Монпансье. В ней её легко было перемешивать, а так же хранить и прятать от чужих взглядов и вездесущих мышей. Если вы клятвенно пообещаете не говорить Порфирию Александровичу о том, что я раскрыл вам его секрет, то ниже я приведу примерный рецепт приготовления этой чудо смеси. Почему примерный? Ну, наверное потому, что и я наверняка не знаю всех её ингредиентов. Итак.

   « Фирменная смесь Порфирия Александровича из расчёта 100 частей»

1. Тимьян толчёный                      – 10 частей

 2. Чеснок толчёный                     – 10  частей

 3. Морковка толчёная сушёная  – 10 частей

 4. Горчица.                                     – 10 частей

 5. Соль охотничья                         – 15 частей

 6. Перец чёрный                           – 10 частей

 7. Кедровый орех молотый.        – 10 частей

 8. Базилик толчёный                    – 10 частей

   Но это всего лишь 85 частей воскликните вы. А остальные 15? Остальные как раз и являлись фирменным секретом Порфирия Александровича. Оставшиеся 15 частей распределялись на 10 частей толчёных жопок рыжих лесных муравьёв и 5 частей китайского перца Сычуань щепотку которого он выменял у китайских рабочих, дав им взамен пару охотничьих патронов и самокрутку доверху набитую ядреневшим самосадом. Муравьиные жопки благородно кислили, а перец придавал блюду изысканность и заставлял мясо буквально таять на языке. Может в этой смеси присутствовали и другие секретные ингредиенты, но это мне было уже не ведомо.

 С тетеревом была диаметрально противоположная ситуация. Тетерев был массивным и его стоило хорошенько прокалить на огне да проварить в собственном соку и приправах. Для этого Порфирий Александрович нежно натирал гладкую тушку топлёным салом, посыпал солью и перцем и для пущей пикантности фаршировал лучком да картошечкой. Затем с кряхтением лез за печь, где в дубовом бочонке хранилась припасённая с лета глина. Доставал немного, затем размачивал  глину в воде. Когда она размокала до состояния пластилина, Порфирий Александрович старательно разминал глину в руках, выжимал из неё лишнюю влагу и тщательно обмазывал ею тушку тетерева. Давал глине подсохнуть и обмазывал вторым слоем получившийся шар. «Для огнеупорности, да что бы ни один сок не убёг» любил приговаривать в этот момент Порфирий Александрович. Тетереву полагалось томится в раскалённых углях и пламени, поэтому очень важно было что бы огонь не пробрался внутрь глиняного панциря, защищавшего нежную тушку от пригорания.

   После того, как тетерев по мнению кулинара сготавливался, глиняный шар осторожно разламывался. Аромат что из него вырывался был таков, что  голова шла кругом, рот заполнялся слюнями, а аппетит..... Лучше промолчу про аппетит, ибо у самого уже полон рот слюней, а тетерева то, в отличие от собравшихся на День рождение, у нас нет.

– Ох чую удались сегодня на славу куропаточки! – Облизнувшись словно изголодавшаяся за голодную зиму лиса, Жан Яковлевич споро забросил на гвоздик свой тулуп и молнией промчался к своёму месту у стола.

– Так, так, господа, спокойнее! – Фёдор Иннокентьевич укоризненно глянул на Жана Яковлевича, уже успевшего запустившего пальцы в истекающее соком розовое мясо лежащее перед ним на тарелке. – Жан Яковлевич вы право, словно солонгой в курятнике! Неужели вы так изголодались, что совершенно позабыли о манерах?

– Простите! – Жан Яковлевич виновато обтёр жирные пальцы о штанины и потянулся к разложенным в центре стола приборам. – Аперитив сегодня, был таким недурственным, что и впрямь изголодался!

– Тогда прошу вас всё-таки остановиться! Господа! Прошу вас к столу. – Фёдор Иннокентьевич словно заправский гарсон, сделал элегантный поворот туловища аж на три четверти влево, и пригнув одно колено, изобразил довольно корявый книксен. Все изумлённо замерли, буквально сражённые такой галантностью, но  Фёдор Иннокентьевич не остановился на достигнутом и одновременно с книксеном, выдал совершенно не поддающийся никакому описанию жест рукой, очевидно означавший приглашение к столу.

