Но люди, но умы, но пламя
Чувств беспокойных кто поймет,
Кто подглядит, когда мы сами
Души цветной водоворот
Не в силах уследить.
Вот нынче,
Ну, кажется, какой вопрос,
Весь день промерен, слажен, свинчен
И пущен вдаль, –
как паровоз
По вытянутой параллели
Звенящих рельс.
Но что с тобой?
Здесь путаница.
В самом деле,
И путь не тот, и день другой,
И поле хлынуло иное
В твое вагонное окно,
И море вздыбило прибои…
Какое море? Все равно.
Бывают случаи –
железный
Вдруг лист с карниза упадет,
Тем самым оборвав полезный
Твоей служебной жизни ход,
Иль в клуб зайдешь и тут рассудку
Наперекор, в страстей дыму,
Разгорячившись не на шутку,
Казенных денег спустишь тьму,
Иль в городе чужом, в подъезде
Гостиницы замедлишь.
– Ба!
И здесь ехидная судьба
Подстережет на хмуром скресте
Двух улиц.
– Неужели вы?
Марина? Вот не чаял встречи.
– Как? Лугин?
– Да, я из Москвы.
Весьма запутанные речи.
– Скажите!.. Право, он совсем
Такой же. Вы должны явиться
Сегодня в театр.
– В театр? Зачем?
– Вы позабыли – я певица.
– Мне надо нынче ехать…
– Ну,
Не принимаю отговорок.
И взгляд ее горяч и зорок.
– Что ж? Надо вспомнить старину.
О, времени полет незрячий,
Ему не возвратить назад
Ни комнаты на старой даче,
Ни вечеров, одевших сад,
Ни настороженного лада
Бесед ночных. Ему не жаль,
Что в напряженный шорох сада
Уж не проговорит рояль.
– Так решено.
Судите сами,
Да сколько миновало лет?
Бежит смолистыми торцами,
Оглаженными, как паркет.
А было…
Вот он, восьмиклассник.
Взросл. Даже курит при родных.
Весьма сознательный участник
Всей жизни. Тонет в мировых
Вопросах. Он давно умелый
Начетчик символистских книг.
Его воспитывает Белый
И Блока звуковой родник.
Ярмо зависимости школьной,
Уроков прозу, суету
Товарищей презрев, мечту
Избрал в подруги своевольно.
Он любит в вешний ледоход,
Уединившись втихомолку,
Глядеть, как зори пенят Волгу
И первая звезда встает.
Марина. Две густых и русых
На плечи скинутых косы.
Подвижней и стройней осы.
Взгляд, будто аметист на бусах,
Почти лилов. Характер горд…
Не сладишь с неуемным нравом,
Она велосипедный спорт
Предпочитала всем забавам.
Но, впрочем, понимала толк
И в теннисе. Блеснет ракеткой –
И мяч дугой отбит над сеткой,
И смех до темноты не молк.
Но если вкрадчивой и хмурой
Волною обоймет тоска,
Податливой клавиатурой
Скользит привычная рука.
И, отдаваясь по соседним
Аллеям, над покоем летним,
Как чистый соловьиный гром,
Играет песня серебром.
Ну, в общем, пагуба, заноза
Для впечатлительных сердец,
Мираж, подобие наркоза.
Увидишь и пропал. Конец.
Зачем ей было на поправку
Из Питера являться вдруг
В тишь этих дач?
Какую давку,
Какую беготню вокруг
Птенцы классических, реальных,
Коммерческих и прочих школ
Подняли. Как пылился пол
На вечерниках танцевальных.
Заваривались пикники.
Сгонялись отовсюду лодки.
И стали чрезвычайно ходки
Прогулки ночью у реки.
Что гимназисты? Не хотите ль
Узнать – то каждый подтвердит –
Студент, затянут в белый китель,
И тот бродил понур, забит.
И начал мазать мимо лузы,
Хотя мелил исправно кий.
Что делать? Всякий вязнет в узы
Любви. Сильна игра стихий.
