Литмир - Электронная Библиотека
A
A

"Только попробуй дать согласие, тогда и домой не приходи! предупредила она мужа. - Навоевался уже! Хватит!"

"Ты понимаешь, Верочка... - попробовал было что-то доказывать Каравай, которому не хотелось разлучаться с Корницким. - Я в этих делах старый воробей..."

Верочка устремляла на этого старого воробья долгий взгляд своих зеленоватых глаз - и тот сразу стихал и смирялся.

"Так я же не говорю, что пойду туда работать. Хватит для меня дела и на гражданке. Например, бухгалтером. Я когда-то немного учился этому делу... Ну, успокойся".

Его направили на работу в областной исполком в Полесье. Разъехавшись в разные стороны, Корницкий и Каравай все время переписывались. И вот эта проклятая война... И неизвестно, где теперь Василь Каравай, жив ли он...

Вера проснулась, когда стемнело. Вскочив с раскладушки, тревожно оглянулась; увидев на кровати взлохмаченные головы своих детей, слабо улыбнулась Полине Федоровне, которая потихоньку расставляла на столе тарелки.

- Видела бы ты, Поля, что творится на железной дороге, на шоссе, на большаках и на лесных стежках! - каким-то перетруженным голосом заговорила Вера. - Все забито людьми. Сказывают, что в старину так не убегали от чумы, как теперь от фашистов!..

- А ты их видала? - не удержалась Полина Федоровна.

- Они два раза нас задерживали и возвращали. На наших глазах расстреливали. Выхватили из толпы двух старых, молодую еще женщину и ее троих детей. Скомандовали им идти в Москву... Мечик и Коля тоже видели, как всех их скосила очередь из автомата... Это было около Бобруйска...

Вера с детьми пробыла у Корницких дня три и выехала в Свердловск, где жила ее сестра.

А с фронта тем временем приходили всё более грозные вести. В начале августа гитлеровские полчища были уже возле Смоленска. Вскоре начались налеты вражеских самолетов и на Москву. У Полины Федоровны все оборвалось в груди, когда она впервые услышала прерывисто-тревожный вой сирены. Не помня себя, она схватила детей и, не закрыв даже комнаты, помчалась в ближайшую станцию метро. Там они просидели до отбоя. Анечка все время тряслась как осиновый лист, Надейка держалась спокойно.

Полина Федоровна, оглядевшись, увидала, что в метро они примчались, как были, в то время как другие прибежали с узелками и кошелками.

Тревога в этот раз была непродолжительной. Гитлеровцы не смогли прорваться в Москву. Полина Федоровна слышала только приглушенные взрывы. Это, как впоследствии она узнала, били наши зенитки.

А потом были такие налеты, когда Полине Федоровне казалось, что настали последние минуты ее жизни. От пожаров небо становилось багровым. Все грохотало и тряслось вокруг, железные осколки зенитных снарядов барабанили по крышам, стрекотали на каменной мостовой... Затем десятки и сотни тысяч жителей столицы начали копать окопы, противотанковые рвы, возводить надолбы, чтобы перегородить врагу дорогу к столице. На окраинных улицах спешно строились баррикады. И Полина Федоровна уже жалела, что не уехала с Антоном Софроновичем на Дальний Восток, что не выехала вместе с Верой на Урал. Правда, вскоре налеты бомбардировщиков сократились. Только изредка и на большой высоте прорывались одиночные самолеты. Поползли слухи, что гитлеровцы подтягивают силы и готовятся к решающему штурму. Рассказывали про шпионов, которые под видом беженцев пробрались в Москву. Все вокруг резко изменилось, стало неузнаваемым, и в первую очередь изменились люди.

Виктория Аркадьевна рыла окопы. Сразу после возвращения в город она зашла к Корницким.

В этой женщине, одетой в синий ватник, в грубых, залепленных глиной сапогах, с серой шерстяной косынкой на голове, уже трудно было признать законодательницу мод. Она очень похудела, на ладонях появились жесткие мозоли, черты лица погрубели, только, казалось, глаза стали более быстрыми и подвижными.

- Боже мой, Виктория Аркадьевна! - воскликнула Корницкая, отперев дверь. - Откуда в таком виде?

- Из окопов, - заходя в комнату, отвечала Виктория Аркадьевна. - У вас найдется чем-нибудь подкрепиться?

- Картошку с селедкой будете есть?

