Гарри кивнул и откусил от чизбургера.

– Какая толстая… – продолжила она. – Должно быть, он придумал очень много монстров.

Гарри прикрыл рот рукой и ответил, не прожевав до конца:

– Целую кучу. И все они связаны между собой.

– Они, что, родственники? Как семья?

Гарри проглотил еду и запил ее газировкой.

– Некоторые. Но я имел в виду, что все они существуют в общем мире. Вроде тех фильмов, в которых Дракула встречает Франкенштейна.

Маргарет пожала плечами.

– Я видела тот, в котором Эбботт и Костелло[7] встретили Человека-волка.

– В основе – та же идея. Все они делят между собой пространство, дышат одним и тем же воздухом. Точно так же как, например, в книгах Уильяма Фолкнера почти все события происходят в одном и том же округе.

– На занятиях по английскому ты такие же сравнения приводишь?

– Уже нет, – ответил он. – Моя учеба закончилась.

– Профессора такое не одобряли? – спросила она.

Он хотел что-то ответить, но потом передумал и засунул в рот картошку.

Вернувшись к дому миссис Джонсон незадолго до полуночи, они некоторое время сидели в машине, пытаясь придумать, что еще сказать друг другу.

– Что ж, – нарушил наконец молчание Гарри, – спасибо за кино.

– А тебе спасибо за покупку дорогой книги, – ответила Маргарет. – Наш магазин ценит деловых людей.

Она рассмеялась собственной шутке, но смех прозвучал слишком резко и громко.

Гарри смотрел прямо перед собой, сжав губы с левой стороны лица.

– Увидимся в магазине?

– Спокойной ночи, Гарри, – ответила Маргарет, после чего скользнула по сиденью и поцеловала его в щеку. Кожа оказалась жесткой, со свеженаросшей щетиной.

Она вылезла из машины и пошла по дорожке, пытаясь решить для себя, стоит ли радоваться тому, что он не стал к ней приставать. Впрочем, довольно скоро ход ее мыслей прервался привычным учебным стрессом – задание по американской литературе еще даже не начато, а химические уравнения застряли в вычислительном чистилище.

– Эй!

Она обернулась и увидела бегущего к ней Гарри с чем-то непонятным в руке. Он остановился в одном шаге от нее и протянул маленькую книжку в мягкой обложке с растрескавшимся корешком: «Склеп» и другие рассказы Г.Ф. Лавкрафта». Книга была черного цвета с белым шрифтом, и картинка на ней изображала человеческий лоб, расколотый посередине. Из того места, где должен был быть мозг, во все стороны разбегались красные клопы[8].

– Можешь попробовать почитать эту, – сказал Гарри. – Мама подарила мне ее на тринадцатый день рождения.

Маргарет взяла книгу.

– Ладно…

Она не успела договорить фразу, поскольку Гарри вдруг шагнул вперед, схватил ее лицо и закрыл рот поцелуем. И оторвался прежде, чем Маргарет успела сообразить, что происходит. Он бегом вернулся к своей машине, а она осталась на месте в полном ошеломлении – наедине с лестницей, ключами, дверью и мыслями о том, что надо было заказать гамбургер без лука.

Маргарет не спала всю ночь, читая «Склеп» – словно в книге, наполненной гениями, безумцами и почти неописуемыми ужасами, содержался ключ к загадке поведения странного юного бездельника, с которым она разделила краткий луковый поцелуй.

Книга нисколько не помогла. Гарри ничуть не напоминал ни безумца, ни чудовище, ни, без обид, гения. Все, что она успела о нем понять, – это то, что у него был вкус к мрачной, но необычайно сухой и вымученной прозе. Лавкрафт ей показался почти нечитаемым. Во всех историях вроде бы присутствовали персонажи, поскольку на страницах назывались какие-то люди по именам, но они не росли в психологическом плане, не менялись и не участвовали в каком-то осмысленном человеческом общении. Всякий раз, когда они открывали рот, их слова звучали как цитаты из антропоморфизованных учебников из альтернативных измерений. В большинстве историй повествовалось о единственном выжившем, рассказывавшем историю исследования неких древних руин, который сходил с ума после того, как понимал, что руины эти построены (или до сих пор заселены) неким первобытным ужасом. Это был цветастый язык прилагательных, весьма далекий от того жуткого кошмара, которым были наполнены иллюстрации «Видений Ктулху».

