– Что это еще за условия у вас?
– Не у нас…условия получения наследства диктовал ныне покойный, ваш брат. Он всего лишь хотел, чтобы вы ни копейки не давали его сыну, который по словам покойного вел неподобающий образ жизни.
– Какой, какой? – переспросил Георгий Гаврилович подозрительно прищурившись.
– В народе про таких говорят «вертопрах». – с учтивой улыбкой архаично выразился Самуил Матвеевич, он испытывал симпатию к устаревшим выражениям и получал громадное удовольствие от их употребления, особенно, если собеседник сумел его понять.
– Похоже на моего брата, всех учил жить. Последние годы наверно совсем из ума выжил. – бормотал себе под нос Георгий Гаврилович.
– Сенильный возраст, впрочем, это совсем не мое дело… – Самуил Матвеевич откашлялся, поправил очки и снова уставился на лист бумаги.
– Делить ли деньги, это дело ваше, я лишь соблюдаю формальности и по закону вынужден ознакомить вас со всеми имеющимися документами и их содержанием.
– Он совсем ничего не оставил сыну?
– Ничего.
– А квартира, он ведь жил в родительской квартире? – возмущенно спросил Георгий Гаврилович.
– Ушла с молотка. Даже не пытайтесь вернуть, я все проверил. – холодно ответил нотариус.
Самуил Матвеевич отлично знал, что стало с квартирой, ведь он лично участвовал в фальсификации документов для продажи, с чего получил свои дивиденды. Любые денежные махинации заставляли его ладони нервно потеть, но что-то внутри приятно клокотало, заставляя беспокойно крутить в руках предметы канцелярии. Каждый раз, когда внутри Самуила Матвеевича возникало теплое шкодливое чувство, он сам того не понимая, оценивающе взглядывал на собеседника, опасаясь, что тот услышит его мысли и лихорадочно вытирал пот со лба.
Последняя встреча. Битва упрямцев
Георгий Гаврилович задумался. Он видел сына своего брата еще совсем маленьким. Это был поздний ребенок и отец его очень любил. Мальчика звали Николай и теперь ему было уже двадцать шесть. Еще тогда, в своем малом возрасте, маленький Колька, все время сидел на руках у отца, не желая ходить своими ногами. Георгий Гаврилович хорошо запомнил счастливую улыбку своего брата Александра, держащего на руках маленького плачущего Кольку в трехлетнем возрасте. Запомнил он и уставшее, покрывшееся глубокомысленными морщинами лицо брата, все так же держащего десятилетнего Кольку на руках, во время их последней встречи, много лет назад.
– Наверно этот кобыленок так и ездил на отце, до конца его дней… – сказал в слух Георгий Гаврилович.
– Что, простите? – переспросил Самуил Матвеевич.
– Ничего, извините, задумался.
Георгий Гаврилович уже долгое время не видел родного брата Александра. Им всегда было тяжело понимать друг друга. Лучший период в отношениях пришелся на момент угнетающей безработицы в жизни инженера. Но в тот момент, когда потасканный временем Георгий Гаврилович, вновь вернулся к привычному и горячо любимому ремеслу, натянутые за многие годы жизни, отношения, с треском лопнули, как резинка от застиранных кальсон. После последней ссоры прошло уже много лет, но за это время, не один из участников конфликта не изъявил желания встретиться, не звонил, и не писал писем. Упрямство было ярко выраженной отличительной чертой представителей их семьи. Причиной конфликта, как и полагается, стала разность взглядов. Александр был затворником. Он любил вечера на даче, природу в ее девственной первозданной форме, нетронутой сальной рукой своих соплеменников. Любил растения и животных, шныряющих в лесах по воле инстинктов. Что Александр не любил, так это людей, с их религиями идеологиями и деньгами. Для гражданина коммунистической страны, он был истинным вольнодумцем, настоящим юродивым среди истовых адептов культа, старательно возводящих город солнца. Он считал всех этих красных фигляров в мундирах шарлатанами, хитрыми ловцами наживы, готовыми устроить вокруг себя пепелище, сидя верхом на горе пиратски завоеванных сокровищ. Ему было наплевать кто сейчас сидит на главном троне и мнит себя владыкой сущего. Скорее всего этот человек был очередной сволочью, потирающей маленькие ручки словно енот полоскун, затевая новую войну или политический конфликт. Только живой ум Александра, отсутствие интереса к политике и незаурядные таланты в профессии уберегли его от гибели в советские годы.
