Это что касается наёмного труда. А за нетрудовые доходы посчитали использование молотилки, «каковой эксплуатировал на стороне с целью извлечение прибыли нетрудовыми доходами». Какие же они нетрудовые, если Илья Яковлевич сам работал на молотилке за совсем небольшую плату, согласованную с сельсоветом!
Прошло пять месяцев, в течение которых бесправный Илья Яковлевич исправно выплачивал индивидуальный налог. Карательные действия начались 6 февраля 1930-го года. В этот день один из членов сельсовета вместе с понятыми вошёл в дом Ильи Яковлевича для составления описи его имущества. Вот копия этого документа:
О П И С Ь
Имущества гражданина деревни Журавка
Юдинского района Барабинского Округа
Черняк Илья Яковлевич
Составлена Болтуновым членом с/совета
6го февраля 1930 г.
в присутствии понятых. Короед Глефила Жорос
НАИМЕНОВАНИЕ Колич Цена Сумма
ПРЕДМЕТОВ_________ руб. коп.___ руб. коп
дом Пятистен 1 400 400
амбар 2 150 150
Хургоны 2 200 200
Молотилка 1 400 400
Сенокосилка 1 140 140
Грабли коние 1 10 10
Жатка 1 140 140
Ходок 1 25 25
Плуг 1 20 20
Борони 1 20 20
веялка 1 10 10
Баня дерев 1 15 15
Телега 1 40 40
Лошадей 3 150 150
Коров старых 2 60 60
Телушка 1 15 15
Боранов 6 30 30
куриц. 7 3 15 3 15
Пшеници 3п 3 3
овса 2п 1 1
Муки 1п 1 50 1 50
Плетень 1 25 25
хата дерев 1 20 20
шкаф 1 10 10
Стол 1 5 5
деван 1 6 6
(Всего) 1899р 65 к.
Упомянутое имущество получил
на хранение 6/II 30г. предсельсовета Соловей
Этим всё имущество Ильи Яковлевича, от дома и молотилки до стола и дивана, передавалось в колхоз. Но передавалось «на хранение»! Так трогательно называлась в то время конфискация имущества без решения властных органов о её конфискации. Но, правда, почему не изъять собственность заранее, если последующее репрессивное решение неотвратимо.
Отбирая дом, выбросить ограбленных жильцов на улицу местные власти не решились – семье Ильи Яковлевича позволили пока жить в его, но теперь уже колхозной пластяной избе, она фигурирует в описи под именем хата деревянная. Да, это можно, это же временно!
Уже через неделю, 14 февраля 30-го года сельский совет утверждает список шестнадцати семей, подлежащих высылке за пределы округа. Тут же об этом пошли слухи по селу. Трагический исход для своего отца Степан Ильич пережил сначала во сне.
Ему снится сон. Вечер, и солнце уже вблизи горизонта. Это его очень тревожит, потому что, если солнце скроется, он его никогда больше не увидит! И он бежит, бежит к солнцу, чтобы воспрепятствовать его закату, но светило неотвратимо снижается и уже касается края земли. Нужно успеть, успеть! и Степан Ильич ускоряет свой бег, но солнце уходит, уходит! и вот, сверкнув краем, скрывается за горизонтом… Объятый ужасом, он некоторое время ещё продолжает свой бег, но – падает обессиленный, рыдая и обнимая землю руками…
Утром он узнаёт, что ночью отца забрали… Одновременно с его отцом взяли ещё пятерых сельчан. Это было 17 февраля 30-го года.
Далее события развивались стремительно. 17-го же февраля, в день ареста, фиксируется окончание следственного
дела, а 8 марта происходит заседание тройки ОГПУ,16 где Илью Яковлевича вместе с другими односельчанами постановили «расстрелять, их семьи выслать на север, имущество конфисковать». Ещё через десять дней, 18 марта, Барабинский Окружной отдел ОГПУ сообщает в вышестоящие органы, что постановление особой тройки о расстреле приведёно в исполнение 17 марта 1930 года в 22 часа.
Вот полный список осуждённых:
Черняк Илья Яковлевич (45 лет),
Литошенко Николай Иванович (28 лет),
Соловьёв Наум Макарович (47 лет),
Кирейчук Адриан Варламович (40 лет),
Богданов Василий Сергеевич (40 лет, священник),
Черненко Петр Лаврентьевич (45 лет, церковный староста),
Черненко Лаврентий Петрович (78 лет).
Последний в списке – бывший церковный староста.
В постановлении на расстрел перечислено семь человек, к шестерым арестованным добавили священника Василия Сергеевича Богданова, которого судили заочно, так как на момент ареста он исчез из деревни. Однако среди расстрелянных он числится – ОГПУ проявило большое усердие в поимке опасного преступника.
Арестанты содержались в тюрьме города Каинска,17 что в десяти километрах севернее Барабинска, расположенного на Транссибирской магистрали. Сохранилось заявление в Журавский избирком, которое Илья Яковлевич смог написать после своего ареста в стенах этой тюрьмы. Его последнее свидетельство о себе исполнено синим карандашом на мятом листе бумаги, исполнено нечётко и неровно – видно, писал он его в тесноте своей камеры:
В Журавский избирком моё заявление что я Черняк Илья лишён избирательных прав нахожу не правильно потому что у меня никаких работников с двадцать второго года не было В 1922 и 23 году была работник только одну зиму содержал батрачку Рабенкову Евфросинью как жена была сильно больная по случаю рождения ребёнка поэтому я и содержал батрачку Рабенкову но с того времени у меня батраков и батрачек не было и нет окроме совместно работавшего со мной Василия Николаевича Запашной который сам несколько раз просил меня а чтобы какая либо личная выгода хотя бы со стороны моей родни ничего не было то прошу товарищи избирком обратить на это внимание так как я нахожу себя не эксплотатором а крестьянин я середняк а поетому прошу вас товарищи избирком снять с меня такую кару чтобы быть свободным.
Заявление отца Степана Ильича Журавский избирком, конечно, не рассматривал, ведь Илья Яковлевич был уже под опекой Объединённого Государственного Политического управления, уполномоченного расстреливать противников советской власти за организацию контрреволюционных выступлений. Судя по тексту заявления Ильи Яковлевича, при его написании он не знал ещё, что ему предъявляется именно это обвинение, о чём ему не сказали, и о чём он, конечно, сам никак не мог догадаться. Судя по всему, он услышал это обвинение только на заседании тройки…
