Арсений Иванович если случалось «оконце» в батальонной путине, любил присутствовать на его служебных «летучках» со взводными офицерами. Задачи ставились лаконично, понятно и кратко. Легко и в радость было служить с таким командиром любому подчинённому, и потому он заслуженно пользовался в полку высоким уважением.

«Скажи на милость, и впрямь порох с перцем наш джигит, – удовлетворённо хмыкал в русый карниз усов Воронов. – Зазря требушить не станет, но если непорядок какой…враз в сукно закатает. – Оно, копает, как волк хориную нору. Знает службу. Устав от зубов отскакивает. Бравушки!»

На протяжении всей службы Магомед Танкаев неизменно проявлял присущие горцу мужские качества: смелость и оправданный риск, твёрдость духа и силу воли в любой обстановке, решительность, редкое, а потому особо ценное умение – предвидеть и доводить начатое дело до конца.

* * *

Разведённый один к одному колодезной водой спирт брал своё. Магомед хрустнул мослами пальцев, вольно выдохнул воздух, словно освободился от чего-то тяжёлого, давившего душу. Лёгкий хмель мазнул краской жесткие скулы, выпрямил мускул щеки, сведённый судорогой. В ушах его раздольными бубенцами разливались звоны, которые прежде состояли из какофонии моторов грузовиков, ржания лошадей, скрипа тележных колёс и грохота солдатских сапог. Неизъяснимо родным, тёплым повеяло на Магомеда от знакомых, застарелых запахов дома, которые цепко держала память. Щиплющий холодок покалывал окаём воспалённых век, теснил грудь. Жадно вдыхая горький кизячный дым, залетавший в расколотое бомбёжкой окно, он мысленно будто проходил по узким и кривым улочкам родной Урады.

– Скажи на милость, пуста фляжка!..Вот засранец! Горохов, где бес тебя носит! Что ж ты, развёл, как украл?..Валерка-а!

Комбат Воронов раздражённо громыхнул пустой фляжкой об стол.

Нет ответа!

Арсений грозно поднялся с колченого стула, привычно одёрнул гимнастёрку; сунув большие пальцы обеих рук за ремень, провёл их от пряжки к спине.

– Ты погодь мальца, Михаил. Налегай на картошку с тушёнкой, огурчики свежие похрумсти с сольцой…Я живо. Покажу балахвосту кузькину мать…Это ж, надо! Развёл нам спирту, как родимцам в люльках.

Гремя каблуками, собирая чертей в узел, Воронов, накинув фуражку, вышел во двор.

Танкаев усмехнулся во след пыхтевшему, как самовар, комбату, расстегнул на горле душивший крючок, вытянул ноги. Ему было славно. Занозистый хмель подобрал ключ к сердцу и, накатываясь тёплой властной волной, разворачивал душу. В голове, сменяя друг друга, звучали их прежние разговоры:

– А помнишь, – с жаром подхватывал его Арсений и его моложавое лицо, обрамлённое седыми висками, преображалось, в луговой зелени глаз загорелись золотые точки, словно отражение вечернего солнца. – Помнишь, как в 41-ом дрались за Клин? Как потом корячились, выводили полки из этой кровавой каши?..Моя артиллерия завязла в грязищи по самое не горюй…И тут ты со своим взводом…Ты ж. тогда был старлеем, взводным? Ну, да-а…И тут ты, как ангел-хранитель пришёл на выручку! Впрягся со своими бойцами…И по колено в грязи дотянули в ручную орудия до семёновских тягачей.

Надо ли говорить? Майор Танкаев отлично помнил вывод полков из-под освобождённого от фашистов города, как держал в памяти и каждый другой день войны, если он стоил большой крови и невосполнимых потерь.

