– Принято решение о вашем этапировании в следственный изолятор города Краснодар для проведения дальнейших процессуальных мероприятий в рамках открытого уголовного дела. Вам все понятно?

– До последнего слова! – отрапортовал я.

– Не паясничайте, молодой человек, – сказал коренастый, направляясь к выходу. – Вы угодили в переплет, из которого вряд ли легко выберетесь.

С этим было сложно спорить.

– Судя по обнаруженному у вас набору фальшивых документов, вам светит от десяти лет строго режима, – попытался запугать меня коренастый. Секунду подумал и решил усилить напор: – И это если еще повезет и судья добрый попадется.

– Четыре года максимум, – через силу улыбнулся я. – И то, если докажут умысел и что они вообще мои.

Коренастый дернулся как от пощечины. Но тут же совладал с эмоциями и процедил:

– При обычных обстоятельствах, молодой человек. В городе находится президент. А тут вы со своими фальшивками.

На это я ничего не ответил. Почему-то захотелось, чтобы этот нудный «законник» просто ушел. Я не стал ему разжевывать очевидные вещи, например, что в этом случае мною занялись бы ребята из ФСБ и ФСО, а не полицейские из райотдела.

– К тому же…

– Вы мне, кстати, так и не представились и не продемонстрировали удостоверение, – устало перебил его я. – Настоящее удостоверение. Надеюсь, у вас такое имеется? С печатями, с фотографией, с вашим званием?

Коренастый развернулся на каблуках и сбежал следом за «капитаном». Тем же курсом из палаты отбыли «понятые» и еще какие-то люди.

Оставшись один, я с максимальной пользой использовал короткую передышку. Что она будет короткой, я не сомневался ни секунды. Короче, я поспал.

Когда проснулся, у изголовья кровати на стуле сидела хорошенькая барышня в новенькой полицейской форме с погонами лейтенанта на прекрасных покатых плечах. Блондинка, красавица, юна и прекрасна, из того типа людей, которым невероятно идет форма, делая их еще соблазнительнее и желаннее.

Это очаровательное существо также попыталось разговорить меня. Действовало без нажима, без угроз. Общаться с ней было невероятным наслаждением, причем вдвойне от осознания простой мысли, что мне, возможно, вряд ли удастся пережить эту ночь. Все-таки в последние мгновения жизни вспоминать этого прекрасного ангела было бы очень приятно.

Естественно, я девочке ничего не сказал хотя бы потому, что мне нечего было ей сообщить. Но зато она, сама того не подозревая, мне рассказала массу интересного и ответила на мучивший меня вопрос о причинах сохранения моей никому не нужной жизни. Именно специфика вопросов и расставленные акценты утвердили меня в мысли, что я попал в лапы ребят из пресловутого филиала центра нетрадиционной медицины. Их интересовало, что я знаю, насколько глубоко погрузился в проблему, как долго занимаюсь расследованием. Наивная девчушка даже проговорилась и упомянула несчастного Матушкина, назвав его бывшим прокурором, пропавшим без вести.

После очаровательной барышни, которой, очевидно, была отведена роль «доброго полицейского», ко мне пожаловали «злые полицейские». Парочка воняющих дешевым одеколоном дегенератов в костюмах с чужого плеча. Этих я просто игнорировал и особо даже не запомнил, что они сулили и чем грозили.

Когда за окном стемнело, мои последние на тот момент «гости» как по команде дружно покинули палату, а их место занял конвой. Я этих ребят сначала даже не увидел, они тенями возникли сзади и стояли не шелохнувшись. Об их существовании я скорее догадывался и в течение часа не раз ловил себя на мысли, что мне они просто чудились на фоне принятых лекарств или перенесенного стресса. Но однажды ожившая рация пресекла все мои сомнения.

– Опекун один? Опекун один? Доложитесь. Прием.

– Опекун один на месте. Прием.

– Готовность тридцать минут! Опекун один, как понял? Прием.

– Опекун один. Готовность тридцать минут. Все понял. Прием.

– Конец связи.

