Мужчина, тем временем, прекратил сучить ногой. Он еще жил, и мы бы действительно могли его спасти. Отогнать насекомых, поджечь муравейник, наложить мазь. Но я точно знал, что попытка проявить милосердие приведет к катастрофе.

— Да вы оба сговорились, что ли? — обиделась Мария, однако оружие спрятала. Все-таки за время нашего путешествия она стала немного толерантнее.

— С тобой сейчас играют в игру, и с Анечкой тоже. Игра называется «Добренькая девочка помогает всем подряд по пути в сказку». С вами отрабатывают миф, который давно себя дискредитировал. — Иногда дядя Саня выражался чрезвычайно умно. — Мы здесь в гостях, а не дома.

И мы побрели дальше. По пути мы встретили еще троих жрецов, тянувших деревья на разной высоте от земли. В какой-то момент стало темно, а когда тропинка вынырнула из густой тени, тропические заросли кончились. Разом, словно кто-то провел ножом границу между буйным разноцветьем и аккуратной зеленой лужайкой.

Наверное, мы достигли того места, куда стремились. В центре лужайки, у зеркального пруда, спиной к нам сидел на корточках тощий старик в белой хламиде. Его босые пятки, наверное, лет десять не встречались с мылом и пемзой. Старик удил рыбу, а может, вовсе не рыбу. Из-под его грязно-белых косм выглядывало самое обычное ухо с длинной серьгой. В пруду плавали замечательные кувшинки. Две дюжины змей грелись под зеленым солнышком. На поляне было еще много чего интересного, но тут старик повернулся, и мы увидели, что он совсем не старик. А еще мы увидели, что седые волосы растут у него только позади, вдоль затылка. На его широком выпуклом лбу красовались три коротких рога, совсем недавно подрезанных, а на шее — толстое кольцо с цепью. Другой конец звенящей цепи уходил в зеркальную воду пруда. Рыбак встал и оказался выше нас всех, включая Марию. Затем он сделал шаг, и я впервые разочаровался в своем зрении. Его ступни только издалека казались заросшими грязью. Поскольку это были вовсе не ступни, а копыта.

Полуолень-получеловек улыбнулся и произнес несколько певучих слов.

— Я его понимаю, — шепнула тетя Берта. — Ему нужен тот, кто больше всего хочет уйти.

Приложив небольшое усилие, я тоже начал разбирать слова. Страж храма умел петь на любом языке. У него была в запасе вечность, чтобы выучить все языки на свете.

— Во имя ваше, Бриан, Юхиар и Юзабар... призываю тебя в свидетельницы, невызываемая Эпона, и супруга твоего, смерть дарящего, призываю тебя в судьи. Дагда, орошающий горячей водой наши леса...

— Кланяйтесь в пояс, это он так здоровается.

Над поляной разнесся скрипучий, нечеловеческий стон. Вокруг пруда, по окружности, в тени леса, в землю были закопаны люди. Двое обычных, и двое — явно не из нашего мира, краснолицые, с ввалившимися носами. До того они вели себя столь тихо, что я их принял за пеньки. Но дело обстояло много хуже. Мужчин и женщин закопали в землю по грудь, а теперь сквозь их тела, сквозь их кожу и нервы, прорастали свежие зеленые побеги. На наших глазах четыре человека превращались в деревья. У одного острый сучок порвал кожу между ребер, у другого вывернуло набок шею, третий рыдал беззвучно, ветка росла у него прямо изо рта.

— Так у них рождались самые сильные деревья, — прокомментировала тетушка. — Духи холма! А я не верила, что это возможно — превратить врага в дерево.

— Зачем он нас пугает? — Моя девушка храбрилась изо всех сил, но я слышал, как бьется ее сердечко.

Человек-олень запел.

— Он не пугает. Он работает. Высаживает Священную рощу. Ему нужна женщина с усыхающей веткой.

— Дьявол! — Наездница схватилась за обездвиженную руку. Мария думала, мы ничего не замечаем, но я-то видел, как она сдала за последние сутки. Во время свадьбы она уже не могла танцевать, взявшись за руки, ее конечность висела плетью. Отвары и мази не могли помочь против быстрого времени.

— Женщине с усыхающей рукой осталось жить не больше месяца, — бесстрастно сообщил рогатый жрец. — Она должна подарить храму остаток своей жизни.

Тетя Берта перевела, не глядя советнице в глаза. Добавить тут было нечего, мы молчали.

— Они превратят меня в дерево? — на удивление спокойно поинтересовалась Мария. — Спросите, меня будет корячить, как этих парней? Тогда я лучше застрелюсь. Прямо сейчас.

