Пол с легким вздохом закрыл за собой дверь и двинулся по коридору к лестнице, прокручивая в голове все, что он сделал до сих пор, в поисках проблем, которые могли возникнуть, но ничего не увидел. Он подождал, пока она покинет владения Аржено и удалится от камер на территории, прежде чем сделать свой ход, и все прошло так гладко, как он надеялся.

Ее машина была единственной на светофоре, когда Пол вколол ей транквилизатор. Конечно, это была чистая удача. Бог или судьба улыбались ему этим утром.

Транквилизатор сработал так же быстро, как и при тестировании, и ему потребовалось всего несколько секунд, чтобы выбраться с заднего сиденья, перенести ее на пассажирское и самому сесть за руль. Все закончилось в одно мгновение.

Единственная проблема возникла, когда он выбрался из багажника Лестер и сел на заднее сиденье ее машины в «Аржено Энтерпрайзис» на виду у, по меньшей мере, трех камер наблюдения. Но на нем была темная одежда и балаклава, закрывавшая лицо. И если камеры поймали его изображение, там будет сложно разглядеть его лицо. Пол прокрался на территорию в багажнике машины Лестера, но тот ничего не мог им сказать. Пол вломился в гараж Лестера, вскрыл багажник, сел в машину и приехал в «Аржено Энтерпрайзис». Он не мог выйти из багажника до конца длинной ночной смены.

За мгновение до того, как Лестер вернулся к машине, Пол выскользнул из багажника и направился к машине Жанны Луизы Аржено. Его больше всего беспокоило то, что она может быть заперта, но мало кто беспокоился об этом в гараже. Он был так хорошо патрулирован и имел так много проклятых камер, что там, как правило, никто ничего не пробовал сделать. К его огромному облегчению, машина Жанны Луизы не была заперта, и она не работала больше получаса после окончания смены, а поехала сразу после того, как он сел. Если Пол и был замечен на камерах, когда переходил из одной машины в другую, и охрана была уже в пути, то они опоздали. Теперь его беспокоило только то, что Лестер может оказаться соучастником заговора и попасть в беду. Это заставило бы его чувствовать себя плохо. Лестер был хорошим парнем.

Понимая, что сейчас он ничего не может сделать для этого человека, Пол отогнал от себя эту тревогу, поднимаясь по ступенькам из подвала. Он вышел на кухню, и направился к раковине, намереваясь выбросить еду, которую оставила Жанна Луиза, и ополоснуть тарелку. Но на полпути изменил направление, вышел из комнаты и поднялся по лестнице на второй этаж. Пол быстро преодолел расстояние, засунул руку под тарелку и проверил, не остыла ли еда. Она было все еще теплой, и выглядела достаточно свежей и вкусной, что заставило его проголодаться. Он только надеялся, что Ливи тоже так подумает, но боялся, что она этого не сделает. Казалось, ничто больше не вызывало у нее аппетита.

– Папочка?

Пол заставил себя улыбнуться в ответ на этот мягкий вопрос, пересекая симпатичную розовую спальню и подходя к кровати под балдахином, чтобы взглянуть на маленькую белокурую девочку, которая почти исчезла среди мягких пушистых подушек и одеяла. – Да, детка. Я здесь.

– Миссис Стюарт сказала, что вчера вечером ты ходил на работу, – обиженно сказала она.

– Да, детка. Совсем ненадолго. Но я вернулся, – тихо сказал он, не удивляясь, что она знает. Поль отвез машину Жанны Луизы на стоянку, где его ждала машина, и с облегчением обнаружил, что она пуста. Он быстро усадил ее в машину, а сам поехал домой, в гараж. Он отнес ее в подвал через дверь гаража, чтобы заковать в цепи, прежде чем отправиться в дом и найти няню.

Миссис Стюарт сообщила, что у Ливи была тяжелая ночь. Он был разочарован, но не удивлен новостью. В последнее время все они казались плохими. Но это ненадолго, успокоил себя Пол и слегка наклонил тарелку, чтобы она увидела. – Ты голодна?

– Нет, – глухо ответила она, отворачиваясь от еды.

Пол замялся, но потом сказал мягко: – Конфетка, ты должна есть, чтобы поддерживать силы, для того чтобы выздороветь.

