Открытые жалюзи позволяли солнцу заливать кабинет утренним золотистым светом. Дней, подобных этому, в году было не так много, и обычно в такие моменты в кабинете стояла полутьма. Но сегодня жалюзи так и остались по одну сторону окна.

Оно казалось бесконечным, занимая всю стену от пола до потолка, поэтому лучи, проникающие сквозь него, словно предостерегали каждого, кто бы посмел сесть за рабочий стол, находившийся как раз напротив. Конечно, хозяин кабинета спокойно мог переставить стол к другой стене, и тогда свет больше бы не причинял неудобств. Но когда туман, опускаясь достаточно низко, застилал все здание, этот кабинет, расположенный на четырнадцатом этаже, оказывался в самом эпицентре. В это время мужчина ощущал себя настоящим пиратом, бороздящим морские просторы в поисках горизонта. И ни за что бы не отказался от этого чувства.

Справа от рабочего стола на стене висели трое круглых часов, показывающих время Манчестера, города в котором находился этот офис, Вашингтона и Шанхая – городов основных партнеров банка. Сами же стены были выкрашены в один тон – серый. Видимо, дизайнер был уверен, что этот цвет помогает концентрации. Он ошибался. При естественном освещении комната действительно казалась светлее, но вечерами создавалось полное ощущение вакуума, поглощавшего все вокруг. Тревожило ли это владельца кабинета? Временами, но чаще ему было все равно.

Справа и слева от окна стояли шкафы со стеклянными дверцами, доверху заставленные папками. Они были отсортированы по алфавиту, датам, а кое-где просто по цвету. Строгая иерархия почти никогда не нарушалась, ведь за любым желанием организовать свой порядок следовало наказание. И далеко не просто выговор.

На рабочем столе все отражало общую картину. Было так же чопорно и аккуратно. Бумаги тщательно сложены по принципу срочности в специальном лотке, в стакане – наточенные карандаши, что своей остротой могли резать бумагу, в левом углу стола – степлер, ножницы, точилка, в правом – фото девушки. У каждой вещи было свое строго определенное место, вымеренное до миллиметра.

Ни на полу, ни на столе, ни в шкафах – нигде невозможно было узреть ни пылинки. А сам кабинет, как отражение души, говорил о мужчине, покидающем офис только для сна, больше, чем он сам.

Кабинет принадлежал Джеймсу Логану – руководителю отдела по привлечению крупных инвестиций «Смайл Банка». Именно он сейчас сидел за рабочим столом, закрыв глаза и усиленно сдавливая виски. Зачесанные назад темные волосы, еще не тронутые сединой, синий костюм, галстук, подобранный под цвет, начищенные до блеска ботинки… Все в его образе говорило о статусе и занимаемой должности. А большие синяки под глазами и опущенные уголки губ – о бесконечной усталости. Он физически ощущал писк монитора, свист кондиционера, шум системного блока и даже мерцание лампы. А еще слепящий солнечный свет… У него перехватило дыхание, и, поморщившись, он ослабил галстук… «Только бы пережить этот день…» – постоянно мелькало у него в голове.

На экране монитора надоедливо мигало красное окошко, уведомляя пользователя о повышении процентной ставки по кредитам. Но сейчас это не имело никакого значения. Выключив монитор, мужчина поднялся, нервно прошелся по комнате и остановился у окна. Взглянув на золотой диск в небе, от рези в глазах он зажмурился. Но даже с закрытыми глазами видел шар едкого оранжевого цвета. Прислонившись лбом к прохладному стеклу, Джеймс невольно оставил на нем отпечаток, а заметив это, дыхнул на него и протер рукавом, и все же потянулся к шнуру, чтобы закрыть жалюзи. Обернулся, взглянул на часы, на мгновение задумался, а потом резко бросился к двери, закрываясь на ключ ото всех в надежде, что никому не будет до него дела в обеденный перерыв.

На нижней полке в столе он держал небольшую початую бутылку рома, к которой прикладывался крайне редко. Скорее, она служила напоминанием того, кем он так боялся стать. Но не сегодня. Открутив крышку, мужчина наполнил бронзовой жидкостью кружку. И не спеша, смакуя каждый глоток, осушил.

