11 августа стал черным днем для Понци. В этот день «Пост» вышла с первополосной статьей, в которой описывались подвиги предприимчивого иммигранта, включая его тюремные отсидки, на его счета был наложен арест, а «Хановер траст» и вовсе закрыт. 12 августа Понци сдался полиции. В федеральном суде ему было предъявлено 86 исков в жульничестве с почтовыми отправлениями. 1 ноября Понци признал себя виновным по одному из этих исков, рассчитывая на снисхождение за сотрудничество с судом. Не вышло. Его приговорили к пяти годам заключения. Параллельно он попал под суд штата Массачусетс – по обвинению в мошенничестве. Как так, разве он не заключил сделку с властями? Понци был уверен, что признание в федеральном суде освобождает его от процесса в суде штата. Он подал на апелляцию, которая дошла до Верховного суда США. Решение Верховного суда было скорым и неутешительным. Судебная сделка с обвиняемым в федеральном суде не распространяется на обвинения, предъявленные штатом, постановил Верховный суд. Он также постановил, что это не случай двойной ответственности за одно преступление, поскольку штат обвиняет его в мошенничестве, а федеральное правительство – в жульничестве с почтовыми отправлениями. Неважно, что под разные квалификации подпадали одни и те же деяния.

В октябре 1922 года его судили по первым десяти искам. Понци сам выступил собственным защитником и был так хорош, что присяжные его оправдали вчистую. Когда его судили вторично по пяти оставшимся искам, присяжные разделились пополам. С третьей попытки его осудили как «обыкновенного и отъявленного вора» и приговорили к тюремному сроку от семи до девяти лет.

В дальнейшем его жизнь превратилась в игру наперегонки с правосудием. При всех своих взлетах он так и не стал гражданином США. Но пока одна рука закона выясняла законность его пребывания в Америке, другая рука выпустила его под залог. Он отправился во Флориду, где его не знали, и немедленно организовал компанию «Земельный синдикат Чапрон» – по первым буквам своего американизированного имени и фамилии. Синдикат предлагал покупателям наделы земли, которые принесут 200 процентов прибыли за 60 дней. Фантастическая сделка! Особенно, если учесть, что это были болота в непроходимой части Флориды… Единственной законной прибылью, которую он получил за свою новую схему, стал приговор – год тюрьмы. Освободившись под залог в 1500 долларов, он немедленно отправился в портовую Тампу. Побрил голову наголо, отпустил усы и устроился матросом на грузовое судно, направлявшееся в Италию. Новый образ не помог. Судно остановилось в Новом Орлеане, и Понци вернули в Массачусетс на отсидку всего срока. Выпустили его лишь семь лет спустя в 1934 году и тут же выслали в Италию как нежелательного иностранца. Все это время власти искали деньги, которые он утаил, но так ничего и не нашли. Судя по всему, их не было. Они утекли.

Дальше было угасание. В Италии он очень старался, но его американские чары почему-то не действовали. Понци перебрался в Бразилию – с тем же успехом. Редкой отрадой служили моменты, когда о нем вспоминали газеты. Тут он расцветал. «Даже если они не получили денег, они получили зрелище,– говорил он в одном интервью.– Без всякого злого умысла я подарил им шоу, равного которому они не видели со времен высадки первых пилигримов. То, как я все это дело сорганизовал, стоило пятнадцати миллионов долларов». Если не деньги, то хоть слава… От слова «мошенничество» он отмахивался, но в конце концов согласился. Он умер в 1949 году на койке благотворительного заведения.

Мавроди

«– Фамилия?

– Мавроди.

– Имя-отчество?

– Сергей Пантелеевич.

– Год рождения?

– Пятьдесят пятый.

Только после этого охранник запирает дверь камеры и кивает мне:

– Проходи к окну.

…Ну, да ладно. Приводят меня, наконец, к следователю…

– Здравствуйте-здравствуйте…

– Вот акт экспертизы.

