Вначале в центр, проследовали по белому, окрашенному известкой городку прямо к дворцу местного правителя. Конечно, дворцом это здание можно было назвать лишь с большой натяжкой, всего лишь несколько глинобитных домиков располагались на площади, вокруг удобного и просторного внутреннего двора. Мельком осмотрели, пошли дальше. Сам городок очень красив и для такого древнего поселения находится в прекрасном состоянии. В нем несколько храмов, посвященных целому сонму божеств, состоящих из многочисленных помещений. В одном из них я видел самый большой в здешних местах зал, крышу которого поддерживал целый лес колонн. (В центре храмы представляют из себя ступенчатые пирамиды, но вокруг множество подсобных строений, соединенных с пирамидой каменными дорожками, которые мы и рискнули осмотреть). Стены всех храмов как внутри, так и снаружи были украшены замысловатыми переплетающимися узорами, глубоко высеченными в камне и выложенными мозаикой из белого известняка. Кстати, тут же я увидел фрески, на которых индейцы занимаются гомосексуализмом. Сильно уж эти майя тут развитые.
Сам остров, так же как и ближайший Юкатан состоит в основном из известняка, который кое-где разрушается водой, образуя причудливые колодцы и пещеры. Да и индейцы интенсивно добывают этот камень для блоков и для изготовления штукатурки, также им нужна известка для побелки, так что каменоломни добавляют тут пустот под землей. Строгие величественные храмы составляли лишь верхний уровень Косумеля и были воздвигнуты над зевами природных пещер, над лабиринтом подземных туннелей, невесть сколько веков служивших майя излюбленным местом для захоронений. Тела умерших представителей знати, высших жрецов и прославленных воинов доставляют в этот город, чтобы с соблюдением надлежащих обрядов захоронить в богато украшенных и обставленных помещениях, непосредственно под святилищами. Еще ниже находятся места для погребения простонародья, конца же этим катакомбам, здесь не ведал никто. Они уходили под землю на бесконечно долгое расстояние.
К моему удивлению, человеческих жертвоприношений сегодня не было, видно здесь не каждый день масленица. А как же столько раз прочитанные в книгах сведения про: "два нечистых святилища на острове Косумель, куда они отправляли бесконечное число несчастных на принесение в жертву". Хотя я увидел множество уродливых идолов с изображениями больших змей и других неприятных фигур, а на оштукатуренных стенах вокруг алтаря ясно видны были брызги свежей еще крови, но на некоторых изображениях, виднелись даже- знаки креста. С виду их крест практически ничем не отличался от нашего, христианского. Как и наш, этот крест чуть длиннее в высоту, чем в ширину; единственное различие заключалось в том, что верхушка и боковины его имели по концам утолщение, вроде листа клевера. Этот народец тоже чтил крест, так как полагал, что в нем зримо воплощалось устройство мира: четыре стороны света и центр. Уареа пожертвовал какому-то подошедшему к нам жрецу несколько кусочков меди и мы поспешили уйти отсюда от греха подальше. Еще что-то заподозрит. Итак, первое впечатление получено, беглый осмотр произведен, пора обсудить дальнейшие планы.
Обратный путь пролегал сквозь толпу туземных мужчин и женщины, которые держались с достоинством, двигались грациозно и изъяснялись на своем тягучем языке нежными мелодичными голосами. Очаровательные детишки индейцев отличались очень добром нравом, так как они не сильно дразнили нас с Гогой, изображавших из себя идиотов. Когда мы уединились у себя в хижине, я поспешил уточнить:
— Ну что Уареа, ты что-нибудь понимаешь в местном языке?
— Кажется многие слова мне знакомы, и общий смысл я улавливаю- ответил мне мудрый шаман.
— Давай тогда рискнем пойти на рынок- образовался я, и первым вышел из нашей темной и тесной хижины.
