Я старался следить за собой, брился каждый день, купался в ручье, смывая пот по три или четыре раза за день, и стирал через день свою одежду, слава богу, что кусок мыла у меня был с собой. И хотя здесь вещи не высыхают за ночь, но летом жарко, надел влажные вещички на голое тело и они быстро высохли. Хотя, справедливости ради, надо признать, что все равно, в этом знойном климате, я потел как свинья. Но местные кавалеры были еще хуже. Не знаю, мода у них такая, или еще что, но здешние парни мазали себе лицо и тело то золой, то грязью, то глиной, и потом ходили так весь день, так что лишний раз не искупаешься. К тому же они натирали свои тела от москитов какой-то гадостью, похоже, что просто своей мочой, так что воздух вокруг себя не озонировали. Меня же москиты, как я уже упоминал, почему-то избегали.

Кроме того, я был по местным меркам очень щедр. Вот взял и подарил стальную иголку. А местный ухажер такое в жизни не подарит, максимум так красивые перья или ракушки, так что здесь наши возможности были несоизмеримы. Недаром же в Западном полушарии и в Океании женщины, часто ради своих белых мужей предавали родное племя, рассказывая о готовящемся нападении своих соплеменников. А что тех потом за это перебьют, тех женщин особо не беспокоило.

Я уже часто практиковал тактильный контакт, смеясь трепал свою милашку по щечке и ей похоже это нравилось. Всегда при встрече я дарил ей свою галантную улыбку, приберегаемую мной для тех женщин, в которых я очень заинтересован. Она всегда смущенно улыбнулась мне в ответ, обнажив вполне хорошенькие зубки. Мне часто приходило в голову, что если ее отмыть и причесать, то девчонка станет весьма конкурентоспособной. Однажды вечером я осторожно положил руку ей на плечо. Глаза ее чуть-чуть расширились, но и только, так что я шаловливо подмигнул и очень медленно стал скользить пальцами по ее аппетитной груди, давая ей все шансы выразить свое возмущение. Его так и не последовало — взгляд оставался таким же серьезным, но когда ладонь моя наполнилась, с губ девушки слетел легкий вздох, и она резко выпрямилась и отстранилась в сторону. Клянусь богом, материал был первый сорт, и я окончательно стал самим собой и перешел в наступление. Кровь моя начала закипать, словно лава в кратере вулкана. Такое впечатление, что я за секунды разогнался до тысячи градусов, будто пламя солнечной короны. Я нежно потискал ее, спрашивая себя, согласна ли она, или просто заставляет себя покориться неизбежному. Я предпочитаю, когда женщина делает все по желанию, поэтому, легонько поцеловав ее, спросил:

— Ты разрешаешь?

Моя "лесная жемчужина" вздрогнула, на миг совершенно растерявшись, потом опустила взор и — готов побиться об заклад — улыбнулась, так как, взглянув на меня искоса, немножечко вскинула подбородок в кокетливом жесте, свойственном всем женщинам мира, и промурлыкала словно довольная кошка:

— Как ты захочешь.

Конечно, словарный запас у нас был не велик, но язык тела говорил нам больше чем слова. Но, тем не менее, на этот раз я сдержал себя. Пока не стоит торопить события, вдруг индейцы вокруг все не так поймут, пусть больше привыкнут ко мне и не воспринимают меня как чужака.

Пока же я занялся изготовлением спирта. Конечно, в таких примитивных условиях самогонный аппарат мне не соорудить, но что-то сделать можно. Для начала сделали керамическую крышку на котел, чтобы пар не уходил наружу. Получилось не с первого раза, нужна была дырка, в которую я вставлял металлический штырь и накручивал на него металлическую проволоку, где и должен был конденсироваться пар. Приличного змеевика мне сейчас не сделать, так что все будет сильно примитивно. Пару раз, когда мы обжигали изделие на костре, наша крышка лопалась, но потом нужное все же получилось. А дальше дело техники: налил в котел брагу, там же плавает оловянная тарелка, от жара пар выкипает, вверху собирается на крышке и на железных деталях конденсируется и капает в тарелку. Крышку приладили сверху и замазали все отверстия глиной, потом костер прогорел, крышку осторожно отбили и сдвинули, тарелку выловили, смотрю- есть искомое. Конечно тут самогона мизер, но мне много не надо, чуть для пороха, чуть вино крепить, а своих индейцев нечего спаивать. Так что смешал этот самогон с порохом потом, когда он испарился, то растер массу и получил вместо пыли более или менее однородные крупинки. Кроме того, еще продолжал свои уговоры старого шамана, учил язык и главное продолжал ухаживать за своей индианочкой.

