— А фамилия у мадам Шереметы есть?

Марио растерянно пожал плечами:

— Не знаю… все зовут ее просто мадам Шеремета, без всякой фамилии. Она наверняка все про всех знает, и от нее невозможно спрятаться.

— Точно, — немедленно поддакнул Бренн. — Мы еще шутим всегда, как она умудряется при таких габаритах бесшумно скользить по коридорам, подслушивая под каждой дверью. Не иначе как колдует.

Я вежливо усмехнулась и продолжила расспросы. К сожалению, больше ничего путного узнать не удалось, отношения среди преподавательниц оказались совершенно стандартными: кто-то влюблен, кто-то исходит завистью, вымещая плохое настроение на воспитанниках, но по большей части атмосфера детского дома действительно поражала дружелюбностью и… умиротворенностью, что ли. Местные обитатели любили свою работу и растили оставшихся без родителей детей с заботой и лаской.

— Ой, — спохватился Марио на середине очередной фразы, — нам пора на ужин.

— Конечно бегите, — фыркнула я. — Ужин — это святое.

Быстро спустившись с дерева, мы попрощались, и мальчишки на всех парах припустили к приюту, я же совсем не так быстро двинулась в направлении полянки, где на скурре спал стопроцентно разобидевшийся вконец Фарька. Похоже, для примирения мне придется отдать ему минимум половину собственного ужина.

В которой страдающая с похмелья героиня прячется от тигра под музыкальным инструментом, оцелот обретает полетные качества, а совместный налет на приют заканчивается грандиозным успехом

Хм… Ох… если выразиться мягко, то никакой особенной бодрости и готовности к свершениям с утра и в помине не наблюдалось. Основной причиной моего достаточно плачевного состояния были многочисленные настойки на травах и ягодах, потребленные вчера вечером. Именно эти настойки являлись основным товаром, с успехом продаваемым Журио в его лавке. Производились они жителями небольших деревень по всей стране, а самыми дорогими считались изделия гномов, выдерживающиеся в глубине гор, в полной темноте.

Примерно десять лет назад молодой, начинающий алкогольных дел воротила самолично, без продыху курсировал по стране, выискивая золотые крупицы необычных вкусов, теперь же разбогатевший Журио прочно осел в Льоне, а товар ему поставляла разросшаяся до неприличия сеть агентов, постоянно добывающая что-то свеженькое. Эти разнообразные новинки мне вчера и вменялось в обязанность продегустировать. Нет, против первых пяти я нисколько не возражала, а вот где-то в конце второй дюжины запросила пощады.

С ужасом вспомнив, что окончание банкета перенесено на сегодня, я слезла с кровати и, сфокусировав взгляд, обнаружила на ее дальнем краю жалобно раскинувшего во все стороны лапы Фаря. Этот глупыш вчера не хотел ничего слушать и дегустировал товар Журио практически наравне со мной. Результат не замедлил сказаться — столь трогательно несчастным мой оцелот не выглядел никогда.

— Ты там как? Живой? — стараясь сохранить серьезный вид, осторожно поинтересовалась я.

— Угу, — еле заметно кивнул Фарька и тут же потребовал: — Мо'око.

— Будет тебе молоко, будет. И сыр тоже. Но сначала я приму душ.

Вскоре достаточно посвежевшая я и корчащий умирающую мордочку оцелот сидели в столовой и завтракали. Начиняя паштетом очередной профитроль, я решала сложную для пребывающих в проспиртованном состоянии мозгов проблему. Появляться в агентстве мсье Кре в ближайшие два часа не имеет никакого смысла, а на то, чтобы слетать в приют, этого времени маловато. Так что нам с Фарем предстояло чем-то себя занять, и самым подходящим местом для подобных занятий был льонский рынок.

— Обещаешь вести себя прилично? — вопросила я у перемазанного паштетом оцелота. — То есть сидеть на плече, ни шагу в сторону. И главное, молчать.

Занятый профитролем с сыром Фарька энергично кивнул. Меня это, конечно, не убедило, но и выбора особого не было. Если оставить в приказном порядке это пушистое чучело дома, потом дней шесть извиняться придется.

— Доедай и пошли гулять, — вздохнув, резюмировала я.