Хотел налить еще, но его остановил стук в дверь.

– Я занят, – не хватало еще, чтобы его заметили пьющим на работе.

Так. Стоп. Хватит. Поставив бутылку обратно, он вернулся в кресло. Включил монитор. Закрыл это надоедливое мигающее окошко. Выдохнул. Вновь выключил. Перевел взгляд на стол и непроизвольно наткнулся на улыбку, что затмевала солнце, пробивающееся сквозь жалюзи; на теплоту искрящихся глаз; на легкий румянец, покрывавший щеки той, кого он так любил вгонять в краску; и на светлые мягкие волосы, струящиеся обычно меж его пальцев шелком. Он взял рамку в руки и провел пальцем по образу, наполняя грудь воздухом до отказа, пытался вспомнить, каково это – везде чувствовать ее запах, постоянное присутствие и таять в ее голосе.

– Прости меня.

Поставив фото обратно, он покрутил кольцо на безымянном пальце, а затем уронил голову на стол, не заботясь о шуме. Голова, казалось, оценила этот жест и от удара чуть не раскололась надвое.

В дверь настойчиво постучали. Снова. Нет, видимо, просто так они не уйдут. Поднявшись с кресла, он неожиданно для себя качнулся и почти упал, если бы не схватился за край стола. Пару секунд он переводил дух, пытаясь совладать со своим телом, и наконец почувствовав уверенность в ногах, расправил плечи и затянул галстук. Выдохнул перед тем, как открыть дверь, а, открыв, даже не удивился, увидев свою ассистентку Эмили Аддерли, невысокую полноватую девушку в мешковатой одежде (хотя дресс-код никто не отменял) с вечно собранным огненно-рыжим кульком на затылке, неброским макияжем, но добродушной улыбкой. Вот уже три года она и днем, и ночью на связи, и преданней ассистента у Джеймса никогда не было.

Девушка смущенно улыбалась. В ее руках он заметил коробку пирожных с кремом, вопросительно поднял одну бровь и выдавил из себя подобие улыбки.

– Что-то случилось? – скрывая раздражение, спросил он.

– Вовсе нет. Это вам, – ответила Эмили, протягивая коробку. – Точнее, не совсем вам, – Джеймс видел, как девушка краснеет, теряя смелость, с которой стучала в дверь. – Я же знаю, сегодня у вашей жены день рождения. Поздравьте ее от меня и передавайте привет.

Он натянул улыбку еще сильнее, поблагодарил Эмили за внимание, взял коробку, прикрыл дверь и в порыве разгоравшегося отчаяния (не на девушку, конечно), как настоящий питчер, со всей силы бросил коробку в стену, силясь закричать, но сдерживаясь. От удара все пирожные разлетелись, пачкая стены и пол розовым кремом.

Боже, почему розовый? Откуда она знает? Это же любимый цвет Мэри…

Рывком открывая нижний ящик стола, Джеймс достал бутылку, наполнил кружку доверху и залпом выпил. «Никто ничего не знает». Опустив кружку на стол, он закрыл глаза и взъерошил волосы. «И не нужно». Сердце бешено стучало в груди. Упав в кресло, он откинулся на спинку. И казалось, что больше не слышно ни писка монитора, ни свиста кондиционера, ничего вокруг. Только звенящая тишина. Джеймс тряхнул головой.

За дверью послышались громкие голоса, сотрудники возвращались с обеда. Оглядывая кабинет и то, что он с ним сделал, мужчина нехотя встал. Собрал мусор, протер стену и пол влажными салфетками и, лишь убедившись, что вернул кабинету пристойный вид, сел обратно.

Взяв снова в руки фото, Джеймс поцеловал изображенную на нем девушку:

– С днем рождения, милая. Я так люблю тебя…

– Мэри, сядь в кресло и пристегнись! – когда Джеймс злился, внешне невозможно было это понять, лишь глаза его выдавали, наливаясь огнем. Вот как сейчас, например.

– О, Джеймс, ты такой трусишка! – смех девушки разлетелся по салону. – Хватит вести себя как заноза в заднице! – но все же она села в кресло и закрыла окно. – Доволен?