– Я могу улететь сейчас? – Вася спрашивает тихо.

– Ты можешь? – вместо ответа говорит перевертыш.

   В его голосе нет интонации – ни сомнения, ни издевки, ни побуждения, ни надежды – настоящий вопрос с чистым любопытством. Вася встает, вытягиваясь – она осунулась с тех пор, как Ваня видел её на лестнице института – закрывает глаза, и каждая мышца напряжена в её теле. Она пытается изо всех сил, вены вспухают на тонкой шее, и перевертыш следит за каждым её вздохом так, словно и правда – вдруг может.

   Она не поднимается от пола ни на миллиметр.

   Перевертыш разочарованно вздыхает и всё-таки выходит из купе.

   Они едут около недели.

   С приближением, на третий день в поезде, Ване начинают сниться сны.

   "Отдай цветок мальчишке" – слышит он, просыпаясь, отголоском кошмара; воем, ветром, растворившемся в стуке колес. Ему не нужен никакой цветок.

   ***

   Небольшая платформа, у которой останавливается их поезд, стоит посреди степи. Ровный кусок бетона, без табличек и указателей, только трава, трава и трава – насколько хватает взгляда. Никто не торопит их, не оповещает о прибытии, и они недоверчиво выбираются из железного нутра поезда – Ваня, перевертыш и Василиса. Яркое, открытое дневное небо слепит после многих дней взаперти, и Ване приходится щуриться и прикрывать глаза ладонью. К платформе ведет пыльная, грунтовая дорога.

   Двери поезда закрываются за их спинами, никто не выходит больше – ни охрана в военной форме, ни молчаливая проводница, и поезд словно выключается, больше не нужный. Солнце печет, от легкого ветра трава идет волнами, и тишина, пустота, спокойствие поражают, как пропасть – внезапно возникшая под ногами бегуна. Слишком много движения и стука колес. Даже перевертыш выглядит растерянным, щурясь, даже он бесцельно проходится по платформе и знает, куда идти дальше. Он просто садится на бетон, поджав под себя ноги, Ваня с Василисой следуют его примеру, и они ждут.

   Спустя где-то полчаса вдалеке, в траве, показывается одинокий джип цвета хаки – он быстро приближается, тормозя только у самой платформы. Джип потрепан, начисто лишен бандитского лоска машин Салтана, и, Ваня готов поспорить, это совсем не хороший знак. Он не знает водителя, но знает женщину на пассажирском сидении. Морана выбирается из машины, не дожидаясь, пока перед ней откроют дверь, и платье на ней скромнее, чем прошлое, но – всё равно неуместно откровенное на пыльной дороге. Её роскошные волосы уложены в оплетающие голову косы, тяжелой сложной конструкцией, и, кажется – тонкая шейка с трудом выдерживает такую тяжесть. На ногах её грубые потрепанные ботинки – перечеркивающие весь образ, делающие её из неземной феей почти человеком.

   Ваня знает – это обманное впечатление.

– Я уже заждалась, – говорит им Морана вместо приветствия, и голос её такой же чарующий, как он помнит.

   Ваня встает, оттряхивая джинсы от пыли, Вася поднимается за ним следом, а перевертыш только поднимает, здороваясь, руку. Морана не поднимается к ним, но и не торопит – словно они должны сами попроситься за ней в машину. Она улыбается и наклоняет голову набок, глядя на Ваню из-под ресниц – на него одного, и ветер легко играет с её волосами, выбивая непослушные прядки. Наверное, это тоже ведовство, великая магия обольщения и красивых женщин – она выглядит поразительно естественно среди раскинувшейся степи, как выглядел бы табун.

– Зачем ты привезла нас сюда? – спрашивает Ваня, набравшись смелости.

   Василиса стоит за его плечом, и перевертыш усмехается, запрокидывая голову и щурясь от солнца.

– Разве ты не рад этому? – говорит Морана вместо ответа. – Разве ты хочешь вернуться?

   Конечно, Ваня хочет вернуться – к братьям, помочь им с ведьмами и всей нечистью мира, к тетке и даже к отцу, но отчего-то молчит, не отвечая. Морана делает всего одно плавное, манящее движение рукой, и он и сам не замечает, как спускается к ней, вставая напротив. Трава вокруг говорит и с ним, и он слышит в воздухе горьковатый привкус и шепот.

