— Да, мадам, — отвечаю я.

— Хорошо, тогда. Я вернусь позже, чтобы вас обоих проверить, — произносит медсестра, поднимаясь на ноги.

Она лениво потягивается, и у нее хрустят несколько костей, когда женщина идет к двери. Подмигнув мне, она исчезает.

Не знаю, сколько часов прошло с тех пор. Казалось, они слились друг с другом. Съев немного булочки и лазаньи, я уснула, вскакивая каждые полчаса — воспоминания в прошедшем дне наваливались с новой силой.

Я прикасаюсь к Августу, убеждаясь, что он все еще там — передо мной, я могу его коснуться, а потом снова отключаюсь.

Скоро мы снова будем вместе.

— Скоро, — шепчу я самой себе, когда у меня глаза закрываются.

***

Дневной свет проникает в комнату через больничное окно, когда я открываю глаза и осматриваюсь. Как и каждый раз, когда я просыпаюсь после проникновения Трента, моя память вернулась.

Вернулась в тот момент, когда он позвонил в дверь.

Вернулась в тот момент, когда он угрожал Августу, если не отвечу.

Вернулась в то мгновение, когда он выстрелил, направляя обжигающе горячую пулю в грудь Августу.

Паника.

Все вернулось.

— Шшшш, я здесь, — голос Августа прорывается сквозь шум у меня в голове.

Я поднимаю взгляд и вижу его прекрасные карие глаза.

— Ты очнулся, — с облегчением выдыхаю я.

— Да, — любимый слабо улыбается.

Он бледный, а под глазами залегают тени. У него голос хриплый, словно мужчина провел ночь на концерте, перекрикивая громкий шум, а не лежал без сознания в тихой больничной палате.

Но ничто из этого не имеет значения.

Потому что он жив.

Это так прекрасно.

— Август, — зову я, и голос срывается, а слезы бегут по щекам, повторив путь пролитых мною раньше.

За прошедшие двадцать четыре часа я выплакала много слез.

Это слезы радости. Слезы облегчения — потому что мы, наконец, стали свободными.

— Ты напугал меня, — шепчу я. — Мне было так страшно.

— Ты больше никогда не должна бояться.

И это была истинная правда. За годы, когда мы снова и снова теряли друг друга — из-за алчности, потери доверия, и еще тысячи других воспоминаний, разбросанных по ветру. Но наша любовь никогда не уступала. Мы никогда не сдавались, и теперь мы вместе.

Мы так много раз были потеряны друг для друга. Но теперь мы нашлись.

Наконец.

Эпилог

Эверли

Три года спустя…

— Эй, начальница! Нам нужно еще ореховых брауни! — орет Труди из-за стойки регистрации, возвращаясь к тихому бормотанию своего популярного списка из сорока песен.

У нее огромный живот подпрыгивает туда-сюда, пока девушка танцует, вызывая улыбку на моем счастливом лице.

Мы сделали это.

Как этому месту, которое я называла домом, годами грозило закрытие, так и я смогла сделать невозможное. Это заняло время, кучу сбережений и откладывание нескольких вещей, включая возможность завести семью, но одно желание я официально могла вычеркнуть из списка.

Теперь я сама себе босс.

Кофейня, которую я так давно любила, теперь стала моей. С самой покупки мы с Труди, ставшей генеральным менеджером, поменяли все самое необходимое, включая новую кухню, укомплектованную потрясающим миксером из нержавеющей стали, который я всегда хотела. Больше мы ни на кого не рассчитывали в приготовлении еды, так что у меня была полная свобода в использовании моей дорогой степени в кулинарии по максимуму.

В течение нескольких месяцев с оглашения нового владельца мы были признаны в газетах и кулинарных блогах по всему городу за оригинальные салаты, восхитительные сэндвичи и смертельно вкусные десерты.

Бизнес процветал, и я была невероятно счастлива.

Выполнив два заказа панини, я отношу их паре за столиком у окна и благодарю за то, что они отметили забавный интерьер и оригинальную роспись.

— Вы продаете это? — спрашивает жена, указывая на черно-белые фотографии Золотых Ворот.

