Голос Брика (безразличным тоном). Чего же они добиваются, Мэгги?
Маргарет. Ты сам знаешь, чего они добиваются!
Брик (появляясь). Нет, я не знаю, чего они добиваются.
Он стоит в дверях ванной, вытирая полотенцем голову и держась за вешалку для полотенец: у него сломана в щиколотке нога; на ней – гипсовая повязка. Его тело все еще по-юношески стройно и упруго. Алкоголь пока что не произвел заметных внешних разрушений. Выражение спокойной отрешенности, которое бывает у людей, прекративших борьбу, придает ему дополнительное обаяние. Однако время от времени, когда его равновесие оказывается потревоженным, за этой отрешенностью мелькает, словно молния на ясном небе, нечто такое, что говорит о глубоко запрятанном душевном разладе. Быть может, при более ярком освещении была бы видна некоторая одутловатость, но угасающий, хотя все еще теплый свет, который падает в комнату со стороны галереи, щадит его.
Маргарет. Хорошо, мой мальчик, я скажу тебе, чего они добиваются! Они добиваются того, чтобы тебе не досталась плантация твоего отца, и… (на мгновение лицо ее застывает; следующие слова она произносит понизив голос, так, как если бы это было трудное личное признание) теперь, когда мы знаем, что Папа умирает от рака…
Снизу, с лужайки перед домом, доносятся приглушенные расстоянием голоса. Маргарет поднимает свои красивые обнаженные руки и с легким вздохом припудривает подмышки. Придав нужный угол увеличительному зеркалу, она поправляет перед ним ресницы, затем раздраженно встает.
В этой комнате столько света, что…
Брик (тихо, но резко). Разве?
Маргарет. Что – разве?
Брик. Разве мы знаем, что Папа умирает от рака?
Маргарет. Сегодня получено заключение врачей.
Брик. О…
Маргарет (опуская бамбуковые шторы, от которых на все в комнате ложатся полосатые золотистые тени). Да, только что получили заключение… Для меня, мальчик мой, это не было неожиданностью. (У нее гибкий, музыкальный голос. Иногда он понижается и становится похожим на мальчишеский – в такие моменты мысленному взору внезапно представляется, как ребенком она играет в мальчишеские игры.) Я узнала симптомы, как только мы приехали сюда весной, и поклясться тебе готова, что Братец со своей половиной тоже все поняли. Не поэтому ли они вдруг отказались от своей ежегодной летней миграции под прохладную сень Национального парка в Аппалачах и примчались сюда со всей своей крикливой ордой?! И не поэтому ли они с недавних пор к месту и не к месту поминают Рейнбоу-хилл? Ты знаешь, что такое Рейнбоу-хилл? Лечебница, куда помещают алкоголиков и наркоманов из числа кинознаменитостей.
Брик. Я не кинознаменитость.
Маргарет. Верно, и ты не наркоман. Во всем же остальном, мой мальчик, ты – прямой кандидат в это заведение, а именно туда они намерены упечь тебя. Но это – только через мой труп! Да-да, только через мой труп они упрячут тебя в Рейнбоу-хилл, но ничто не доставило бы им большего удовольствия. Еще бы! Тогда Братец наложил бы руку на отцово имущество, выдавал бы нам жалкое содержание или, глядишь, получил бы доверенность на ведение всех дел и стал бы подписывать наши чеки и отказывать нам в деньгах, когда ему, сукину сыну, вздумается! Как бы тебе это понравилось, малыш? А ведь ты буквально все делаешь для того, чтобы вышло так, как они мечтают, прямо из кожи вон лезешь, помогая им добиться своего! Бросил работу, чтобы целиком предаться пьянству! Этой ночью сломал себе ногу на школьной спортивной площадке. Что ты там делал? Занимался барьерным бегом? В два или в три часа ночи? Фантастика! Попал в газету. «Кларксдейл реджистер» поместила ехидную заметочку о том, как минувшей ночью известный в прошлом спортсмен организовал на беговой дорожке местной средней школы показательный единоличный забег с препятствиями, но, будучи слегка не в форме, не взял первого же барьера! Братец Гупер уверяет, что он употребил все свое влияние, чтобы эта история не стала достоянием Ассошиэйтед Пресс, Юнайтед Пресс или черт знает каких еще «пресс» и не получила огласки на всю страну. Но знаешь что, Брик, у тебя все же есть одно большое преимущество!
Во время этого стремительного словоизлияния Брик с контрастирующей медлительностью ложится на белоснежную постель и осторожно переворачивается на живот.
Брик (скривив губы). Ты что-то сказала, Мэгги?