– Отпусти Васю, – просит Ваня, со всей возможной твердостью.

   "Отдай цветок мальчишке" – шепчет ветер.

   Перевертыш спрыгивает с платформы и встает рядом с ним. И он, и Морана еле заметно щурятся, отвлекаясь – словно тоже слышат, тоже чувствуют и не могут понять. Морана встряхивает головой, пара прядей выбивается и стекает на платье – откровеннее, чем если бы она начала раздеваться. Голос его чарует, сильнее с каждым шагом, и она подходит – вновь, как в ту ночь – совсем близко.

– Увы, не могу, милый мальчик. Именно она нам нужна.

   Нужна Салтану, нужна Моране и тому мужчине, нужна всем, и Ваня оборачивается, выискивая Васю глазами – что же такого в ней. Девушка стоит на платформе, обхватив себя руками, и в глазах её не только страх, но и злость – будто ей есть, что ответить. Она сама не осознает этой злости и отступает, пятясь от края платформы – страх побеждает злость, короткие вспышки золотого пламени вспыхивают и гаснут вокруг её пальцев. Лицо Морана преображается при их виде, из обольстительного становясь хищным – всего на миг, достаточный, чтобы принять решение. Ваня встает ровнее – между Васей и ней.

– Я не дам вам её обидеть.

   Перевертыш отчетливо, издевательски фыркает, сдерживая смешок, но Морана ничуть не смеётся. Она ласково убирает с лица Вани прядку, касаясь щеки, и руки её ледяные.

– Посмотрим, милый мой, посмотрим. У меня насчет тебя, – она приближается, почти касаясь его кожи губами, или кажется так, или ветер кружит ему голову и перед глазами плывет. – Есть предчувствие.

   Слово звучит отвратно, должное льстить, и у Вани в горле встает от него тяжелый, склизкий комок. Морана отступает – изящно, мановением ветра, даже не пытаясь заставить их силой. Джип вместительный, с открытым кузовом, вполне способный увезти их всех, и Морана садится на заднее сидение, оставляя открытой дверь. Поезд за спинами по-прежнему недвижим, вокруг расстилается степь, и где-то позади слышен раскат грома. Обернувшись, Ваня видит приближающуюся грозу – темные тучи клубятся, неотвратимо заполняя небо, от края до края, вспыхивая редкими молниями. Ветер дует сильнее, обдавая холодом и близкой влагой. Морана не кричит, но её отчетливо слышно.

– Предпочтете остаться здесь?

   Ей нет нужды заставлять тех, у кого всё равно нет выбора. Ваня помогает Василисе спуститься с платформы и придерживает дверь, когда она забирается в машину – вспомнив все Лешкины уроки хороших манер. Лешку любят женщины, и Ваню снова охватывает тревога за братьев. Сам он садится на сидение рядом с водителем, исподволь вглядываясь в лицо – вроде, лицо живого человека, а не каменную маску богатырей Салтана. Перевертыш собакой запрыгивает в кузов, и они едут прочь от поезда, к горизонту.

   Гроза их не догоняет.

   ***

   Туман окутывает их плавно, не мешая колесам машины, вкрадчивый и не заметный, пока водителю не приходится включить дальний свет. Скоро Ваня с трудом различает окрестности, и лагерь – только когда начинает тормозить джип. Очертания палаток и других машин всплывают из белой мглы, как призраки; фигуры людей проскальзывают вокруг и снова растворяются в тумане.

– Подождите пока, – говорит им Морана, выбираясь из машины. – Нам, девочкам, нужно посекретничать.

   Ваня тут же выскакивает, вставая между ней и Василисой. Морана легко кладет ладонь на его плечо, отстраняя – и Ване приходится собрать все свои силы, чтобы не поддаться

– Она не пойдет с тобой.

   Ваня старается смотреть на неё смело, хотя бы без страха, но совсем не уверен в успехе. Отвести взгляд он не может, но чувствует, как её ладонь на плече тяжелеет, вдавливая в землю, и как впиваются в его кожу, сквозь ткань футболки, острые когти. Дело не в смелости, и, встав между ними, Ваня не может отойти и от страха тоже, не может даже шевельнуться. Морана улыбается, обнажая зубы, и убирает руку.