Вот и славно. Я конечно предполагал что языки у индейцев тут похожи. Да и сами индейцы тут во многом одинаковые. Число переселенцев из Азии было изначально не велико, поэтому тут распространены всего две группы крови из четырех (а в Южной Америке так и вообще одна). Вот и местные языки похожи друг на друга, тот же науль на котором говорят ацтеки, широко распространен от озера Юта и до Гватемалы, все эти юты, пауни, шошоны, команчи, ацтеки и прочие явные родственники. Вспомним историю, как американцы во время второй мировой войны, когда японцы наловчились вскрывать их шифры, посадили в помощь к радистам коренных американцев, те были разных племен, но друг друга прекрасно понимали, в отличии от японцев, которые так и не сумели раскрыть этот новый "шифр". Язык тайнос же происходит с побережья Южной Америки, а майя местный, но все же что-то общее у них есть. Да и рабы тайнос тут все же встречаются, довольно часто их пироги выбрасывает штормом на земли майя. К тому же Уареа у нас сильный полиглот, вот как испанский хорошо выучил, так что язык майя для него будет намного проще.
Теперь мы побрели на рынок, присматриваться к нужным товарам. На обширной рыночной площади простиралось целое море присевших на корточки коренастых фигур, на добрый километр покрывавшее всю ее каменную поверхность и разложивших на циновках свои разнообразные товары для продажи; размалеванные смуглые лица угрюмы и неподвижны, красивые перья колышутся на ветру. Майя неплохие ремесленники. У них есть много хлопка, разнообразные попугаи, дающие цветные перья, из привозной меди они делают небольшие колокольчики, любимые индейцами, а из обсидиана- мечи, ножи и прочие острые предметы. Но это все было не то, что нам нужно. Так мы и бродили по рынку без особого успеха, пока присматриваясь к ценам. Деньгами тут были плоды какао, на чашку шоколада уходило от двух до четырех бобов (шоколад здесь очень дорог). Также в большой цене у местных и мясо — кролик продавался за десять бобов. А вот рабы ценились дешево- всего сто бобов (дешево я говорю потому что тут индейцы тоже могут этого раба съесть при случае). Я понаблюдал торговую сделку: в результате за одного раба и мешочек обсидиана купец майя отсыпал несколько горстей бобов какао и маленьких медных слитков, нести которые продавцу явно было удобнее и легче, чем необработанный камень.
Особенно мне понравились здешние плащи из перьев, очень красивые. Здесь в изобилии водились попугаи ара, туканы и прочие тропические птицы с великолепным оперением. Один ремесленник, прямо на открытом воздухе, при покупателях ваял свое произведение искусства. Сначала художник натягивал на деревянную раму тончайший хлопок и легчайшими мазками наносил на ткань общие очертания того, что намеревался изобразить. Потом все пространство заполнялось окрашенными перьями, причем одним только их мягким ворсом и пухом, поскольку стволы перьев предварительно удалялись. Многие тысячи перышек прикреплялись друг к другу с помощью раствора клея, куда их осторожно макали. Похоже, что этот мужик воображает, что впереди у него вечность. Другой "художник", работающий рядом с первым "ленился" и просто брал белые перья, которые потом раскрашивал в нужные цвета и подравнивали в соответствии со своим замыслом. Правда, потом эти крашенные перья могут полинять от дождя и солнца. Но первый был истинный творец, он использовал только натурально окрашенные перья, тщательно отбирая из огромного многообразия нужные оттенки. Он никогда ничего не подравнивал, но изначально использовал перья разной формы, большие или маленькие, прямые или нет, в зависимости от того, что требовалось изобразить на картине. Я говорю "большие", но на подобных плащах редко попадается перо больше лепестка фиалки, а самое маленькое бывало размером с человеческую ресницу. Художнику приходилось искать, сравнивать и тщательно отбирать перья из многочисленных запасов, а запасов этих обычно бывало столько, что они вполне могли заполнить большую комнату.
Особенно здесь, в будущей Мексике, ценят как драгоценность перья птицы кецаль. Вообще, по закону, любой охотник-птицелов, добывший эти изумрудно-зеленые перья длиной в ногу, был обязан под угрозой смерти немедленно подарить их своему племенному вождю, который использовал их либо как личное украшение, либо для расчетов с другими вождями майя и более могущественными правителями иных народов. Но на самом деле (думаю, это можно не объяснять) птицеловы отдавали своим вождям лишь часть этих редчайших перьев, а остальное оставляли для собственного обогащения. Некоторые из купцов тут решительно отказывался принимать в уплату что-либо, кроме оперения кецаль-тото, и покупатели, у которых этих перьев вроде бы и быть-то не могло, где-то их находили. Но мне эти перья безразличны.