С другой стороны, многие истории внушали убедительное ощущение мрачного откровения и постепенного осознания того, что уютный «реальный мир», заселенный людьми, – не более чем легкая занавеска, которая в любой момент может раздвинуться и обнажить бездну ужасов, скрывающуюся за ней. Это была своего рода противоположность Моисею с его горящим кустом[9] или приключениям апостола Павла на пути в Дамаск[10]. Но с той же самой идеей в основе, какая была в религии: о том, что мир, в котором мы живем, – на самом деле не настоящий, а искаженный.

Обуреваемая этими мыслями, Маргарет явилась на следующее утро на занятия по «Западной культуре», слегка пошатываясь от бессонной ночи. Она даже не сразу заметила приближение Пирса Ломбарда, севшего рядом с ней.

– О, ты снова со мной разговариваешь? – насмешливо спросила она.

Он вздохнул, слегка раздув ноздри.

– Возможно, я слишком остро отреагировал, признаю. Но то, что ты сделала…

Она откинулась на спинку стула и подняла брови. Как интересно.

Опомнившись, Пирс приложил руку ко лбу.

– Я просто пытаюсь извиниться…

Он наморщил лоб, и Маргарет почему-то показалось, что она где-то такое уже видела.

– У тебя здорово получается. Я впечатлена.

– Могу я пригласить тебя куда-нибудь сегодня вечером? Я хочу по-настоящему, по-взрослому поговорить. Пожалуйста…

Впервые почти за неделю Маргарет почувствовала, как голос матери неприятно завибрировал у основания ее черепа. Слово «замужество» загорелось перед мысленным взором, как яркое клеймо. Но сегодня она слишком устала, чтобы говорить «нет».

Он повел ее в самый дорогой ресторан Серси под названием «У капитана Билла», стены и потолки которого были украшены старыми рыболовными сетями и гарпунами. Подавали там жаркое из креветок, омаров и говядины. Пирс предложил ей ни в чем себе не отказывать и первым заказал омара, чтобы продемонстрировать серьезность своих намерений. Маргарет ограничилась салатом. Она никогда не ела омаров. Вся эта грязная возня – с нагрудными салфетками, избытком жижи, треснувшими панцирями и крошечными кусочками мяса внутри паукообразных лап – вызывала у нее лишь отвращение. С таким же успехом мать с отцом, любившие это блюдо, могли поедать гигантских красных жуков. Эта мысль напомнила ей об обложке «Склепа», и она еще раз порадовалась, что заказала только салат.

Она доела его раньше, чем Пирс закончил колоть, ковырять, макать и чавкать. Его лоб блестел даже в приглушенном свете ресторана, и она задумалась – а не лысеет ли он уже? К тому же как можно настолько обильно потеть над одним омаром? Наверное, это не очень хороший признак.

Когда официант принес счет, Пирс положил его на середину стола и вытащил бумажник из кармана пиджака. Переведя взгляд со счета на Пирса, она заметила, что он внимательно наблюдает за ней, очевидно желая удостовериться, что она увидела общую сумму. Потом, сделав простодушный вид, Пирс бросил на стол несколько банкнот и небрежно разрешил официанту оставить сдачу себе.

«Он старается, как умеет», – упрекнула себя Маргарет.

После ужина (и горсти бесплатных мятных леденцов) они поехали на стоянку возле городского парка. Стояла ясная звездная ночь. Созвездия напомнили Маргарет Азатота из «Видений Ктулху» – вагинообразного монстра, перемещающегося по небу с помощью щупалец. Она сонно гадала о том, что сейчас делает Гарри, и жалела, что не поспала перед свиданием хотя бы часок.

Она даже слегка задремала, когда Пирс произнес: