Будучи маленькой девочкой, я часто наблюдала на марширующими граштриями и подражала им. Это продолжалось, пока меня не поймал Дарий за этим неблагородным для веги занятием.

Пирамида соединялась между собой системой лифтов, за которыми тщательно наблюдали военные. Никому без допуска не позволялось покидать свой этаж.

Единственной связью между нашими мирами для меня были огромные террасы, с которых простирались нижние этажи пирамиды. На них я иногда видела людей, следила в бинокль за тем, как маршировали воины, или занимались своим делом ремесленники. Этаж кутхи же оставался для меня загадкой, потому что был расположен слишком далеко. Я понятия не имела, как выглядел их быт и жилища, хотя Дарий говорил, что эти мои наблюдения ни к чему. Мы из разных миров, а потому не должны соприкасаться. Так решил Господь, определив нас при рождении в свою касту, которую мы не должны покидать, чтобы не нарушать его планов. А раз я была вегой, значит, уже как минимум несколько раз прошла в своих реинкарнациях предыдущие касты. И раз теперь моя душа была достаточно чиста и мудра, то господь наделил меня столь высоким положением. Задачами вег были высшие цели: благоустройство общества, политика, философия, врачевание, точные науки. Среди нас были и ученые, и творцы.

Кутхи считали нас, вег, чем-то наподобие богов. В одной из своих реинкарнаций, пройдя долгий путь из касты в касту, им суждено было стать такими как мы, если их души были достаточно чисты и мудры.

– О чем ты задумалась, дочка?

– Да так, – я выныриваю из своих мыслей о прекрасной пирамиде и ее творце, Микосе Вее, которому не суждено было в этой жизни быть приглашенным в наш дом, – прекрасные вещи иногда делают вушты.

Папа хмурится, как и всегда, когда ему не нравится то, что я говорю.

– Знаешь, Лали, иногда я поражаюсь, откуда у меня взялась такая свободомыслящая дочь. У меня, лидера партии консерваторов.

– Это за тем, – я, подлизываясь, крепче прижимаюсь к нему за локоть, – чтобы наши души учили друг друга чему-то новому.

– Ох, лиса, – усмехается отец, – ну-ну, посмотрим, чему ты меня научишь.

Папа уже очень давно поседел и носил густые бороду и бакенбарды. Признаться честно, я бы вряд ли узнала его, вздумай он когда-нибудь гладко выбрить подбородок. Более того, не уверена, что он вообще менял когда-либо свой имидж. Господь знает, какие секреты таила его борода.

– Веги Ра!

Оборачиваясь на приветливый возглас, я вижу перед нами Гая Яра. Для вечера он выбрал все тот же черный костюм из плотной ткани. Ах да, и лицо у него все такое же, излучающее уверенность и силу.

Хотя, что я ожидала увидеть? Аскетизм – еще один атрибут касты воинов. Крикливые, цветастые наряды считались чем-то неподобающим для граштрий.

– Гай, – папа расплывается в улыбке, словно и не расставался с ним всего пару часов назад, – я рад вас видеть.

Отец обменивается с ним приветствиями и следует по каменным ступеням ко входу в куб, оставляя меня на попечение Гая.

– Выглядите прекрасно, – в моменте в глазах Яра разгорается огонек вожделения, и я внутренне ликую. И пусть это длится всего мгновение, после чего на его лицо вновь падает маска заслона эмоций, но мне и этого достаточно.

Красное платье из шелка, дополненное белыми перчатками по локоть и меховым белым манто, произвели нужный эффект.

Отец никогда не ограничивал меня средствами относительно нарядов, видимо надеясь, что благодаря этому я сделаю партию повыгоднее.

– Благодарю, – я немного склоняю голову, но не играю застенчивость.

Гай предлагает мне руку, и мы движемся вслед за отцом, в центр Возрождения, где уже собралось достаточно народу.

Блеск камней на шеях дам и свечей, выставленных разными уровнями по периметру куба, еще больше погружают в атмосферу классицизма. Именно в этом направлении и творит художник.

– А у него потрясающее воображение, – невольно ахаю я, когда мы подходим к одной из картин.

Основываясь на том, что я читала, и том, что рассказывал мне Дарий, я заключаю, что на ней запечатлен корабль в шторм. Вода переливается всеми цветами радуги: от оранжевого, до небесного-голубого.

– Они и правда были такими невероятными? – шепчу я, приближая лицо на столько близко к картине, что чувствую легкий запах масляной краски.

– Корабли? – отзывается Яр.

– Моря.

– Если верить тем фактам, что остались у нас, – он равнодушно пожимает плечами, вызывая во мне укол разочарования.

– Вам совсем нет до этого дела? – я складываю руки на груди, вызывая у него смешок.

– Признаться честно, Лали, меня больше занимает то, что происходит здесь и сейчас. У меня нет романтического склада ума, чтобы представлять себе давно высохшие моря. Передо мной ежедневно встает сотня различных вопросов, касающиеся нашего выживания здесь и сейчас. Например о том, что подводные источники тоже исчезают. Простите, но это слегка отрезвляет, возвращая меня в текущее время. Поэтому да, отвечая на ваш вопрос, мне совсем нет дела до истории. Но я не чужд искусства. Мне нравятся подобные выставки.

Все это он произнес абсолютно спокойным тоном, без тени раздражения. Он просто пояснял мне свою позицию.

– Что же, это ваш выбор, – прерывая зрительный контакт, который уже становился неловким, я перехожу к следующей картине, параллельно кивая знакомым, но кратко. Чтобы не вынуждать их подходить и завязывать беседу.

Выставка поистине удалась. Атмосфера была на столько таинственной и завораживающей, что даже веги, чувствовавшие всегда и во всем свое превосходство, говорили шепотом, словно в храме.

– Лали, – Гай резко наклоняется к моему уху, пока я изучаю очередную работу, – это сам художник.

– Где? – я оборачиваюсь чуть резче, чем положено приличиями.

– Вот же, – он указывает на человека невысокого роста с черными жесткими волосами и раскосыми глазами, – если позволите, я вас представлю.

Я уже собираюсь с восторгом согласиться, когда мелодия звенящих бокалов шампанского рушит все мои планы.

– Который час? – с волнением в голосе произношу я.

Гай хмурится, не понимая в чем дело, и все же задирает рукав, смотря на электронные часы на запястье.

Еще до того, как он произносит время, я вижу на них «20:29».

– Простите, я на минуту, – точнее на три.

Движимая непонятным импульсом, я буквально срываюсь с места в том направлении, откуда донесся зачаровавший меня звук.

– Лали!

Я оборачиваюсь, даря Гаю извиняющуюся улыбку и вижу полное непонимание в его глазах.

Тоже мне удивил.

Я сама ни черта не понимаю.

Компания знакомых мне вег собралась возле фуршетного столика. Они буквально единственные в этой части выставки. Я внимательно слежу за реакцией каждого из них, но не замечаю ничего подозрительного.

Да что со мной не так?

Почему я вообще решила, что эта дурацкая записка была адресована именно мне?

Делаю пару глубоких вдохов, чтобы успокоиться и подхожу ближе к столику с бокалами.

Пара глотков игристого мне точно не помешает.

Уже отпивая, я замечаю крошечный конверт на столике, именно на том пустом месте, что осталось от моего бокала. Раздираемая недобрыми предчувствиями, я беру его в руки, оглядываясь на веселую компанию, но их лица все так же спокойны. Кажется, они даже не замечают меня.

– Лали, все хорошо? Вы так внезапно сбежали… – Гай подходит ко мне со спины, но я не оборачиваюсь на него, трясущимися руками выуживая карточку из конверта. – Что это?

– Я и сама не знаю…

– Нет, на небе!

Резко вскидывая голову, я вижу, как огромный шар, пылающий голубым пламенем, пролетает по небу, двигаясь, словно в замедленной съемке. Не понимая, что может вызвать столь яркий след, мы, как зачарованные, наблюдаем за тем, как голубой огонь приближается к земле в километрах от нас.

Резкий толчок земли от столкновения выводит нас из оцепенения. Повсюду слышны вскрики женщин. Мои на ступни на секунду отрываются от земли, и сердце тут же уходит в пятки, ноги становятся ватными.