Смотрю акт. Н-да. Две мои фотографии. Одна старая, с паспорта. И другая новая, тюремная. Да-а-а! Неудивительно, что меня здесь на сборках никто не узнает. Я и сам бы себя сейчас не узнал! Как же это я изменился – это просто невероятно! Уму непостижимо! Действительно, совершенно другой человек. Взгляд другой… подбородок какой-то квадратный стал… в общем, жесткое, хищное, худощавое лицо классического наемного убийцы. Киллера, блядь! Погубителя беззащитных бабушек. Безжалостного и холодного охотника на доверчивых акционеров. Не зря же мне Витя на днях сказал, что я теперь все больше и больше напоминаю ему одного его подельника. Самого, как он выразился, "сурового". (Уж не Салоника ли? Он ведь как раз по их делу проходит). На суде, короче, с таким лицом появляться не рекомендуется. Особенно на суде присяжных. (Хотя, впрочем, лично мне так даже больше нравится. Да и вообще – пусть боятся!)

– Будете подписывать?

– Нет».

Здесь и далее я цитирую «Тюремные дневники» Сергея Мавроди. Роскошное произведение. Если первая задача писательства – самовыражение, то автор дневников добился немалой высоты.

«…Дурдом какой-то, а не карцер. Везде, блядь, бардак. Даже в карцере…Ну-с, ладно. Что там дальше? Ага, про режимы. Существуют три режима: обычный, строгий и особый ("полосатый")… В смысле, в приговоре назначают: "три года обычного". Мне, вроде, светит обычный. Во-первых, первый раз, а во-вторых, преступление у меня не тяжкое (или "не особо тяжкое" – не знаю точно). "Тяжкое" – это свыше десяти лет. А у меня до десяти»…

Замечательная способность героя к адаптации. В любой обстановке он как рыба в воде. Понятно, что между воронком и 600-м «Мерседесом», Думой и тюрьмой, ситуацией, когда тебя ведут на допрос и когда люди в любых мундирах готовы стоять у тебя на стреме, есть некоторая разница. Но она вовсе не непроницаема. Главное – чувствовать коды этих разных ситуаций, а язык можно подучить.

«…Шнифт – глазок в двери. Весло – ложка. Фаныч – кружка.  Ветряк – майка. Порожняк – трусы. Прохаря – ботинки. Книфт – пиджак. Кабан, перелом – передача… Лавэ, лавандос – деньги (нет лавэ – жизнь немэ!)…»

Мавроди артистичен и эрудирован. У него фантазия без края. Его мир – игра. Чтобы она была без проигрыша, правила игры он придумывает сам.

«– Я хочу в камеру!

– Вообще, у Вас такие странные взгляды…

– У меня не странные взгляды. У меня реальные взгляды. "Бросили!..", "обидно!.." – чушь все это! Человек сам всегда во всем виноват. Люди свободно гуляли по комнатам с деньгами, и за ними не было никакого контроля… Я же их сам фактически поставил в такое положение! Написано же в Библии: "не искушай!" А я их как раз именно искушал! Вон миллионы на полу валяются! Никто их даже и не считает. Бери, сколько хочешь! Никто даже и не знает, сколько их тут… Если бы люди в таких условиях не воровали – это было бы противоестественно. Противно свойствам человеческой природы. Это были бы уже не люди!

– Так почему же у Вас контроля-то никакого не было?

– У меня просто не было времени этим заниматься. Мое время стоило дороже. Гораздо дороже! Они воровали быстро, но я зарабатывал еще быстрее! Значит, такое положение дел было для меня экономически оправданным. Это были просто накладные расходы. Как утруска-усушка. Бой стеклотары. Это как айсберг в тропическом море! Плывет и одновременно тает. Тропики, жарко! – так что тает быстро. И чем дальше – тем быстрее. Но айсберг большой! Так что шансы есть. Все зависит от скорости. Надо успеть доплыть до цели, пока не растаял! Быстрее! Еще быстрее!

– Вы вот говорите "успеть доплыть до цели!" До какой? Какая у Вас была цель? Это же была пирамида! И рано или поздно она бы все равно обязательно рухнула! На что Вы вообще рассчитывали, когда все это затевали?

– Всё-всё-всё! Хватит! Вот о добре и зле – пожалуйста! Это сколько угодно. О погоде тоже можно поговорить. Вообще о любых абстрактных материях. Но – никаких пирамид! Ничего конкретного. Это уже запретные темы»…