Кап…

Мои страхи отступают. Это временное место. Короткая остановка на пути к спасению. Пророк – это ключ.

Я хочу сказать «да», попросить, но кляп мешает.

Грейс уходит, закрывая дверь и погружая меня в темноту.

Пророк спасет меня. Я думала, что Адам заботится обо мне. Я ошибалась. Я думала, что пришла сюда, чтобы узнать правду о Джорджии. Но это неправильно. Я здесь, чтобы служить Пророку.

Горячие слезы текут из моих глаз, когда правда поселяется во мне, как семя, прорастая и расцветая. Пророк. Он моя единственная любовь, мой единственный свет и мое спасение.

Адам.

После еще одной ночи, проведенной в тревожном забытьи, я просыпаюсь, когда слышу шаги Ноя, эхом разносящиеся по полированной деревянной лестнице. Я сажусь и протираю глаза, затем смотрю на будильник. Рассвет через полчаса.

– Отец зовет? – спрашиваю я, когда Ной входит в дверь моей спальни.

– Да.

– Блядь. – Я встаю и иду в ванную, полированный мрамор которой напоминает мне склеп.

– Крейг уже сидит на заднем сиденье моей машины с Греем и Зайоном.

Я смотрю в зеркало на свое изможденное лицо.

– Он знает, что мы едем к реке?

– Нет, но он трясется и заикается. Наверное, думает, что это будет крест.

– Он наверняка бы предпочел крест вместо холодной воды. – Я выбираю джинсы и футболку. – У тебя есть резиновые сапоги?

– В багажнике. – Он садится на мою кровать и смотрит на одеяло, сброшенное на пол. – Ты спал?

– Немного.

– Значит, нет.

Я натягиваю белую футболку через голову и хватаюсь за ремень. Тот, которым я шлепал Далилу. Мне хочется прижать его к щеке, чтобы почувствовать ее тепло или запах.

– Ты в порядке? – Ной встает.

Я смотрю на него.

– Лучше, чем ты думаешь. Ты криво застегнул рубашку.

Он смотрит вниз и усмехается.

– Вот дерьмо.

– Застегнешься в машине. – Я прохожу мимо двери напротив своей – той, которую никогда не открываю – и спускаюсь по лестнице, глухой звук моих шагов отражается от стен. Дом с четырьмя спальнями предназначался для семьи, деревянные полы и роскошная мебель идеально подходили для одного из любимых Защитников моего отца. Вместо этого он отдал дом мне, чтобы я был рядом, чтобы он мог держать каждое мое движение под контролем. Этот шикарный дом намного лучше тех, в которых я вырос. И хотя на скошенных окнах нет решеток, это все равно тюрьма.

Свежий утренний воздух обрушивается на меня в полную силу, когда мы идем к черному седану, ждущему на подъездной дорожке.

– Я поведу. Разберись с рубашкой. – Я сажусь на водительское сиденье и бросаю взгляд в зеркало заднего вида. Призрачно-белый Крейг не смотрит на меня.

Не могу сказать, что мне это не нравится. Крейг – злобный сукин сын, и он заслуживает всего того, что ему предстоит. Если честно, даже больше. Я ловлю себя на том, что спешу через Подворье, мчась к холодному наказанию Крейга. Когда мы проезжаем поляну, где три креста вкопаны глубоко в глину Алабамы, Крейг вздыхает с облегчением. Я улыбаюсь и прибавляю газ на следующем подъеме. Ной бросает на меня обеспокоенный взгляд, но ничего не говорит.

Мы сворачиваем в сторону от основных зданий и выезжаем на охраняемую дорогу, ведущую к собору, затем направляемся вглубь леса. Когда темная река появляется впереди нас, Крейг издает низкий горловой звук. В воздухе витает страх, и я сжимаю пальцы. Я готов.

Я подъезжаю к кромки воды. Днем она почти прозрачная. Но сейчас, когда солнце еще не взошло, река мрачна и бездонна.

– Вытащи его. – Я смотрю на Сиона в зеркало заднего вида.

Он и Грей подпрыгивают от моих слов, затем вытаскивают Крейга из машины и хлопают дверьми.

– Блядь. Холодно. – Ной держит руки над теплыми вентиляционными отверстиями. – Я ненавижу это, черт возьми.

– Почему?

– Это так… так… – Он вскидывает руки. – Почему мы должны это делать?

Я поднимаю голову и изучаю его.

