Стук крокетных молотков о шары.
Вот только в чем она – победа кошки на раскаленной крыше? Не знаю… Наверно, в том, чтобы держаться до последней возможности…
Звуки игры в крокет.
Позже, вечером, я скажу тебе, что люблю тебя, и, может быть, к тому времени ты будешь достаточно пьян, чтобы поверить мне. Да, там играют в крокет… Папа умирает от рака… О чем ты думал, когда я заметила этот твой взгляд? Ты думал о Капитане?
Брик берет свой костыль, встает.
О, извини меня, прости меня, но играть в молчанку дальше невозможно! Нет, играть в молчанку невозможно…
Брик подходит к бару, наливает и залпом выпивает виски, вытирает голову полотенцем.
Играть в молчанку невозможно… Когда что-то мучительно тревожит память или воображение, играть в молчанку нельзя: это все равно что при виде горящего дома запираться на все запоры в надежде забыть про пожар. Но закрывать глаза на пожар – не значит тушить его. От молчания то, о чем молчат, лишь становится больше. В молчании оно разрастается, загнивает, становится злокачественным… Одевайся, Брик.
Тот роняет костыль.
Брик. Я уронил костыль. (Он уже перестал вытирать голову, но все еще стоит в белом махровом халате, держась за вешалку для полотенец.)
Маргарет. Обопрись на меня.
Брик. Нет, просто подай мне мой костыль.
Маргарет. Обопрись на мое плечо.
Брик. Я не хочу опираться на твое плечо, я хочу получить костыль! (В тоне, которым он произносит эти слова, есть что-то от внезапной вспышки молнии.) Или ты подашь мне костыль, или мне придется опуститься на колени и…
Маргарет. Вот, вот, на, возьми! (Протягивает ему костыль.)
Брик (идет, опираясь на костыль). Спасибо…
Маргарет. Мы не должны кричать друг на друга: в этом доме у стен есть уши…
Проковыляв к бару, он снова наливает себе виски.
Между прочим, Брик, я впервые за долгое-долгое время слышала, как ты повысил голос. Что это? Трещина в стене… самообладания?.. По-моему, это хороший признак… Признак того, что обороняющийся игрок нервничает!
Брик поворачивается и холодно улыбается ей, потягивая виски.
Брик. Просто не пришло еще это, Мэгги.
Маргарет. Что – это?
Брик. Щелчок, который раздается у меня в голове, после того как я выпью достаточно вот этого, чтобы почувствовать себя спокойно… Сделаешь мне одно одолжение?
Маргарет. Может быть. Какое?
Брик. Говори потише, ладно?
Маргарет (хриплым шепотом). Я сделаю тебе такое одолжение, я буду говорить шепотом, а то и вовсе умолкну, если ты сделаешь одолжение мне и больше не будешь пить до конца праздника.
Брик. Какого праздника?
Маргарет. Дня рождения Папы.
Брик. Сегодня день рождения Папы?
Маргарет. Ты же знаешь, что сегодня день рождения Папы!
Брик. Нет, не знаю, забыл.
Маргарет. Зато я вспомнила – за тебя…
Оба говорят, ловя воздух ртом, как дети после драки; они тяжело переводят дух и смотрят друг на друга невидящим взглядом. Оба так дрожат и так задыхаются, будто их только что разняли.
Брик. Ай да Мэгги!
Маргарет. Тебе остается только написать несколько строк на этой открытке.
Брик. Напиши ты, Мэгги.
Маргарет. Написано должно быть твоим почерком: ведь это твой подарок. Свой подарок я ему уже вручила, а здесь должно быть написано твоим почерком.
Напряжение опять нарастает, голоса звучат резко.
Брик. Я не покупал ему подарка.
Маргарет. Я сделала это за тебя.
Брик. Отлично. Вот ты и надпиши открытку.
Маргарет. Чтобы он понял, что ты просто забыл про его день рождения?
Брик. Я забыл про его день рождения.
Маргарет. Незачем афишировать это!
Брик. Я не хочу его обманывать.
Маргарет. Ну ради бога, напиши только «С любовью, Брик» и…
Брик. Нет.
Маргарет. Ты должен!
Брик. Ничего я не должен, раз этого не хочу. Ты все время забываешь об условиях, на которых я согласился продолжать жить с тобой.
Маргарет (эти слова вырываются у нее непроизвольно). Я не живу с тобой. Мы занимаем одну клетку.
Брик. Ты не должна забывать наши условия.
Маргарет. Это невозможные условия!
Брик. Тогда почему бы тебе…
Маргарет. Тсс! Кто там? Кто-нибудь есть за дверью?
Шаги в холле.
Мэй (снаружи). Можно войти на минутку?
Маргарет. А, это ты! Конечно. Заходи, Мэй.
Входит Мэй, неся перед собой на вытянутых руках женский лук.
Мэй. Брик, эта вещь – твоя?
Маргарет. Что ты, Сестрица, это мой приз – «Трофей Дианы». Получила его как победительница межфакультетских состязаний лучников в старом добром Миссисипском университете.
Мэй. Очень опасно оставлять подобную вещь неубранной в доме, где полно нормальных, живых детей, которых тянет к оружию.
Маргарет. Нормальным, живым детям, которых тянет к оружию, следовало внушить, что чужое трогать нельзя.
Мэй. Мэгги, золотко, если бы у тебя у самой были дети, ты бы знала, как смешно то, что ты говоришь. Будь так добра, запри это и убери подальше ключ.
Маргарет. Сестрица, дорогая, никто не покушался на жизнь твоих деток. У нас с Бриком есть специальное разрешение на охоту с луком. Как только начнется охотничий сезон, мы махнем на озеро Мун – охотиться на оленей. Люблю бежать вслед за гончими, вдыхать лесную прохладу, бежать, бежать, перепрыгивать через препятствия… (Заходит с луком в большой стенной шкаф.)
Мэй. Как твоя щиколотка, Брик?
Брик. Не болит. Просто чешется.
Мэй. Подумать только! Брик… слушай, Брик, вы много потеряли, что не были внизу после ужина! Ребятишки устроили целое представление. Полли играла на пианино, Бастер и Сонни – на барабанах, а потом потушили свет, и Дикси с Трикси в газовых платьицах исполнили танец на пуантах с бенгальскими огнями! Папа прямо-таки сиял! Он так весь и светился!
Маргарет (из шкафа, с ироническим смехом). О, еще бы! Я безумно огорчена, что мы пропустили это зрелище! (Выходит.) Но вот чего я не пойму, Мэй: зачем ты дала всем своим деткам вместо имен собачьи клички? (С этими словами она идет поднять бамбуковые шторы, так как яркий закатный свет уже померк. По пути она подмигивает Брику.)
Мэй. Собачьи клички?
Маргарет (ангельским голоском). Дикси, Трикси, Бастер, Сонни, Полли! Звучит так, словно это четыре собачки и попугай… цирковой номер с дрессированными животными!
Мэй. Мэгги!
Маргарет оборачивается с улыбкой на губах.