А кровь тогда под Москвой лилась страшная, жуткая, снег и окопная грязь были красными от неё. Немцы остервенело рвались к Москве. По глубокому убеждению германского командования: «…восточный колосс готов был рухнуть под сокрушительными ударами Вермахта. Стальные жернова германского наступления перемололи первую, и, пожалуй, лучшую регулярную армию русских, с чудовищными потерями откатывавшуюся всё дальше и дальше на восток. И тут возникает логичный вопрос: какая ещё армия в мире смогла бы устоять после таких убийственных ударов, не приди ей на помощь бесконечные русские просторы, неисчерпаемые людские резервы и дьявольская русская зима?»3

Всё так, но надо помнить и отдавать отчёт в следующем…

К осени 41-го, т.е к началу операции «Тайфун», – Вермахт находился в зените своей боевой мощи. Это была лучшая в мире, великолепно обученная и проверенная в сражениях армия, во главе которой стояли прекрасно знавшие своё дело, военные профессионалы. На острие главных ударов

операции «Тайфун» действовали танковые корпуса, в которых бронетехника, моторизированная пехота, моторизированная артиллерия, сапёры и моторизированные, мобильные разведывательные части при мощной поддержке с воздуха самолетами Люфтваффе, – представляли собой единую смертоносную силу – железный кулак.

Да, «наступившая осень принесла с собой бесконечные проливные дожди, и океаны грязи заполнили дороги», – справедливо говорил генерал-фельдмаршал Гейнц Гудериан.

Что правда, то правда. Дожди полностью расстроили великолепно отлаженную немецкую транспортную систему; особые трудности возникли с использованием колёсных механизированных средств. В течении недели всякое движение в зоне группы армий «Центр» решительно прекратилось.

Да, именно наступление «русской зимы» сделало для немецко-фашистских захватчиков проходимыми замёрзшие после осенней распутицы дороги. Однако тут же возникла новая проблема – изрытые колеями дороги оказывали самое негативное воздействие на подвески немецких автомашин.

Да, вопрос о том насколько серьёзное, «роковое» влияние оказала погода на ход операции «Тайфун», до сих пор является предметом яростных споров военных историков и аналитиков.

Да, резкое понижение температуры в декабре 41-го и снежные заносы, сильно повлияли на моральное состояние и здоровье находившихся на Восточном фронте немецких солдат. История повторялась…Суровые холода – морозы заставляли их, как и солдат Наполеона в 1812 году, судорожно искать закрытые убежища…

Всё так…Но, ведь, положительно со всеми этими сложностями столкнулась и Красная Армия. Её бронетехника, артиллерия, конница тоже не летали на крыльях. Не было ковров – самолётов и у её пехоты. А лютый мороз, продиравший до костей, так же равнодушно убивал советских солдат в снегах и стылых окопах, как и немецких, абсолютно не делая никакой разницы между воюющими сторонами.

Жестокие холода точно также принуждали и наших обмороженных бойцов искать укрывища, хотя в свою очередь позволили советской пехоте и коннице заходить за линию фронта и совершать дерзкие з отчаянные манёвры по окружению вражеских частей, которые прекратили поддерживать непрерывную линию обороны.

Между тем, самое серьезное влияние «русские» морозы оказали на операции в районе канала Москва – Волга, где советским войскам посредством огромных потерь удалось осуществить прорыв на Клинском выступе.

И если уж говорить о тех факторах, кои всерьёз повлияли на провал операции «Тайфун» и последующее советское контрнаступление, то фактор погоды, следует подвинуть в сторону…

Главным фактором был, конечно, моральный и боевой дух наших солдат-офицеров; их невероятная самоотверженность, ошеломляющая неприятеля готовность русских умереть за Отчизну, восхищающий и пугающий одновременно массовый героизм, непоколебимая убеждённость в своей правоте и яростное желание уничтожить врага, отбросить фашистов от любимой Москвы – решили исход дела.

Самым слабым местом группы армий «Центр» с начала кампании были организация снабжения и состояние линий коммуникаций. Она располагала всего двумя железнодорожными полками для восстановления разрушенных советских железных дорог. И, увы, очень скоро выяснилось, что эти полки явно не справляются с объёмом, выпавших на их долю работ, ощутимо чувствовалась и нехватка профильной инженерной техники.

Другой проблемой была низкая эффективность немецких линий коммуникаций в Польше, обусловленная возникшей там ведомственной конкуренцией между службами, отвечающими за железные дороги, транспортные перевозки и складское хозяйство.