От отца Александр унаследовал тягу к медицине, холодный интеллект врача, ну и конечно же коммерческую жилку. В школе он предпочитал естественные науки, в особенности биологию, что подвигло его изучать медицину. За нескромную плату, без лишних терзаний совести, он с легкостью выполнял контрольные работы для других учащихся, обделенных талантами к учебе. Однажды ночью, сидя за книгами, в изучении биосинтеза белка и гуморальной регуляции, уставший Александр, перевернул стакан компота на подстеленную для поздней трапезы газету, заляпанную жирными пятнами колбасы. Быстро пробежав глазами по содержанию крупной статьи о вырубке леса, Александр узнал, что где-то в Сибири, преисполненные необузданной прыти, лесорубы, выполнили тройную норму. Наблюдая затем, как картина превращается в расплывчатую кляксу, Александр думал о бедных лесных жителях, оставшихся без дома, и с ненавистью поглядывал на остатки колбасы. В этот момент он возненавидел человека и осознал, что судьба человечества ему абсолютно безразлична. Проведя небольшой самоанализ и расставив приоритеты не в пользу человечества, Александр решил, целиком и полностью, посвятить себя ветеринарии, и на этом поприще, в процессе своей жизни, добился выдающихся успехов. Не было в союзном государстве колхоза, где бы не побывал Александр Солянка со своим кожаным ридикюлем, наполненным блестящими инструментами. Добрый доктор, герой союза и человеконенавистник, лечил все, от конъюнктивита у кошек до запоров и желудочных колик у медведей. В годы перестройки он стал частным предпринимателем, уверенно отстоявшим свое дело перед липкими щупальцами криминального мира. Под его началом работали приюты для животных и клиники. Человеком он был далеко не бедным, содержал фонды, учувствовал в благотворительности и не жалел собственных средств на благо всего, что не имело отношения к человеку.
Александр всем сердцем любил зверушек. Ненавидел он только одно прямоходящее, винил его во всех грехах и искренне желал исчезновения вида. Да он был одним из представителей того самого вида хомо, что по роду и наследию, делало его причастным ко всем преступлениям против природы, но это обстоятельство еще больше ожесточало Александра. Сидя за рулем автомобиля, он ненавидел автомобиль, читая книгу, он проклинал целлюлозные комбинаты, полиграфические фабрики и вместе с ними всех лесорубов, и тех, кто дал им в руки топоры и пилы. Но книги ему все же нравились, они помогали Александру в изучении супостата и делали из него изощрённого мизантропа, отъявленного врага рода человеческого.
Во время семейных встреч, Александр непременно переходил к своей любимой теме разговора. Пригубив коньяка, он ударял кулаком по столу и объявлял, что человек, как существо, лишь паразит, против которого у природы не нашлось пилюли. Его протест основывался на том, что человек является инородным телом в организме природы, катастрофически бесполезным издевающимся над другими живыми существами, гадким приматом. Этот хитрый примат стойко справлялся со всеми катаклизмами болезнями и войнами. Во всеуслышание Александр утверждал, что человек есть инфернальное создание, не признающее никаких законов, кроме своих собственных. Случайно возникшая в природе белковая субстанция, облако кварков и электронов, белковый гомункул взобравшееся по трупам на вершину пищевой цепочки и от безделья и эгоизма стремящийся к саморазрушению и уничтожению всего вокруг. Александр мог бы с наслаждением, часами подбирать ядовитые эпитеты в адрес своего вида, но не найдя в брате единомышленника, совсем зачах, стал угрюм и нелюдим.
Демонический облик принял Георгий Гаврилович в глазах брата, когда устроился инженером, на завод. Все превратности жизни Георгия, гулянки, алкоголь, женщины, политические убеждения, все это меркло по сравнению с его профессией. Конечно же Александр пытался переубедить брата, и был дьявольски красноречив, но все оказалось тщетно. Георгий никогда не проявлял интереса к семейным делам, и не разделял взглядов брата, ему нравился дух времени, утопический брутализм и советская идея как громадная машина, неумолимо движущаяся по пути прогресса. В школе он отдавал предпочтения техническим наукам, ему нравились технологии и советские люди со своим трудолюбивым интеллектом и причудливой верой в равенство. Он считал советского человека вполне логичной и математически выверенной формулой. Не идеально, но очень удачно сложенным конструктором, сотворенным для того чтобы стать шестеренкой в огромном механизме. Не редко, семейные встречи превращались в ссоры, когда уставший от долгих нудных речей Георгий, решал высказать триумфальную речь в защиту отечества и населяющих его советских приматов. Он заявлял, что советский человек победил природу. Что природа всегда желала его уничтожить, но человек придумал машины и орудия, доказав тем самым, кто главный и кто в праве устанавливать свои законы. И если был когда-то бог, то человек победил и его, и сам стал богом. Его брат Александр верил в бога, он не был религиозен, но верил во что-то высшее, мудрое и глубоко опечаленное неудачным экспериментом по разведению двуногих существ в своих плохо простерилизованных пробирках. Тем не менее, Александр считал необходимым, выбивать из брата дурь по средствам дуэли и неоднократно, взяв из тарелки комок слипшегося салата с селедкой под майонезом, размазывал по лицу Георгия густую субстанцию. Георгий не верил не во что кроме вождей. По своей профессии и натуре он был заурядным инженером и вообще не задавался глубокими жизненными вопросами кроме партийных, а если бы задумался, то решил бы, что победил природу и бога Маркс, человека создал Ленин, как кочерыжку, а обтесал и облагородил Сталин, взяв в Ленинском сарае топорик и шкурку. Драки завершались в ничью. Георгий в очередной раз уходил из дома брата чертыхаясь и громко хлопнув дверью.
