Незнакомец сильно ослаб и наглотался соленой воды. Поэтому мы напоили его чаем и оставили в ванной, в парилке.

– Кто это, блин, такой?! – негодовал Юджин. – Почему ты все время находишь каких-то неприятностей на задницу?

– Он сказал, его зовут Иван Вербовой. Слыхал когда-нибудь?

– Нет, не слыхал. Мало ли вокруг бомжей, чо, теперь всех подбирать будем? – и добавил чуть мягче: – Держу пари, какой-нибудь заводной кутила прибухнул на катере с пацанами да и брыкнулся на радостях за борт.

– Сомневаюсь, Паш. Он очень расстроился, увидев меня. Сказал: «Ничего не вышло».

– Может, они забились с кентом море переплыть в грозу.

– Ага, или рванули на зов русалки, – хмыкнула я. – Ладно, сейчас оклемается и расспросим.

Ивану Вербовому действительно повезло. Он и впрямь оказался за бортом этой ночью. Сражаясь со стихией, отделаться ссадинами, пусть и такими многочисленными, было большой удачей.

У него не нашлось ни переломов, ни вывихов. Пара ушибов, мелкие синяки да шок — вот и все последствия.

Сегодня очередь Юджина стряпать завтрак. Пока он возился на кухне, мы с гостем и чаем расположились на диване. Для полноты картины не хватало только камина, ибо немного виски в чай я Вербовому плеснула.

– Как себя чувствуете?

Он не ответил. И не потому что сказать было нечего. Я слишком хорошо знаю этот взгляд. Это прибитое молчание, кричащее громче тысячи голосов.

– Ну хорошо, я начну сама. Наверное, вам интересно, где вы оказались. Этот маяк долгое время пустовал, но теперь мы с Юджиным здесь живем. Паша Юджин — мой друг. А я — Кира. Очень приятно.

– Я знаю, кто ты, – резко оборвал незнакомец и так же резко умолк.

– Простите?

– Кира, что он сказал? – нахмурился Юджин, отвлекаясь на секунду от готовки.

– Откуда вы меня знаете? – на этот раз смотрю на него без сочувствия. – Вы что, за нами следили?

Вместо ответа Иван Вербовой залпом опустошил стакан с раскаленным чаем. И отвернулся.

– Тебя зовут Ольга. Можешь не вешать мне лапшу на уши.

– Не горю желанием вам что-то доказывать, особенно после… – я помедлила. – После этой страшной ночи. Но увы, я не Ольга. Я — Кира Ницке.

– Чеширские Коты никогда не говорят честно, – прохрипел Иван. – Но я слишком устал, чтобы выслушивать очередную ложь. Даже после того, что ты пережила, поверь, я бы и врагу не пожелал… Однако на сочувствие тоже сил нет.

Я похолодела. Кем бы ни был этот тип, он как минимум знает о Чешире. А значит, и о Сети в целом. Что если то письмо тоже подбросил он?

– Что за хрень вы написали на камнях?

– Я? Написал на камнях?

– Да, там странная надпись, – кивнула я, уже не уверенная в собственных словах.

– Давай прогуляемся, – предложил Вербовой. – Покажешь. Судя по всему, завтрак еще не скоро.

– Вы куда? – в Юджине то ли забота проснулась, то ли синдром вахтера. – Вам отдыхать надо! А Кире — не ходить одной с незнакомцами!

– Мы ненадолго, – говорю. – Иван хочет объяснить мне что-то. Правда?

Вербовой промолчал, но его взгляд красноречиво ответил на все вопросы. Мы вышли на уступ, где любили гнездиться чайки. Загадочная надпись подсмылась волнами, но все еще была видна.

– Я не знаю, что это, – сказал Вербовой. – А возможно, не помню. Все слишком перемешалось.

– Но ведь зачем-то вы это написали! Что, никаких догадок?

Вербовой не ответил. Видно было, что расспросы доставляют ему дискомфорт.

– Как вы попали в море? – тут же спросила я, на что наш гость лишь выразительно поднял брови.