Скоро уже я настолько стал понимать язык тайнос, что до меня стал доходить смысл тех разговоров у костра, которые семья Валентины обычно вела за ужином. К моему удивлению Валентина уговаривала своего отца Ауребио чтобы он разрешил ей жениться на мне. Тем временем сезон ураганов был в самом разгаре, погода совсем испортилась, через день лил дождь и каждую неделю бушевал шторм различной силы, но все дела, которыми я занимался здесь, я уже почти доделал, так что оставалось только продолжать изучать язык и присматриваться к жизни индейцев.

— Хуан добрый! — опять начинала Валентина осаждать своего отца уговорами — Он всегда помогает мне!

— Хух! — раздалось понимающее хмыканье Ауребио — Тебе всегда любой мужчина поможет! И злой и добрый — тебе подвластно искусство добиваться помощи от всех.

Тут Валентина разразилась страстной речью, заявляя, что как взрослая девушка будет делать все, что ей вздумается. Это заявление тут же было встречено ее отцом с иронией, разбирайтесь, мол, сеньорита, как вам заблагорассудится, но если ей угодно выйти замуж за белокожего и белоглазого чужака, то…

— А если и угодно, что тогда? — тут же завопила сеньорита. — Он щедрее, храбрее и красивее любого из вас! Вы же воняете! Черный Змей воняет! Обсидиановый нож воняет! А Быстрый Олень, воняет хуже всех!

— Значит, мы все воняем, за исключением этого чужака? И отец твой тоже воняет? — вскипел Ауребио.

Вот Вы представляете мои ощущения от присутствия на этих беседах? И самое главное, что они без меня, меня же и женили. Как будто я уже тысячу раз умолял у Ауребио руки его дочери и они мне все время отказывают. Ситуация прямо как у известного русского путешественника Пржевальского. Всем же известно, что однажды, известный русский исследователь Пржевальский встретил лошадь…А через год она перешла на его фамилию. Или как там сказал один поэт:

Ладно, что мне переживать, мне здешние формальности и местные ЗАГСы до лампочки, будет хорошо себя девочка вести, значит, будет мне женой, нет, так здесь штампа в паспорте нет, никакой суд тебя ничем не обяжет. Многие испанцы имеют туземную жену, здесь это никого не удивляет и у меня еще очень неплохой вариант.

На следующий день, когда беспросветно поливал все вокруг дождь, и мы сидели у меня в пристройке и продолжали учить язык, я стал пристально всматриваться Вале в глаза. Глаза были прекрасные, темные и блестящие, похожие на два жидких бриллианта, они смотрели на меня внимательно, впитывая все, что видят, глядели из-под чуть раскосых век, в которых есть что-то восточное. Какая красавица, только кожа немного темновата. Округлая мордашка, отмытая и умащенная, выглядела свежей, как наливное яблочко, полные губки так и манили к себе. Ее фигуру можно было охарактеризовать скорее как плотную, чем как худощавую — мускулистая такая крошка, по-девичьи пухленькая, ибо ей вряд ли было больше шестнадцати. По тайноским стандартам одета она сегодня была как королева: тонкой выделки замшевое передник украшенный ракушками, обшитое по краям бахромой, над изготовлением которой дюжине девушек пришлось бы корпеть целую неделю; украшенные геометрическим орнаментом сандалии, на лбу кружевная хлопковая ленточка, а бус и разных безделушек на ней висело столько, что хоть сувенирную лавку при турецком курортном отеле открывай. Внешность была типично индейская, но сквозило в ней нечто такое холодное, почти высокомерное, что не вязалось с плотной маленькой фигуркой и варварской роскошью. Этот безразлично-высокомерный взгляд подходил скорее богатой испанской асиенде, чем индейской хижине. Красавицы везде себя дорого ценят, а всех остальных очень дешево. Я же, как видно, ей вполне подхожу, всякий любит дерево, которое ему тень дает