Но ежели разоблаченья
Пошли, то выложим сполна –
И Лугин был ценитель пенья.
Короче, – ни еды, ни сна
Два месяца. Напрасны охи
Родителей. Хоть злись, хоть плачь, –
Не ест. Рассеян, лоб горяч.
И даже с символизмом плохи
Дела.
И вдруг, скажите, он
В спектакль домашний вовлечен.
Кто не играл…
Но будем кратки.
Нет! Лирику тут не неволь.
Кто в юности пред словом «роль»
Не трепетал, кто, по тетрадке
Вызубривая трудный стих,
Не оглашал трущоб лесных
Басистым рыком, не коверкал
Лицо у зеркала, кому
Хоть раз не открывалась дверка
В сценическую полутьму,
Кто хоть на миг не слыл актером,
Кому черты не метил грим,
Кто застилающимся взором
Не зрел, как вздернут перед ним
Кусок холста, и на помосте,
Теряя голос, монолог
Не начинал, не чуя ног, –
Тот не поймет…
Рассказы бросьте.
Тщетна воображенья прыть.
Все это надо пе-ре-жить!
Отрывки Гамлета. Почтенно
Заданье. Но и тут как раз
Судьба насолит непременно.
– Какой он к чорту Фортинбрас?
Иль, правда, не хватает роста
Ему. Ведь он же – Гамлет! Просто
Интрига явная видна.
Увы! Офелия – она.
Попробуйте, его оденьте
В плащ. Он сумеет…
– Башмаков
Не износила –
Что в студенте
Нашли? Не голос – трубный рев!
А главное…
– Ишь, льнет. Ишь, вспучил
Глаза.
Еще посмотрим. Ну-с!
Влюбляться в этаких-то чучел!
Нет, у нее прескверный вкус.
Спектакль. Кленовые гирлянды
Увили столбики веранды.
На стульях суетня, галдеж.
Хохочет зычно молодежь.
Толкаются. Куда? Не лезьте!
Родители на первом месте.
Гитар и балалаек хор
И щебет мандолин упругий
Выбренчивает, яр и спор,
О том, как Стенька правил струги.
Звонок гремит. С трудом уже
Оттянут занавес. Знакомых
Тьма. Тут заметят каждый промах.
– Тсс. – Начинают. – Сядьте же!
Клянусь, Офелии милее
Я после не знавал и сам.
Как шли к волнистым волосам,
О, нет, не лилии – лилеи.
И угловато-робкий жест
Рук загорелых, – чуть неловкий.
За этой худенькой головкой
Мы, не дыша, следили с мест.
Когда ж запела… В тонком звоне
Протяжных слов – простая боль.
Мы били яростно в ладони.
Мой бедный Лугин. Скомкав роль,
В смешном костюмчике, с горячим
Лицом, измазан гримом, в сад
Сбежал, где липы шелестят.
Нет, он не разразился плачем.
Но Тютчев прав.
И кто же вновь,
Борясь, «в избытке ощущений
Не ведал ваших искушений,
Самоубийство и любовь».
Но после пьесы…
– Строг порядок
В обслуживаньи дачных муз. -
И обязательный припаток -
Дивертисмент.
На всякий вкус
Таланты прорывались разом.
Один комическим рассказом
Взбодрит. А тот – мастак большой
По части пения «с душой».
Девицы – ленточки, румянец
Во всю щеку, стан строен, крут -
Такой малороссийский танец,
Что только рябь в глазах, – загнут.
И Лугин? Он-то что? Его ведь
В афишке нету. Вот сюрприз.
Каким молебном славословить
Богинь искусства вышел.
Вниз
Глаза опущены. У стула
Стал. После вскинул в потолок
Лицо. Читает. Чуть сутуло
Склонен. Стихи. Какие? – Блок.
Так в омут прыгают с размаха,
Бросаются в горящий дом.
Ему сегодня не до страха.
Он гиб. Все сотрясалось в нем.
И не слова, но звонкий молот
