- Посмотрю я на того, кто попробует сунуться, - ухмыльнулся Птаха.

  - Ну да, ну да, я забыл, с кем разговариваю, - ответная улыбка Форестера вышла кривоватой. - А вообще я посмотрю, может, еще и загоним.

  - Говорят тебе, не парься, - Птаха положил ему руку на плечо, Форестеру явно потребовалось усилие, чтобы удержаться на ногах. - Месяц по стране катались, постоит и так.

  - Да, кстати, расскажите хоть, как съездили! Я до Байкала на машине не рискнул, а вообще хотелось бы добраться... Но сначала ужинать!

  Если снаружи дом Форестера выглядел вполне обычно, то, шагнув через порог, Вадик понял, почему Прокси его так называл. Он даже протер глаза - все это было похоже на декорацию из фильма, а не на реальное жилище. Витражные окна, закрытые ставнями - не шторами и не жалюзи! Настоящий камин, на котором, разумеется, сидела очередная сова, вырезанная из какого-то цветного камня, так что узор перьев возник естественным образом. Книжные полки и стеллажи с дисками по всем стенам. И отдельный шкаф темного дерева, в котором стояли бутылки вина. Одну из них Форестер немедленно извлек и торжественно водрузил в центре стола.

  От вина Вадик вежливо отказался и получил в свое распоряжение целый пакет ананасового сока. Зато запеченную в духовке свинину - как оказалось, за углом гостиной пряталась кухня, тоже достойная стать декорацией к фильму, но уже к научной фантастике, поскольку вся сверкала стеклом и металлом - было невозможно не оценить по достоинству, тем более с дороги. Оказалось, перехваченных в пути бутербродов и шоколадок было категорически мало. Птаха и Тундра проголодались ничуть не меньше, так что первое время за столом царила полная тишина.

  - Красиво у тебя здесь, - сказал наконец Птаха. - Уже и забыл, как оно бывает.

  - Так ты у меня и был сто лет назад, я еще только обживался, - возразил Форестер. - С тех пор и книг прибавилось, и всего.

  - А ты... - начал было Вадик, но осекся - наверное, спрашивать "а ты реально это все читаешь?" было бы невежливо. Но Форестер был Внешним и так же, как все остальные, умел отвечать на незаданные вопросы. Он мягко улыбнулся:

  - Я очень старомоден, Эни. Конечно, у меня полно книг и музыки на компе и на телефоне, но часто хочется по старинке сесть в кресло и листать страницы, или вот взять диск, поставить в проигрыватель, изучить буклет... Кстати, разумеется, пока вы здесь, можно читать, слушать и смотреть все, на что глаз упал, а я всегда готов помочь с выбором.

  - "Взгляни вокруг - твой дом не так уж плох..." - нараспев проговорил Птаха. Вадик удивленно покосился на него, а Форестер спокойно продолжил:

  - "Пусть не дворец, зато и не лачуга...".

  Птаха лишь показал жестом - мол, дальше сам. Чуть прикрыв глаза, Форестер читал наизусть:

  Когда за окнами бушует вьюга,

  Когда от воя ветра мир оглох -

  Здесь хорошо в уюте и тепле

  Сидеть в высоком кресле у камина,

  И, осушив бокал наполовину,

  Смотреть, как свет играет в хрустале.

  Потом достать из шкафа старый том,

  Обнюхать пожелтевшие страницы,

  От времени и мира отстраниться

  И никогда не сожалеть о том.

  Вадик вообще-то не особо любил стихи. Иногда что-то нравилось, но очень редко. Это Верка, дура, со всем рифмованным носилась как курица с яйцом и только глаза закатывала - ах, поэзия, ах, чувства, ах, образы. Что с нее взять. И отдельно Вадик терпеть не мог, когда стихи читали вслух. Но Форестер это делал как-то так, что и на стихи не похоже - во всяком случае, без всякого дурацкого пафоса и кривляний. Он все так же расслабленно сидел вполоборота и просто спокойно говорил:

  Ведь что бы там ни делалось в миру,

  Среди ничтожеств, палачей и пьяниц,

  Ты им - извечно странный чужестранец

  И неуместный гость на их пиру.

  Твой мир - твой дом. Кого здесь только нет:

  Художники, философы, поэты...

  Задерни шторы, выкини газеты,

  Пусть лампа озаряет кабинет.

  И лишь под утро отходи ко сну,

  Забыв о том, в каком ты нынче веке

  Благодаря своей библиотеке...

  - "Но все ж однажды подойди к окну", - голос Птахи прозвучал неожиданно резко. Форестер чуть вздрогнул, но тем же жестом отдал инициативу. Вадик смотрел во все глаза - до сих пор он не замечал, чтобы Птаха интересовался стихами. А он спокойно и жестко, но точно так же без всякой декламации, продолжал:

  Вот на ветру, унылы и мокры,

  Дрожат деревья; холм темнеет справа;

  Левее луг, река и переправа,

  А где-то за рекою жгут костры.

  Там жгут костры и точат топоры,

  На свет в твоем окне взирая злобно.