— Да, — улыбаюсь я, с гордостью глядя на фото.

В семье не только я добилась успеха.

— С тех пор, как Августа напечатали в газете, нам едва удается помещать все фотографии на стены, — с широкой ухмылкой говорит Труди, когда я возвращаюсь за стойку, схватив чашку кофе.

Она с жаждой смотрит, как я наполняю чашку до краев и хватаю брауни, который девушка просила принести, чтобы выложить на стойку. Когда она занимается своей работой, я прислоняюсь к стойке и наслаждаюсь несколькими мгновениями блаженства, медленно отхлебывая с чашки с надписью «Я крут». Знаю, пить кофе перед беременной женщиной — это жестоко, но что я могла поделать?

Это было моим горючим. Без него я не могла работать.

— Я знаю, — коротко пожав плечами, соглашаюсь я и смотрю на стены, которые увешаны печатными фотографиями моего мужа. — Но он нигде больше не будет их продавать. По крайней мере, Августа печатают за его талант, а не из-за судебного разбирательства.

Когда пресса прослышала об аресте Трента, история мгновенно просочилась в интернет и газеты. Августа преследовали репортеры — эксклюзивные интервью и просто комментарии — особенно, когда они узнали о том, что каждая копейка на его огромном счету была отдана на благотворительность жертвам мошенничества Трента.

Любимого причислили к героям, и хоть я была согласна с ними, он ненавидел такие заявления. Август просто хотел затеряться в толпе и спокойно жить своей жизнью. И, в конце концов, его желание исполнилось. Трент был привлечен к ответственности по нескольким пунктам обвинения в хищении, а после нескольких наводок, касающихся пожара в галерее, стал возможным суд за убийство. Остаток своей жалкой жизни он проведет в тюремной камере.

Далеко от нас, далеко от тех, кому мог навредить сильнее всего.

Жизнь, наконец, сдвинулась с места.

Присмотревшись к кафе, я замечаю перемены — свежий слой краски, обновленные столики и стулья. С тех пор, как мы стали хозяевами своей жизни, мы многое сделали, даже изменили название кафе на «Цветочное кафе», что приветствовало наши с Августом скромные начинания. И хоть кое-что изменилось, мне удавалось поддерживать прежнее настроение кафе, поэтому, когда я осматривала наводнившее маленький бар море людей, замечала многих старых посетителей, которые занимали все те же места на протяжении лет. Они пили такое же кофе, потому что я не меняла бобы и способ приготовления. Мы даже сохранили их любимые чашки.

Трудно было. Каждая копейка, которую мы вкладывали в это место, была одолжена, заработана потом и кровью. Хотела бы я сказать, что когда мы покинули больницы много месяцев назад, жизнь стала радужной, и наш путь был вымощен одной надеждой.

Но времена были тяжелыми. Как и все пары в мире, встречая финансовые проблемы, мы ссорились. Даже нашу свадьбу отпраздновали скромно — небольшая церемония у океана в кругу самых близких людей. Брик провел церемонию — еще один из его талантов, а Сара спланировала небольшой прием в ресторане неподалеку. Это было интимно и романтично, и каждую секунду мы делали сотни фотографий.

Нашли небольшую квартирку рядом со школой. Пока я была на учебе, Август работал на двух работах, занимаясь всем — от работы в ресторанах до оттачивания своих навыков в мире финансов. Он безумно ненавидел это. Но ночь это или день, он вытаскивал свою камеру и фотографировал — все, что попадалось на глаза. Я по-прежнему была его музой, но объектив Августа, наконец, расширился, и он начал замечать мир, в котором были не только мои рыжие волосы и голубые глаза. Время от времени любимый отсылал свои работы в галереи, но редко получал ответ.

А потом, когда мы услышали, что у кофейни трудности, мы поняли, что нужно делать. Деньги, которые мы каждый месяц на протяжении двух лет послушно ставили на сберегательный счет, надеясь однажды купить дом, превратились в первый взнос на значительно меньшую собственность. Благодаря ссуде и так необходимой нам помощи друзей, мы примерили на себя роль предпринимателей — очень хорошо понимая, что если провалимся, то, в конечном итоге, расстанемся.