Осталось только выяснить, сколько именно их было. Знать это было жизненно необходимо, учитывая мои зреющие планы сделать ноги из этой псевдобольницы. Один нависал тенью над изголовьем кровати, а второй наверняка торчал в дверях. Меньше двух на подобные дела не отправляют. А двое противников, учитывая мое физическое состояние, уже было много. Да что там рассуждать – я и с одним вряд ли справился бы. Разве что удача улыбнулась, но, увы, я в удачу не верил.

– Опекун один! – снова ожила рация. – Как слышишь? Прием!

– Опекун один на связи. Прием.

– Отправляйте посылку. Как понял? Прием.

– Опекун один. Отправляю посылку. Прием.

– Конец связи.

Их оказалось трое. Даже не двое, а минимум трое, что разом обнулило мой наспех запланированный побег. В черных тактических комбинезонах, в скрывавших лица балаклавах, без оружия. Маленький крепкий обладатель рации был старшим и командовал двумя довольно нерасторопными амбалами. Один приволок дребезжащую каталку и начал неуклюже пристраивать ее к кровати с явной целью половчее меня перекинуть с мягкого матраса на жесткое железо каталки. Другой бесцеремонно сорвал заменявшее одежду полотенце, под которым я оказался-таки голым, и выдернул из меня иглы. Из тени привидением вынырнул третий с блеснувшей отраженным светом на кончике иглы шприца и довольно ловко, явно не первый раз, сделал мне укол в предплечье. Перед глазами снова все поплыло, предметы начали резко терять и менять очертания, звуки стали приглушенными, потянуло в сон.

Проверив мой пульс на шее и одновременно заглядывая в глаза (я старался запомнить это лицо, но оно расплывалось бесформенным пятном), командир что-то невнятно сказал и мое бренное тело швырнули на холодное железо каталки.

– Твою мать! – выругался один из конвоиров. – Все-таки вляпался в кровь!

– А ты хоть раз не вляпывался? – другой заржал, но его резко осадил командир:

– Молчать!

Встряхнув надо мной простыней, расправляя, он укрыл меня с головой, словно покойника. От простыни разило какой-то химической дрянью, щипавшей ноздри и саднившей в горле.

– Взяли? Выдвигаемся.

Каталку покатили, словно нарочно цепляя все углы, пороги и попадавшиеся на пути предметы. От тряски простыня чуть съехала и в открывшийся треугольный просвет между собственными животом и ступнями ног я увидел поистине удивительные вещи. Оказывается, это была все-таки больница. Самая настоящая больница с крашенными зеленой краской панелями на стенах, с постом дежурной медсестры в коридоре, с кроватями вдоль стен и распахнутыми в черным мрак больничных палат дверями. Оттуда долетали отголоски кашля, срывающегося на стон крика.

– Неужели вы нас наконец-то покидаете? – откуда-то сзади, постепенно приближаясь, раздался бархатный баритон. Его обладатель мне казался великаном, всемогущим, чуть ли не моим спасителем. И словно подтверждая мои надежды, каталка остановилась. В просвет я видел, как из палат выглядывают и тут же прячутся испуганные белые пятна лиц.

– Да, – коротко ответил кто-то из конвоиров, скорее всего командир.

– Не подумайте, что я против, но неплохо было бы меня предупредить. Хотя бы.

– Не по адресу. Я всего лишь выполняю приказ, – в голосе моего пленителя уже отчетливо звенело раздражение, грозящее перерасти в ярость.

– Как и все мы. Но в следующий раз постарайтесь все же. Ведь мне отчитаться как-то надо, документацию привести в порядок. Этот человек как-никак мой пациент.

– Был ваш, стал наш.

– Все-таки…

– Короче, док! – шипящим шепотом выдавил из себя конвоир. Я представил, как он готовым к броску удавом навис над трепещущим сусликом в белом халате, в которого превратился давешний великан. Надежды на чудесное спасение улетучились. – Надоел. Я тебе в прошлый раз сказал и могу повторить. Не мне претензии предъявляй. Боссу звони!

– Но у меня нет контактов. Я бы с удовольствием пообщался с милой Еле…

– Вот и общайся. Ей затирай про сроки, договоренности, необоснованные расходы и прочую херню. Меня это не касается. Я доставляю туши. Остальное идет мимо меня лесом, тундрой и тайгой. Понял?