Плевать. Главное – не то, что якобы снаружи, а то, что внутри. Здесь у меня сотни кубометров воздуха и света. Гладкий бетонный пол, высокие стены, удобная мебель из дерева и шерсти. Множество лестниц.
Сеть не слишком любит подчиняться человеческим моделям порядка. Здесь он свой, порядок. Искривленный и многомерный, однако куда более сложно организованный, чем можно себе представить.
Первые три уровня Сети доступны практически любому воображению. Бесконечное множество пестрых, разношерстных сайтов-визиток, публичных страниц, форумов, информационных ресурсов, баз данных и прочего культурного наследия человечества.
Попавшие сюда странники могут с легкостью решить, будто Сеть действительно являет собой физическое воплощение интернет-процессов. Как видимых, так и скрытых.
Однако стоит провести здесь чуть больше пары часов, и становится ясно, что наши поползновения в Сети — не больше чем выход к пенной кромке океана. И что чем глубже ты ныряешь, тем меньше метафорических проекций может создать твой мозг. Потому что царящее там попросту неосмыслимо человеком.
То, с чем я работаю, концентрируется по большей части на седьмом уровне: это человеческая память и так называемый «эмоциональный код». Как раз те фрагменты счастья, удовольствия и восхищения, которые в дальнейшем приходится встраивать в музыку.
На седьмом уровне Сети существует некое пространство в пространстве, упакованное настолько странным способом, что при попытке это описать у меня мозги вскипают.
Если миновать скрученные внутри самих себя слои, мебиусные вкладки, коридоры и кармашки, мы попадаем в удивительно чистое, чуть ли не слепящее белизной поле.
Некоторые ошибочно полагают, что это конец Сети. Действительно, по сравнению с тем хаосом, что творится выше, здесь на удивление пустынно.
В неумолимой сияющей белизне есть только пол — ровный и непрозрачный, словно из толстого матового стекла. С его поверхности вверх устремляются тончайшие золотистые струны — идеально параллельные друг другу и в то же время удивительным образом друг с другом переплетенные.
Это сложно описать, но еще сложнее воспринять. Тем не менее парадоксы прекрасно уживаются здесь для демонстрации логики этого невероятного места.
Мы называем его Чеширом. А тех, кто способен здесь находиться и что-то находить, — Чеширскими Котами.
Что за линии, спросите вы.
Память. Упакованная память, которая выходит из-под пола неопределенного будущего и обретает форму прошедших событий. Здесь все: люди, животные, растения, грибы, простейшие, бактерии, а также множество тех, кому нет названия.
Все те, кто способен к восприятию, к накоплению памяти, к проявлению реакций и к синтезу. Все живые существа.
В эту память можно заглядывать. Я всегда думала, что если как-нибудь изловчиться и написать поисковик, можно будет править миром. Вот только ничего подобного сделать, конечно же, нельзя. Мы можем заглядывать в эти жизни, покуда дотянется рука. Никаких лестниц и ступенек сюда не протащить — входные фильтры блокируют даже твое собственное тело, пропуская лишь какую-то неполноценную эфемерную выжимку.
Мой рост — 162 сантиметра, и максимальный срок памяти, на который я могу дотянуться, — два с половиной дня.
Тем не менее этого достаточно, чтобы в своей собственной линии найти нужный фрагмент — окунуться, а потом влезть внутрь него, как в детстве мы влезали в пододеяльники.
Этого достаточно, чтобы разглядеть код события, особенно когда знаешь, по каким признакам отличить эмоцию от, например, знания. Дальше простенькая программа «Нож» и еще более простенькая «Сумка».
Я не умею вносить в Чешир предметы, но зато умею вырезать и выносить из него семплы. Фрагменты эмоционального прошлого, которые мне нужны.
Около полугода я разбиралась в челночной системе, строила себе лифт для быстрого подъема из Чешира в мастерскую.
У меня вся комната в ссылках — сплошные ссылки на те местечки, куда постоянно требуется проникнуть. Сама же мастерская располагается на третьем уровне — это как раз та граница, после которой начинается отвесный склон.
Чтоб вы понимали, ключевая музыкальная дорожка создается заранее и, конечно же, загружается в интернет-пространство.
Я подвешиваю дорожку в виде игольчатой диаграммы посреди мастерской. Включаю хитрую программку, написанную Юджиным на основе обычной экранной лупы. И увеличиваю масштаб.
В векторной графике, например, есть такое понятие, как кривая и объект. Если мы будем приближаться к кривой, она не изменит своего вида тончайшей линии, однако если перевести ее в объект…
Стоит поработать лупой, как наша музыкальная диаграмма увеличивается в размерах настолько, что обретает размер провода от наушников. Увеличим еще сильнее, и перед нами уже изогнутая черная труба толщиной с поливальный шланг.
Нож, который справляется с Чеширскими струнами, прекрасно работает и здесь. Я надрезаю трубу диаграммы вдоль, словно здоровенную вену, и осторожно упаковываю внутрь код эмоции, похищенной из Чешира. Здесь нужно работать аккуратно, чтобы ничего случайно не помять, не порвать, не зацепить.
Всегда любила работу, требующую мелкой моторики. Вот она здесь и пригодилась.
Когда дело закончено, я осторожно склеиваю разрезанные края. Это несложно. Как затереть пластилин. А потом просто отдаю дорожку на окончательную обработку звукарю Сане, чтобы он облепил ее всякими плюшками в виде дополнительных звуков и всего прочего. Единственное условие, как вы понимаете, — не резать.
В остальном же — полный вперед!
Можно взять воспоминание о пережитом стыде. Спрятать его внутри песни про любовь и навсегда привить человеку отвращение к этому чувству. Можно взять самую печальную оду на скрипке и дополнить ее желанием разрушать, создав тем самым оружие. Можно было бы лечить психически больных. Можно было бы исправлять преступников.
Но мы, разумеется, решили пустить все в развлечения, ибо а почему нет?
Я в узких черных джинсах с невозможно низкой талией. В черной футболке с красными розами. Мои длинные светлые волосы собраны в два низких хвоста.
Я всегда говорила Юджину, что настоящий технарь вовсе не обязан выглядеть всрато.
Сегодня важный день.
На шее у меня тонкий бархатный чокер, а глаза густо накрашены. Пусть думают, что я одна из фанаток, если увидят за кулисами.
Все описанное выше было сделано и протестировано задолго до концерта, а сейчас я занимаюсь тем, что очищаю зал от фоновых шумов.
Точнее, мы с Юджиным написали ластик, который действует как эквалайзер, и теперь тестировали его на собирающихся гостях.
– Эй, Ткач! – я ненадолго высунулась из зеркала, ссылку на которое тоже разместила в своей мастерской. – Сейчас сходи в зал и послушай, становится ли тише.
Внутри Сети наша программа выглядит как прямоугольник примерно метр на полтора, представляющий собой условный план зала. Все двухмерное, очень схематичное, лежит прямо на полу. Как только уровень шума в зале поднимается выше определенного значения, я накладываю маскирующий фильтр, отсекающий все лишние звуки. Люди, разумеется, продолжают говорить, но их голоса звучат тише, чем обычно, раза в три. У всех одновременно.