— Если я не ошибаюсь, их отменили, — к моему удивлению, только что проснувшийся Циркон проявляет удивительную чистоту своих мыслей. Даже начинает что–то связанное и логичное говорить, ещё не до конца вытряхнув из своих ушей комочки подтаявшего снега. — Мы вроде договорились, что тебе об этом скажут.

— Естественно, мне об этом сказали. Но нужно же мне было что–то тебе при пробуждении сказать, — виновато пожимаю я своими крыльям, в ответ получая лишь оценивающий взгляд. Ну, чего глаза вылупил, будто первый раз в жизни зелёную земляную увидел? Небесный слегка морщиться, демонстрируя всё своё неодобрение к моей дурости, а затем протягивает ладонь к нескольким кистям и баночкам краски, с которыми молодой художник, судя по всему, дрых в обнимку.

— Толчка было бы достаточно. Без лишних слов, — хмыкает небесный, кончиком своего хвоста разглаживая одну из самых крупных кисточек.

— Ох. Ну извини меня, неразумную, — раздражённо отвечаю я на этот словесный тычок в мой нос. Впрочем, продолжать пикировку и как–либо провоцировать небесного в мои планы не входит, так что, вместо того, чтобы огрызнуться, я возвращаюсь к своей первоначальной цели, из–за которой я и попёрлась за небесным. — Однако, раз уж у нас выдался свободный день, нам стоит как можно быстрее отправится на поиски Предвестника. А то не дай Луны нас обгонит Фирн и от “бедного” ночного останутся только рожки и огрызок хвоста.

Шутка, конечно, несколько дурацкая. Особенно с учётом того, что если наша отмороженная сокрыльница и вправду решит наброситься на ночного пророка, то скорее всего мы найдём обмороженный труп. Впрочем, я уверена в том, что Предвестник, будучи хитрой и скользкой ящерицей, углядит в своём ближайшем будущем стремительно приближающиеся к нему люли и найдёт способ от них ускользнуть. Быть может, даже умудриться навесить на уши ледяной лапши, а потом направит гнев свирепой сосульки на какого-нибудь другого дракона. Будем надеяться, что ночной пророк не настолько низок.

— Да, точно, Предвестник… — слегка морщиться подбирающийся к мольберту на трёх лапах Циркон, пальцами крыла сбрасывая с треноги комья снега и подхватывая ещё несколько вытянутых баночек с краской из небольшой подставки. Его задумчивый взгляд направляется ко мне. — Не поможешь донести?

— Конечно… — киваю я, успев прикусить свой язык за момент до того, как с него сорвалось лаконичное “нет”.

Интересно, о чём думал Циркон, когда невыспавшись решил пойти порисовать? Наверное о том, что замерев на пороге дрёмы он сможет дополнить свою картину странными, приходящими лишь в затуманенное сознание, образами.

А вообще, удивительно, что из этих трёх балбесов, самым разумным в вопросе сна оказался Лонган! Который улёгся навёрстывать упущённое при первой же возможности. Наверное, тут сказывался многолетний опыт радужного в дневных досыпаниях. Хотя, справедливости ради стоит отметить, что Циркон, как только сбросил с себя оковы сна, держится вполне себе бодро. Возможно, причина тому – утренние снежные процедуры.

В любом случае я осторожно подхватываю под одно крыло испорченное полотно, пока Циркон с помощью хвоста закидывает себе на спину треногу мольберта, подпирая её с двух сторон крыльями. И так, немного в раскорячку, я топаю за скачущим на трёх лапах небесным, осторожно прижимающим к себе левой лапой склянки с красками, а меж клыков зажав длинные палочки кисточек.

Грррх, поскорее бы в укрытие. А то эти Мракокрадовы снежинки так и норовят попасть мне в глаз. Хорошо, что некоторые желания имеют свойство исполняться практически моментально.

В пещере крылышка Циркон в первую очередь освобождается от своего груза, разгрузив краски и кисточки на одну из свободных полок и поставив возле неё треногу. И только после этого он поспешил ко мне, забирая у меня мольберт и оттаскивая его в самый тёмный угол пещеры, что–то бормоча про то, что испорченный холст он позже сожжёт. И стоило только Сайде услышать эти слова, как тут же морская выпустила из своих когтей свиток, оставив удивлённо моргающего Каракурта сидеть напротив погрузившейся в своё чтиво Звёздочки, и в следующий же момент морская оказывается у хвоста небесного.

