Значит так, история.

Мне десять лет. Я иду с урока музыки. Мама нашла частную учительницу, чтобы повышать мой культурный уровень. Совсем недавно родилась Алла, мама посвящает ей все свое время, а у меня три раза в неделю уроки фортепиано в кирпичном сталинском доме в трех кварталах от нашей улицы. Учительница – Ариадна Львовна, благообразная седая старушка, наследница знаменитой в свое время музыкальной семьи с труднопроизносимой фамилией. В большой квартире с необычной круговой планировкой с ней живет племянница-художница и пара визгливых болонок. Занятия проходят в проходной гостиной, Ариадна Львовна дает мне задание и уходит по свои делам: либо на кухню, где гремит посудой и варит резко пахнущие специями супы, либо в соседнюю комнату, где якобы занимается рукоделием. Но я подозревааю, что там она просто спит в глубоком кресле. Не раз из комнаты доносился явный храп, и это не было похоже на собак. «Я все слышу!» – эта фраза из разных углов квартиры подгоняла меня, терзающую клавиши старинного фортепиано с бронзовыми канделябрами. Терзала я их неважно, поэтому хотя бы раз за урок Ариадна Львовна насколько возможно тихо подкрадывалась по паркету сзади ко мне и била длинной линейкой по рукам. «Пальцы!» – это второй из окриков, навсегда связанный с классической музыкой в моем сознании. В особо плохие дни с ясной погодой получить за пальцы можно было раза три-четыре. В дождливые и пасмурные дни Ариадна Львовна страдала давлением и ленилась вылезать из кресла из-за такой ерунды, поэтому доставала линейку только к концу занятия. Сегодня было солнце на синем небе, три удара линейкой и отвращение к творчеству Глинки и музыке вообще. Ариадна Львовна пунктуально завершила урок, назначила задание и церемонно попрощалась, передав непременный привет маме. Никогда не передаю приветов, чувствую нечто странное в этой традиции для людей, живущих в одном городе и имеющих телефоны. Я плетусь по улице с огромной папкой с нотами. Дорога занимает примерно пятнадцать минут быстрым шагом. По прошествии этого времени мама начинает волноваться. Поэтому я люблю всякие поручения типа купить хлеба или молока после урока. Это уже время никак не контролируется, главное вернуться с покупкой. Сегодня поручений нет, значит, идти надо быстро. Но я не хочу. После часового музыкального ада мне хочется выкинуть папку в кусты и погонять на чужом велике на школьном дворе. Мне велосипед не покупают, потому что в городе опасно, либо машина собьет, либо хулиганы обидят и велик отберут. Медленно дохожу до дома, превысив все максимальные сроки, у подъезда в последний раз оборачиваюсь в сторону школьного двора, на котором гремят падающие велосипеды, спорят прыгающие в резиночку длинноногие девочки из средних классов, вопит малышня, гоняющая мяч, курят и плюются прямо на крыльце под вечным транспарантом «Добро пожаловать!» старшеклассники. В подъезде не работает лифт, поднимаюсь на восьмой этаж по грязной лестнице. Наша квартира открыта, мама стоит в дверях в боевой позе руки в боки. «Где ты ходишь?» – нарочито спокойно задает она вопрос. В этом деланном спокойствии вся мама, за ним она как за щитом. Не прижаться, ни обнять, только утонуть в глубоком чувстве вины и принять неминуемое наказание. Я вдруг решаюсь: «Мама, я не хочу больше заниматься музыкой, она бьет меня линейкой по рукам!» Мама оглядывается какой-то звук с площадки сверху и решительно затаскивает меня в квартиру, запирает дверь. «Что значит не хочу? – продолжается допрос ужасным спокойным голосом. – Ты же понимаешь, что это все для твоего развития, мы с папой платим приличные деньги за уроки, потому что твой преподаватель – прекрасный педагог». Ариадна Львовна – родственница одной из тетей Лен, для мамы это главный критерий надежности рекомендации. «Она бьет меня линейкой по рукам!» – повторяю я еще раз, понимаю, что не выдержу этого разговора, его безнадежность обрушивает все мои душевные силы, и я начинаю молча заливаться слезами. Из спальни раздается плач маленькой Аллы, мама убегает к ней, агукает там, потом напевает колыбельную. Я продолжаю стоять в коридоре в уличных ботинках, сжимая нотную папку и утирая слезы рукавом. Алла успокаивается и затихает, вскоре мама выходит из комнаты, берет телефон и уносит его на кухню, прикрывает за собой дверь. Я наконец решаюсь разуться и пройти в свою комнату. Слышу отголоски маминого разговора по телефону. У меня вдруг появляется робкая надежда, что мамин щит сейчас закроет и меня, прекратятся эти музыкальные мучения, и я больше никогда не увижу Ариадну Львовну. Повеселев, я достаю из-под стола портфель и начинаю выкладывать тетради. Сажусь за стол, раскладываю учебник, сверяюсь по дневнику с заданиями. На второй задаче по математике в комнату входит мама: «Я говорила с Ариадной Львовной, она сказала, что ты очень ленивая и неспособная девочка. Она не видит для тебя никаких перспектив в музыке и отказывается от уроков. А еще она никогда тебя пальцем не тронула. А ты – маленькая лживая тварь. Запрещаю тебе прогулки на неделю, будешь думать о своем поведении». Я буквально немею от такой несправедливости, и даже побочный успех в виде отмены уроков не может пересилить всю горечь от обвинения во лжи. И от того, что мама предпочла поверить не мне, а мерзкой Ариадне Львовне. «Что, нечего сказать? Хорошую дочь я вырастила, аж перед людьми стыдно», – мама, не дожидаясь больше моего ответа уходит, с шумом захлопывая за собой дверь. Снова просыпается и начинает плакать Алла. Я сижу, заливаясь слезами и захлебываясь от обиды, злости и навязанной мне вины. И еще немного жалко маму, такую уставшую, правильную, она же просто хотела как лучше.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.