Маргарет. Папа в тебе души не чает, милый. И он терпеть не может Братца и его супружницу, плодовитую, как крольчиха; Мэй ему просто омерзительна. Знаешь, как я догадалась? По гримасам отвращения, которые пробегают по его лицу, когда эта женщина разглагольствует на одну из своих излюбленных тем – о том, скажем, как она отказалась от обезболивания, когда рожала близнецов! Потому что, видите ли, каждая женщина должна, по ее мнению, пройти через все муки деторождения, чтобы полностью оценить радость и красоту материнства! Ха! (Это громкое «ха» она сопровождает каким-нибудь резким жестом, например, со стуком задвигает ящик.) Или как она уговорила Братца прийти к ней в палату для рожениц и стоять возле нее во время родов, дабы и он сполна приобщился к «радости и красоте» акта рождения этих бесшеих уродцев… (В других устах подобные речи звучали бы отталкивающе, но в устах Маргарет они скорее забавны, потому что ее глаза все время весело поблескивают, а голос дрожит от сдерживаемого смеха, по существу добродушного.) Папа разделяет мои чувства по отношению к этой парочке! Что же касается его чувств ко мне, то он не прочь посмеяться вместе со мной и вообще относится ко мне терпимо. Скажу больше! Я иногда подозреваю, что Папа питает ко мне неосознанное влечение как к женщине…
Брик. С чего ты взяла, что Папа питает к тебе влечение как к женщине, Мэгги?
Маргарет. Видела, как он опускает глаза и скользит взглядом по моей фигуре, когда мы с ним разговариваем, и как он облизывает свои старые губы при виде моих прелестей.
Брик. Так говорить – отвратительно.
Маргарет. Слушай, Брик, не строй ты из себя зануду пуританина! По-моему, это просто здорово, что старикан, стоя на пороге смерти, все еще оглядывает мою фигуру с большим и, как мне кажется, заслуженным одобрением! А хочешь, скажу, что я еще заметила? Папа не знал, сколько всего народилось на свет маленьких копий Мэй и Гупера! «Сколько у вас детишек?» – спрашивает он за столом, словно Братец с супругой его новые знакомые! Тут Мама говорит, что это он пошутил, но старик и не думал шутить, куда там! Когда же они сообщили ему, что у них уже пятеро и ожидается шестой, для него эта новость явно прозвучала неприятным сюрпризом…
Внизу раздаются вопли детей.
Вопите, уроды! (Оборачивается к Брику с неожиданно веселой и обаятельной улыбкой, которая тут же гаснет, когда она замечает, что он не смотрит на нее. С отсутствующим выражением лица он глядит в пространство, залитое тускнеющим золотым светом. Это постоянное ощущение стены отчуждения, которой Брик отгородился от нее, придает юмору Маргарет горький характер.) Да, ты много потерял, что не спустился к ужину, малыш. (Всякий раз, когда она, обращаясь к нему, говорит «малыш», это слово звучит нежно и ласково.) Папа, храни его Бог, он просто душка, самый славный старикан на свете, но ты же знаешь, как он держится за едой: уткнется в тарелку и ничего вокруг замечать не желает. Ну так вот, Мэй с Гупером садятся за стол рядышком, как раз напротив Папы, и наперебой талдычат о том, какие смышленые да какие способные их бесшеие уроды, а сами все наблюдают за его лицом – уставились, как два коршуна. (Нервно смеется, откинув голову на лебединой шее и непроизвольно перебирая пальцами у горла и груди. Затем, выйдя на авансцену, наглядно изображает всю эту картину в лицах, меняя голос и помогая себе жестами.) А бесшеих уродцев рассадили вокруг стола, кого на высоких стульчиках, кого на комплектах «Книги – знание», и всем напялили на головы бумажные маскарадные колпачки в честь дня рождения Папы. И это надо было видеть: Братец и его благоверная весь ужин беспрерывно – хотя бы на минутку угомонились! – обменивались какими-то знаками, толкали друг друга локтем в бок, щипались, пинались, переглядывались и перемигивались! Ни дать ни взять пара шулеров, обирающих простофилю. Наконец даже Мама, а она ведь, пошли ей Бог доброго здоровья, не шибко смекалистая и сообразительная старая дама, и та что-то заметила и спрашивает: «Гупер, о чем это вы с Мэй переговариваетесь между собой с помощью всех этих знаков?» Честное слово, я чуть куриной косточкой не подавилась! (Возвращается к туалетному столику с зеркалом; сейчас, как и во время предыдущей речи, она не видит Брика.)