Несмотря на довольно раннее по моим личным меркам время, рынок кипел и бурлил. В очередной раз предупредив оцелота о необходимости сродниться с моим плечом, я засунула деньги поглубже в карман и вошла в ворота.

Практически сразу на меня накинулись лоточники, предлагающие разнообразные закуски, особым образом приготовленные морские деликатесы и сладости. На пастилу и шербет я даже не взглянула, а вот пару рулетов из водорослей слопала. Оцелот сначала тоже рвался заполучить кусочек, но, понюхав, брезгливо сморщился и отвернулся. Вытерев руки и выбросив салфетку в ближайший уничтожитель, я двинулась дальше, попутно удивляясь прогрессу — еще в мой прошлый приезд два года назад на рынке обходились простыми корзинами для мусора.

Собственно, изменилось не только это. Как я ни старалась отыскать что-нибудь знакомое, но даже следа от старых лавок не осталось — все рыночные торговцы постоянно переезжали или просто совершенствовали свое торговое место, придумывая все более затейливые и привлекающие покупателей интерьеры.

Не утерпев, я завернула в одну из лавок, торговавшую детскими игрушками, изготовленными с применением магии, и в полном восторге уставилась на двух светлых плюшевых зайцев, дерущихся из-за большой меховой морковки, а трусливое создание на моем плече испуганно ойкнуло при виде огромной кобры, то и дело с угрожающим шипением раздувающей капюшон. Решив порадовать зверька, я, немного, больше для вида, поторговавшись, купила ему парочку пушистых мышек, иногда воображавших себя мячиками и высоко подпрыгивающих.

Сопровождаемая горячими призывами не слишком довольного хозяина скупить еще половину ассортимента лавки, я сумела ретироваться и, оказавшись под открытым небом, облегченно вздохнула. Все же процесс покупки в больших магазинах нравился мне больше, несмотря на обретенное в детстве виртуозное умение сбивать цену на рынке. Моему характеру больше соответствует тихий, спокойный поход мимо витрин с товарами и возможность выбрать все необходимое без назойливого внимания со стороны материально заинтересованных продавцов. А ведь когда-то, будучи подростком, я весьма активно торговалась, доводя лавочников чуть ли не до сердечного приступа.

Свернув в очередной проход, я вскоре вышла к небольшой площади, в центре которой выступал оркестр, как оказалось при ближайшем рассмотрении, состоящий только из дирижера при полном отсутствии музыкантов. Инструменты, висевшие в воздухе, играли совершенно самостоятельно, а сидящий сзади задорно улыбающийся старичок руководил ими и ловко ловил монетки, то и дело летящие из толпы, окружившей импровизированную труппу. Когда мы с Фарькой приблизились, как раз зазвучала новая заводная мелодия, и я остановилась послушать. Заметив новое лицо, дирижер приветливо подмигнул, и мне не оставалось ничего другого, кроме как полезть в карман за мелочью. Приплясывая в такт музыке, я кинула ему несколько монеток, и старик, без особых усилий поймав их все, снова мне подмигнул. Я улыбнулась в ответ и повернулась к Фарьке, посмотреть, как зверек реагирует на столь непривычную обстановку, но в этот момент мои глаза заметили нечто странное даже для шумной базарной круговерти. То есть толкающиеся, махающие руками и что-то выкрикивающие люди были тут в порядке вещей, но при этом они, как правило, улыбались и двигались в разные стороны, сейчас же довольно большая толпа с явными следами паники на лицах бежала в нашем направлении, не замечая никого и ничего на своем пути. Не очень понимая, что происходит, я настороженно следила за ними, вместо того чтобы благоразумно убраться подальше, и когда причина паники появилась в поле моего зрения, оказалось немного поздно — два весьма сурового вида саблезубых тигра вышли из-за угла. Особой агрессии они пока не проявляли, но одного взгляда на торчащие из пасти клыки было вполне достаточно, чтобы понять тех, кто поспешно ретировался. Тем временем тигры дружно сделали еще несколько шагов, и тут вслед за ними из-за того же угла показался отчаянно ругающийся гном, приступы нецензурной брани которого сменялись призывами к спокойствию и утверждениями, что присутствующим совершенно ничего не грозит и бояться зверей не следует.