- Конечно! - промолвила Виктория Аркадьевна и немного успокоила Корницкую, рассказав про свежие силы, которые собраны под Москвой для отпора врагу. По ее словам, тут, в городе, даже трудно представить, как много войск скопилось для обороны Москвы. Что же касается ее, Виктории Аркадьевны, так она уже определила свое место в эту тяжкую для Родины годину и пойдет работать на завод. Кому теперь нужны ее моды...

- На завод? - удивилась Корницкая. - А что вы там будете делать?

- Что велят. Запросто. Мужчины почти все пойдут на фронт. Значит, кто-то должен занять их место. Хотите, я пристрою и вас там? Директор и его жена - мои старые знакомые.

- А Надейка, Анечка?

- Так это ж просто: Надейка, как обычно, будет ходить в школу, Анечка - в детский сад. Ну как, согласны? Имейте в виду, тянуть теперь с этим делом нельзя.

- Я подумаю. Надо написать об этом Антону Софроновичу. Посоветоваться.

- А чего вы там будете советоваться? Я уверена, что он ничего иного вам и не посоветует. Да вы и не девчонка, чтоб в такую минуту не отвечать за свои поступки. В общем, мы вместе начинаем работу на заводе.

ГДЕ-ТО ГРОХОТАЛИ ПУШКИ

Незадолго до того как начались жестокие бои под Москвою, Полина Федоровна получила письмо. Антон Софронович писал, что уголок, где он находится, такой тихий, что не верится, что где-то лютует смерть, горит земля. "Мы можем скоро увидеться, если ты пойдешь к моему начальнику и скажешь, чтоб он исполнил мою просьбу. Он, известно, будет отказывать, но ты предупреди его, что я уже написал заявление в высшую инстанцию. Только не робей, делай все по-партизански настойчиво. Имей в виду, я послал уже три рапорта, а ни на один из них не получил ответа. Видать, там положили под сукно..."

Прочитав письмо, Полина Федоровна немедленно позвонила старому знакомому мужа, Осокину, и попросила, чтоб он принял ее по очень важному делу. Тот ответил, что он может сделать это хоть сейчас. Покуда Полина Федоровна одевается, предупредил Осокин, машина будет около подъезда.

Взволнованная скорой встречей с Антоном Софроновичем, Полина Федоровна и оглянуться не успела, как оказалась возле знакомого управления. Пропуск для нее был готов. Она схватила его и поднялась по широкой мраморной лестнице на второй этаж. Постучала в высокие дубовые двери и, услышав в ответ "можно", вошла. Высокий, с седыми висками, Осокин, увидав Полину Федоровну, встал из-за стола и пошел ей навстречу. В эту минуту Корницкой даже и в голову не приходило, что за просьба у Антона Софроновича и почему полковник Осокин не может выполнить эту просьбу.

- Как жизнь, как дочки? - поздоровавшись и усадив Полину Федоровну, спросил Осокин. - Надейка, Анечка здоровы?

- Благодарю, Петр Антонович. Они теперь хотят только одного.

- А что такое? Может, я могу помочь? Тогда пожалуйста.

- Мне Антон Софронович написал, что он послал заявление, - сказала она. - Он просит вызвать его.

Улыбка сразу исчезла с лица Осокина.

- А вы, Полина Федоровна, точно знаете, о чем он просит?

- Да, знаю.

- Он вам писал?

- Писал, - солгала Полина Федоровна. - А в общем, мне кажется, все равно, знаю я или не знаю. Я думаю, что в том, о чем он просит, нет ничего плохого ни для семьи, ни для государства.

- Ну что вы говорите, Полина Федоровна! Никто в этом не сомневается. Мы просто хотели, чтоб он оттуда пока не выезжал...

- Почему это? - возразила, перебивая Осокина, Полина Федоровна.

- Успокойтесь, Полина Федоровна. Мы тоже немножко знаем характер Антона Софроновича. Сегодня снова у меня был разговор с моим начальником. Он наконец отдал распоряжение вызвать Корницкого в Москву.

Полина Федоровна засияла от радости. Она вскочила с кресла, как девчонка, схватила и горячо пожала руку Петра Антоновича, совсем не удивляясь тому, что рука эта стала какой-то вялой, не такой, как при встрече. Потом наступила тишина, какая-то минута, когда одному хотелось прыгать от радости, а другой никак не мог отважиться сказать ему все открыто, начистоту.

17
{"b":"69701","o":1}