– А тебе доводилось смотреть на поверхность воды изнутри?

– Зеркальная поверхность, да? Но это же…

– Невозможно? Сколько человек, по-твоему, знает о возможности входить в Сеть через поверхность зеркала?

– Много. Два года назад это явление активно форсировалось в определенных кругах. Но не важно: людей, способных находиться в физической Сети, критично мало. Лично я не знаю никого, помимо себя.

– Приятно познакомиться, Ольга, теперь ты знаешь еще одного.

– Меня зовут Кира.

Вербовой молча просканировал меня глазами с ног до головы. Не могу сказать, чтобы он выглядел психом, но свою точку зрения на вопрос о том, кто я, совершенно точно имел. Пусть с моим его мнение и не думает совпадать.

– Коль тебе так легче, так тому и быть, – сказал Иван Вербовой. – После всего того, что они с тобой делали, нет ничего странного в стремлении обрести новое «я».

Пока это новое «я» или желание выяснить о нем побольше не возобладало над здравым смыслом, я решила перевести тему.

– Никогда бы не подумала, что поверхность воды может заменить зеркало.

– Для входа в Сеть требуется взломать зеркало с компьютера. Но для выхода достаточно просто найти изнутри любой отражающий предмет.

– Это мне известно.

– Тогда тебя не должно удивлять, что я выбрался из-под кожи моря. Это единственная лазейка, которую мне удалось отыскать.

– Вы что, каким-то образом застряли в Сети?

Все, кто там бывал, не стали бы удивляться подобному. Но я не думала, что, вернувшись после длительных блужданий по даркнету, можно вообще сохранить рассудок.

Впрочем, судя по взгляду Вербового, рано делать выводы.

– Почему, когда вы меня увидели, сказали: «Ничего не вышло»?

Вместо ответа он жестом велел мне следовать за ним. К берегу. Туда, где я его нашла.

Судя по всему, Ивана не волновали его телесные повреждения. Он спустился по камням к кромке воды, даже не поморщившись.

Мне ничего не оставалось, как идти следом.

Знаете это невыносимое щемящее чувство, когда ты понимаешь: среди сотен тысяч человек ты наконец встретил того, который может понять тебя? Может себе представить, что ты чувствуешь, потому что и сам побывал в том же безграничном лабиринте. И вот вы стоите друг перед другом. Молча. Потому что оба осознаете всю ничтожность вербального общения.

– Ладно, послушайте, – говорю, наконец. – Надо с чего-то начинать, раз вы здесь. Можете задать вопрос мне, а я задам вам. Но условие такое: мы отвечаем друг другу. Договорились?

Вербовой лишь усмехнулся, глядя куда-то под воду. Сколько же он там пробыл?

– Хорошо, – кивнул он, усаживаясь на камень. – Я начну. Что заставило тебя и твоего друга сюда переехать?

– Разве вы не знаете?

– Так себе ответ, если честно.

На своих же условиях попадаешься. Ладно, раз уж начали, нечего жать на тормоза.

– Я создатель четырех синесцен, одна из которых привела к гибели группы молодых людей. Среди них была моя сестра.

– К гибели?

– К самоубийству.

– Слыхал об этом, вот только так и не понял, что собой представляют эти… как ты сказала?

– Синесцены. Вы правда не знаете?

– Просвяти же меня.

– Ну хорошо, – говорю я, приготовившись долго и подробно пояснять.

Синесцена по факту являет собой музыкальную дорожку. Это довольно тяжелый аудиофайл длительностью от сорока минут до часа с половиной.

Но есть, как говорится, один нюанс.

Человеческий мозг, работающий в разные периоды активности с разной частотой, способен вступать в резонанс с некоторыми видами волнового излучения. Синесцена как раз использует этот механизм.

Иван Вербовой внимательно на меня смотрит.

– В далеком 2007-м, помнится, было что-то такое. Аудионаркотики?

– Нет, – я невольно морщусь. – Мы делаем работу куда филиграннее.