– Итак, ты не возражаешь против того факта, что Крейга надо притопить, но ты не считаешь, что мы те, кто должен запачкать руки?

– Когда ты так говоришь, мне кажется, что ты псих. – Он пожимает плечами. – Я имею в виду, что в идеальном мире Крейга не наказали бы так. Но…

– Но что?

– Но он подвел свою Деву и подвел Пророка.

Я зажмуриваюсь.

– И вот я уже начинаю думать, что ты наконец-то разобрался с отцовской ерундой.

– Ты видел пламя. – Он скрещивает руки на груди. – Мы оба видели, на что он способен.

– Мы видели цирковой трюк! И мы были глупыми детьми! – Интересно, смогу ли я выбить из него веру, просто отвлечь и сбить его с толку? Нет, это не сработает. Если мой отец и научил меня чему-либо, так это тому, что истинные верующие будут держаться своей слепой веры, несмотря ни на что. Я скрипю зубами. – Он просто использует тебя, как и всех остальных, Ной. Все это неправда. Ты здесь не потому, что веришь. Ты здесь из-за того, что он сделает, если мы снова попытаемся уйти.

– Нет. – Ной качает головой. – Я могу не соглашаться с некоторыми вещами, которые он делает, особенно когда дело касается мамы, но он настоящий, Адам. Ты должен это знать. Ты видел это!

– Я не знаю, что видел, и ты тоже. – Я хлопаю рукой по рулю. – Ты должен избавиться от этого!

Подъезжает машина, ее покрышки скрипят по гравию. Водитель выходит и открывает дверь моему отцу, пока мы с Ноем ругаемся. Но обсуждение откладывается, когда появился папа.

– Давай наденем сапоги. – Ной открывает дверь и выходит.

Я заставляю свой гнев отступить и принимаю безмятежный вид. Моему отцу не нужно видеть ничего, что происходит во мне. Я научился прятаться, оставаясь на виду.

Несмотря на внешнее спокойствие, я не могу справиться с нетерпением, когда тащу Крейга на свидание с кислородным голоданием. Ледяная вода пробирает меня сквозь толстую резину сапогов. Крейг напрягается и дрожит, когда мы тащим его в реку.

Его крики и мольбы о пощаде стихают, когда мы с Ноем толкаем его под воду. Он пинает нас и пытается вырваться когда отец поет: «Ибо все мы были крещены одним Духом, чтобы образовать одно тело – евреи или язычники, рабы или свободные, – и всем нам было дано пить одним Духом».

Когда Крейг, наконец, перестает шевелиться, мы его вытаскиваем. Я хлопаю раскрытой ладонью по его спине, он откашливает воду, затем делает большой глоток воздуха.

– … И эта вода символизирует крещение, которое теперь спасает и вас – не удаление грязи с тела, но залог чистой совести перед Богом. – Отец кивает в нашу сторону.

Мы бросаем Крейга в ледяную воду, и его конвульсии наполняют меня редким чувством удовлетворения. Он не слушал криков своей Девы о пощаде. Я видел ее, ту, с темными волосами и синяками, которая кричала ночью, когда Далила изо всех сил боролась, пытаясь спасти ее. Сара, та, что руководила попыткой побега.

– Отпусти его, чувак. – Ной трясет меня за плечо.

Я не заметил, что Крейг снова отключился. Мы вытаскиваем его из воды, и я наношу ему удар за ударом по спине, пока он не начинает кашлять и блевать.

Я усмехаюсь и толкаю его обратно.

Некоторые части меня – худшие – единственные, кому я когда-либо позволял проявлять себя.

Я иду по небольшому подъему к отцовскому дому. Кастро на крыльце курит сигарету. Он замахивается на меня, когда я тянусь к задней двери. Остановившись, я быстро прикидываю, смогу ли я убить его и избавиться от его тела, прежде чем мой отец или кто-либо еще задаст вопросы.

– Проблема, парень? – Он постукивает по пистолету в кобуре на поясе.

– Пошел ты. – Я вхожу в дом и хлопаю дверью перед его носом, поворачивая замок только из мелкой злобы.

Он сплевывает ругательства по-испански.

– Ты когда-нибудь задумывался, почему он так сильно тебя ненавидит? – спрашивает Ной, вливая в себя стакан виски.

– Мне плевать. И с каких это пор ты пьешь до полудня?

Он вытирает рот рукавом.

– У каждого свои пороки.