– Ну вы даёте Фёдор Иннокентьевич! Прямо монархом себя почувствовал! – Владлен Аристархович медленно стянул с себя косоухую ушанку и совершил ответный поклон. – Пригласил так пригласил! А вы Жан Яковлевич! Ай, яй, яй! Как школяр на перемене, право! На лавку шмыг, да давай пальцами в еде ковыряется!

– Сами вы школяр… изголодался я! Вы же знаете что сила воли моя слаба, но при этом все время пытаетесь её испытывать! Сначала самогоночка с огурчиками хрустящими! Потом патиссоны маринованные! И в финале что? Добиваете меня знатным перекуром на свежем воздухе и на контрасте этими волшебными яствами! Люди вы после этого? Нет! Вы Искусители! И я знаете ли всегда проигрываю.... не имею я стойкости до искушений!

– А раз не стоек ты, тогда с тебя должок! – Фёдор Иннокентьевич строго посмотрел в заляпанные пальцами стекла очков Жана Яковлевича, за которыми тот стыдливо прятал глаза.

– Какой должок?

– Не пужайся! Материального с тебя не стребую. Сегодня нам нужна духовная пища! Католики, что читают перед едой?

– Бога благословят? Что едой их одарил?

– Бога! Но, мы ни католики, да и яства нам Тайга матушка послала, так что давай-ка ты Жан Яковлевич прочитай нам что-нибудь коротенечко перед едой! Роман или оду не нужно, а вот притчу – было бы крайне интересно и назидательно!

– И правда Жан Яковлевич! Вы, такой сильный автор, а притчи нам никогда не читали! Давайте, по стопам Фёдор Иннокентьевич  – экспромтом бейте! – Марфа Ильинична мягко уселась на свой табурет и сверкнув глазами, выжидательно уставилась на враз оробевшего Жана Яковлевича.

– Экспромт в стихах хорош, а в писательском деле негоже экспромтом! Да ещё и притчу....

– Нет уж давайте…

– О чем хоть?

– А давайте о Природе например?!

– О природе.... – Жан Яковлевич ненадолго задумался и вдруг засияв словно лампочка Ильича, победоносно глянул на Марфу Ильиничну. – Про природу хотели? Вот вам про природу!

                  «Притча о природе»

– Жила была серая мышь – полёвка. Как-то по осени, когда стало совсем холодно и голодно, лазила она по колхозному двору в поисках пищи. Была она голодна и ослаблена, поэтому вскоре замёрзла и обессиленно завалилась на бок прямо посреди двора. Сознание уже практически покинуло бедную мышь, но в это время мужик проводил мимо корову. Та, не заметив мышь,  навалила на неё лепёшку. Та была тёплая и мышь быстро пришла в себя лёжа в тепле. Так же в лепёшке были непереваренные коровьим желудком семена овса. Мышь согрелась и вдоволь наелась, она была счастлива! Ей вдруг стало так хорошо, что она громко запищала выражая всему миру свою радость. На её горе в этот момент мимо пробегал Солонгой. Тот быстро раскопал лепёшку и сожрал незадачливую мышь! Вот вам и притча!

– А в чем мораль?

– А вы подумайте Порфирий Александрович! Все же на поверхности.

   Порфирий Александрович наморщил лоб, пытаясь ухватить за хвост истину, но его опередила прозорливая  Марфа Ильинична.

– Если я правильно все поняла, то первая мораль – не всяк, кто нагадил на тебя твой враг? Правильно?

– Браво Марфа Ильинична! Вы как всегда все верно углядели!

– Тогда, если следовать выводам Марфы Ильиничны, следующая мораль –  не всяк друг, кто достаёт тебя из выгребной ямы? Так?

– Абсолютно верно мой дорогой Фёдор Иннокентьевич! Но имеется и ещё одна мораль!

– Я думал мы все отгадали?! Неужели притча настолько глубокая, что в ней есть ещё одна мораль?

– Есть.... – если тебе хорошо, сытно и тепло – сиди молча и наслаждайся!

– Тю, но это двойственно! Почему это мне сидёть молча когда хорошо? Это вы вдогонку Нине Александровне придумали? – Порфирий Александрович снова запустил пятерню в бороду.  – Мне вот когда хорошо я петь хочу! Был бы баян или гитара.... эх закатил бы концерт! Помните, как раньше бывало?