– Миссис Стюарт сказала, что я не поправлюсь. Это был Бог ... – Ливи нахмурилась, словно пытаясь вспомнить точную формулировку, а затем сказала: – Она сказала, что если я буду очень хорошей и понравлюсь ему, то, может быть, я увижу маму. Но она сомневалась в этом, потому что я была непослушной и плакала. Думаешь, я понравлюсь Богу, даже если буду плакать?

Пол застыл на месте. Вся кровь, казалось, соскользнула с его головы и растеклась по телу, собираясь в лужу у ног, оставляя его опустошенным и слабым. Его мозг с трудом переваривал то, что она сказала. А потом кровь хлынула обратно, хлынула по телу и ударила в мозг, вызвав жгучую ярость.

Он не сказал ни слова, не посмел. Ругательства, раздававшиеся в его голове, были не для детских ушей. После минутной борьбы Полу удалось выдавить из себя только одно слово: – Да. – Затем он повернулся и просто вышел из комнаты, спустился по лестнице и вернулся на кухню. Его движения были отрывистыми и автоматическими, когда он соскребал еду с тарелки в мусорное ведро. Затем он подошел к раковине, но вместо того, чтобы ополоснуть ее под краном, как намеревался, Пол внезапно обнаружил, что разбил пустую тарелку об ее угол. Он даже не осознавал, что собирается это сделать, и едва замечал, не говоря уже о том, что осколки стекла летели ему в лицо и шею.

Глупая, злобная, противная старая корова. Ему не следовало позволять миссис Стюарт присматривать за Ливи. Он знал, что она не сможет держать свое библейское пение при себе, но у него не было выбора. До ухода на пенсию миссис Стюарт была медсестрой, и он никому не доверял, чтобы знать, что делать, если возникнут проблемы. Но он никогда больше не подпустит к ней старую суку. Если бы она была хорошей, она могла бы понравиться Богу? Но, возможно, не станет, потому что она плакала? Ребенок умирал от рака, его съедали заживо, он умирал и страдал от боли, которую не мог понять и предотвратить. Они дали ему рецепт на обезболивающие для Ливи, и самую сильную дозу, какую только могли, но они мало что сделали для девочки. Единственный вариант – держать ее в больнице на успокоительном лекарстве, пока она не умрет, а он отказался. Он не будет просто смотреть, как она умирает. Он хотел, чтобы она вылечилась, но до тех пор ничто, казалось, не могло облегчить боль, которую она испытывала, и миссис Стюарт предположила, что ее плач из-за этой мучительной боли может заставить Бога не любить ее, поэтому она не увидит свою мать…

– Папочка?

Напрягшись, Пол глубоко вздохнул, чтобы успокоиться, а затем повернулся и тупо уставился на пятилетнюю девочку, стоявшую в дверях кухни. В следующее мгновение он бросился вперед, чтобы схватить ее. – Почему ты не в постели, детка? Ты не должна вставать.

– Я устала лежать в постели, – с несчастным видом сказала Ливи, и дотронулась до его подбородка. – У тебя кровь. Ты порезался?

– Нет. Да. С папой все в порядке, – мрачно заверил ее Пол, поднимаясь по лестнице. Она вся состояла из костей и бледной кожи, и его сердце болело, когда он обнимал ее. Ребенок был драгоценностью, самой драгоценной вещью в его жизни. Пол жил ради нее и умрет, если придется. Но сейчас он уложит ее обратно в постель, а сам поспит пару часов. Он не спал всю ночь и должен был быть начеку, когда разговаривал с Жанной Луизой Аржено. Он должен быть ясным и убедительным. Он должен убедить ее сделать его ребенка таким, как она. Он даст ей все, что она захочет, чтобы заставить ее сделать это, включая его собственную жизнь, только бы она обратила ее и научила выживать как вампир. Он отдал бы все на свете, чтобы узнать, что она жива. Он подвел ее мать, свою жену Джерри. Но он не подведет Ливи. Он должен убедить Жанну Луизу спасти ей жизнь. Она была его единственной надеждой.

Глава 2

Жанна Луиза проснулась и поняла, что она не одна. Это был не инстинкт. Это был гул смертных мыслей, играющих на периферии ее сознания. Они жужжали у нее над ухом, как пчела, тихие и поначалу не совсем понятные, когда она пришла в сознание, а потом открыла глаза и повернула голову.