пятнадцать, – соврал Антони.

– Ты хоть целовался уже с девчонкой?

– Да.

– И как ты это делаешь?

– То есть?

– Ну, языком в какую сторону вращаешь?

Споры по этому поводу очень занимали Антони в прошлом учебном году. Мнения расходились. Ему тем не менее удалось выработать свою позицию, примкнув к большинству. Так что он ответил, что это надо делать по часовой стрелке.

На лице у девушки промелькнула шаловливая улыбка, Антони насупился.

– А у тебя? – спросил он, помолчав.