Я испугался, что, и вправду, застрелится.

— Гость Мария не будет страдать, — полуолень позвенел цепью. — Если Гость Мария лишит себя жизни, Змеиный храм не получит ее великую силу. Братья будут считать, что договор не выполнен.

— Так вот оно что! — скрипнул зубами дядя Саня. — Выходит, им нужен доброволец. Берта, им нужна добровольная жертва?

Хранительница перевела, хотя дядя Саня мог спросить и сам. От волнения он не заметил, что жрец перешел на язык Долины.

— Братьям нужна живая сила, чтобы построить Хрустальный мост. Братья никогда не лгут. Братья предлагают честный обмен.

— Дьявол! — Мария плюхнулась на траву. Ничего не понимающая Анка беспомощно металась взглядом между нами. — Дьявол, я стану деревом, поленом! Эй, спросите рогатого, я хоть что-то буду чувствовать?

— Гость Мария проживет больше тысячи лет.

— Видимо, иначе никак. — Наездница стянула куртку, запуталась в пропотевшей рубашке.

— Что такое? Что он хочет? — распсиховалась Анечка.

Рука наездницы представляла собой печальное зрелище. Старение добралось уже до плеча, серыми тяжами и узлами захватывая область ключицы. Рука стала тонкой и дряблой, как у девяностолетней старухи.

— Они же могут ее вылечить? — всех по кругу спрашивал Саня. — Ведь могут же, они все умеют! Маша, не соглашайся!

— Они предупреждали, — Анка шмыгнула носом. — Они предупреждали, что заберут одного из нас.

— Маша, не дури! — У нашего русского кровника начиналась истерика.

— Тихо, тихо, не кричи, — Мария провела ему ладонью по лицу, коротко поцеловала в губы. Затем подтянула Анку к себе, здоровой рукой взъерошила ей волосы. — Тысяча лет в приятной компании — тоже не так плохо. Бернар, поклянись мне, что приведешь сюда Эхусов.

— Клянусь, — сказал я. — Памятью народа Холмов, здоровьем родителей и честью септа. Я клянусь, что сделаю все для людей Атласа.

— Гостя Аню и Гостя Марию ждет Гость Сеахл, — рогатый жрец топнул копытом, и не успели мы опомниться, как все трое исчезли.

Наш русский кровник сел на землю и заплакал.

— Что ты видишь? — Гость Сеахл состроил хитрое лицо и указал пальцем сквозь кусты.

— Что это? Боже ж ты мой, какая красотища! — не выдержала Анка.

Друид засмеялся, почти отечески потрепал ее по макушке.

— Это то, что вы ищете. Хрустальный мост.

У Младшей от восхищения язык прирос к гортани. Она очень хорошо помнила наставления Хранительницы традиций, помнила, что следует жарко благодарить, заодно не постесняться и попросить у жрецов какую-нибудь мелочь на память, помнила, что надлежит выказывать скромность и контролировать чувства, но ничего не могла с собой поделать.

Хрустальный мост висел над бездной залива, подобно радуге, сотканной из прозрачных паутинок. Его форма не менялась, радуга выгнулась так высоко, что пропускала под собой дождевые тучи. Выше моста журавлиным клином медленно плыли только перьевые облака. Мост обладал странной двойственностью. Одновременно он казался незыблемым, твердым, как само мироздание, и в то же время — чрезвычайно хрупким, готовым рассыпаться от малейшего ветерка. Сбоку он казался связанным из мириадов серебристых нитей, но стоило Младшей чуть подвинуться, как мост потерял ширину. То есть вообще потерял, стал двумерным. Он начинался совсем рядом, под обрывом, на котором шелестела роща. Младшая с изумлением убедилась, что по Хрустальному мосту нереально не то что проехать на лошади, там даже бочком не протиснулся бы самый тощий человечек. Колоссальная арка, расцвеченная радужными сполохами, просто исчезала, стоило взглянуть на нее прямо. Два чудесных солнца, охряное, слегка сплющенное и темно-рыжее, словно чуть загрустившее, готовились встретиться на индиговом небосклоне. Внизу, под обрывом, бушевал пенный великан. Залив то выгибался нежной пантерой, тогда Анка различала в глицериновой толще косяки рыбы, многометровые хвосты водорослей и обломки мраморных колонн. Но залив тут же вставал на дыбы, пенным боком ударял о скалы и оборачивался иной кошачьей ипостасью — дикой и неуправляемой. Сотни тонн воды взлетали навстречу тучам, порождая миниатюрные копии моста, и солеными дождями осыпались обратно.