— Зачем сжигать? — скачет вокруг успевшего среагировать Циркона принцесса, пытаясь своими лапками дотянуться до холста, который небесный старательно прикрывал своими крыльями. — Дай посмотреть! Циркон, ну дай хоть одним глазком глянуть!

— Это испорченная работа, — пытается ей объяснить небесный художник, бросая хмурый взгляд на меня, мол, “ты хоть её и видела, но никому не слова”.

Вообще, отношение Циркона к демонстрации своих работ мне кажется несколько странным. Сайда, допустим, всем суёт под нос свои каракули и просит их оценить. И даже я обычно бурчу себе под нос что–нибудь одобрительное. Ведь не дай Луны стоит только заикнуться о том, что в рисунке Сайды что-нибудь не так, так сразу со стороны принцессы посыпятся различные: “это стиль”, “ты ничего не понимаешь”, “так, давай я тебе поподробнее расскажу об этой замечательной картине и почему именно ты должна ею восхищаться”. Даже если холст покрыт кляксами, изображающими кляксы, Сайда придумывает им какое-то абсолютно фантастическое описание и очень глубокий смысл. Как сейчас помню, что одно из своих произведений она назвала: “зелёный отпечаток лапы на фоне красных и жёлтых клякс, изображающих пожар”. Что, простите? Похоже, я слишком глупа для всего этого сверхвысокого абстрактного искусства. Кстати, что забавно, так это то, что эту картину она подарила Звездокрылу. Вот уж кто точно сможет полностью оценить труды морской.

Циркон, однако, – творец другого плана. Небесный практически никогда не показывал своих рисунков, считая их слишком примитивными и несовершенными разрисовками. Лишь однажды он нам показал свою работу, изображающую Яшмовую Гору на фоне заката. С точно выведенными линиями и идеальным подбором цветов, эта картина будто бы была живой, настоящей. Будто не холст, а окно, через которое видно настоящую гору. Даже Фирн выразила своё восхищение коротким кивком, чего я от ледяной совсем не ожидала.

На следующий день от этого шедевра осталась лишь горстка пепла. Когда мы спросили, почему он это сделал, мрачный Циркон ответил, что совершил ошибку в подборе зелёного цвета. Из-за одной маленькой детали, которую наверняка можно было бы исправить, он сжёг свои труды! Мог бы дорисовать и отдать кому-нибудь, сделать необычный подарок! Но нет, наш небесный гонится за недостижимым “совершенством”.

А ведь у небесного есть ещё и другие работы, наброски и рисунки, которые он сворачивал в свитки и никому не показывал. Кроме Сайды. Интересно, это творческая солидарность? Или попытка самоутверждения на фоне контраста с морской?

Сайда, наверное, была единственной драконицей во всей Академии, кто смотрела и комментировала черновики Циркона, делясь с небесным своими мыслями. “Оооо, вы бы видели, как он рисует! Да за этим даже наблюдать интересно!” – нахваливала она Циркона после каждого урока рисования, когда небесный и морская стояли рядом, рисуя свои собственные картины. Вообще, может, Циркон втюрился в Сайду? А что, неплохая причина, по которой только ей он позволяет следить за своими работами. Только вот сразу возникает вопрос, что небесный разглядел в этой шумной морской, кроме её титула?

Мои размышления над последним прервало возмущённое фырканье Циркона, продолжающего отбиваться от наседающей Сайды, всё неохотнее и неохотнее, будто бы постепенно сдаваясь. И вот наконец морская подныривает под чужое крыло, несильно пихнув в плечо небесного художника бедром.

— Оооо! — раздаётся из-за мембраны нахмурившегося Циркона голос принцессы. — Ты что, решил попробовать порисовать моим стилем?

— Что? — возмущённо фыркает небесный. — Нет!

— Да-да-да! Я всё вижу! Дай угадаю, эта картина изображает… Изображает, хммм. Ну, тут так краска интересно размазана. Чёрная, да? Наверное, это орёл. Да, я вижу орла, сидящего на огромном кактусе.

— Что? Как орёл может сидеть на кактусе? — подаёт голос с другого края пещеры Каракурт, всё это время заинтересованно следив за разворачивающимся противостоянием.