Роман Евгеньевич соскочил с постели: что-то липкое! Он никогда не наступал босой ногой в липкую массу! Ценная склянка падает с полки сознания и безвозвратно разбивается, лишая коллекцию пустоты еще одного «никогда». Хотелось грязно выругаться, но этого Роман Евгеньевич тоже никогда не делал. Он включил свет и присмотрелся: сероватая масса с четкими краями уходила куда-то под кровать. Роман Евгеньевич потрогал субстанцию пальцем, но так и не понял, из чего она состоит – отвратительно. Он отодвинул кровать. Несмотря на густую консистенцию, серая лужа, казалось, медленно перемещалась. В одном месте она имела рельеф и слегка меняла цвет – получалось изображение, как ни крути, напоминающее лицо Миланы-Татьяны, искаженное, но до боли узнаваемое.

– Что за ерунда? – Роман Евгеньевич сказал это вслух.

Он пошел за ведром и тряпкой и начал старательно тереть инородное пятно, счищая ее с паркета. Лужа при этом издавала тонкий неровный писк, словно была живым существом, болезненно реагирующим на экзекуцию с тряпкой.

– Да что происходит? – почему-то на глаза наворачивались слезы.

Счистив пятно с пола, Роман Евгеньевич выбросил тряпку и тщательно помыл ведро. Затем он отправился на службу. Какое-то время все шло как обычно: стук печатной машинки, документы, папки, – работа его всегда успокаивала. Заполнить форму, перепроверить – отправить в архив. Упорядочивание событий – сухое, без эмоций, – нравилось Роману Евгеньевичу. Всю свою жизнь он работал помощником нотариуса и никогда об этом не жалел. Продажа и покупка жилищ, доверенности, дарственные, завещания – вся жизнь в радиусе нескольких километров проходила через его руки, оформлялась и бережно укладывалась на полки. Страсти, привязанности, опасения и страхи – все в конечном счете становилось гербовой бумагой, заверенной печатью, бесконечный беспристрастный роман, фиксирующий жизнь городского района.

– Когда меня не будет, я хочу, чтобы она получила все: и дом, и машину.

– Хорошо. А другие наследники у Вас имеются?

– Вы имеете в виду детей?

– В частности.

– Эти ублюдки ничего не получат! Слышите?! Ничего!

– Я просто обязан уточнить.

– Неблагодарные твари, – они и так лишили меня всего, что можно. Ведь так, Людочка?

– Все так, Котик, не отвлекайся.

Стандартные процедуры. И чья-то история отношений вновь становится заверенным листом. Копия отправляется в архив. Роман Евгеньевич наливает чаю. Если никогда не показывать эмоций – собратья прилетят за ним. Таковы правила. Его личные правила. Наивные посетители – думают, что видят скучного клерка, но не знают, что из глубин космоса за ним придут те, кому он по-настоящему принадлежит. Это знание было с Романом Евгеньевичем, сколько он помнил себя, сначала нелепое и никому не нужное, превратилось со временем в жемчужину – личный клад. Все, что нужно – делать правильные вещи, а неправильных не делать никогда. Расскажи кому про такое, могут и за психа принять, а ведь это всего лишь метод! В свое время пророк Моисей обозначил множество «никогда» для своего народа, что спасло его от культурного растворения, и он, Роман Евгеньевич, тоже справится и улетит на Родину.

Насморк и зуд в районе седьмого позвонка сбивают с мыслей. Помощник нотариуса залезает в карман за платком. «Никогда не пользоваться клетчатыми платками», – проносится в голове. Что-то липкое и писк в ушах. Он вытаскивает платок, полностью измазанный знакомой сероватой субстанцией: «вот дерьмо!» Может быть, это паранойя? Вдруг появилось ощущение, что в голове есть нечто размером с яблоко – Сцыкуала!

Придя домой, Роман Евгеньевич проверил пол под кроватью – чисто. Спал он плохо: раздражало тиканье часов, мелкие шумы, издаваемые соседями, и собственные путаные мысли. Наутро он с ужасом обнаружил серое пятно: на этот раз рельефный портрет покойной Татьяны выглядел четче. Тряпка. Ведро. Помощник нотариуса с остервенением счищает липкую массу. Тошнота вместо утреннего кофе.

Серая масса обнаруживала себя все чаще: появляясь пятном на чашке чая, влипая в пальцы в кармане, оставаясь следом от ботинка. Роман Евгеньевич уже начал привыкать к этой кропотливой борьбе – сменные платки, каждый день новая половая тряпка, но с каждым днем сцыкуала отвоевывала себе все большее пространство.

Однажды утром Роман Евгеньевич обнаружил, что зловещая лужа распространилась дальше своего ареала обитания: серая масса окутала часть его стопы. Несчастный бросился в ванну и принялся тереть ногу мочалкой так, что она покраснела и распухла. Он больше не мог нормально спать; просыпаясь в неровном сне, заглядывал под кровать – убедиться, что паразит не проник к нему из темноты ночных кошмаров. Но каждый раз, забываясь под утро нервным сном, Роман Евгеньевич обнаруживал все разрастающееся пятно. Оно нахально выбиралось из-под кровати и окутывало несчастного липким одеялом все больше. «Если так пойдет дальше, можно и не проснуться с утра», – думал Роман Евгеньевич. Образ собственного трупа, укутанного липкой массой с проступающими чертами лица покойной Татьяны, постоянно вставал перед глазами. Вспомнились слова неприятного знакомого с похорон: алкоголь и смена места жительства. Кажется, пришла пора разорить свою коллекцию запретов.

– Бутылку водки – «Пять озер», ноль пять, и пиво.

– Какое пиво?

– Самое дешевое, двухлитровую пластиковую бутылку. Есть же у вас?

– «Охота крепкое», – продавец со стуком ставит товар на прилавок.

Роман Евгеньевич откупоривает бутылку прямо на улице, чем-то серым мазнув по этикетке. Сцыкуала стала намного агрессивнее, но пока не успевала за бывшим помощником нотариуса, с тех пор, как тот начал пить и перемещаться по недорогим ночлежкам. Правда, пока первые сто пятьдесят граммов не оказывались в желудке, труднообъяснимые страхи преследовали несчастного с завидным упорством.

«Они не прилетят. Доблестные герои оттуда – издалека. Произошла авария. Может, кусок астероида пробил корпус, или была подхвачена незнакомая инфекция? Звездолет с мертвой биомассой дрейфует в бесконечной пустоте. Больше нет цели и смысла: В родной галактике не узнают о пропавшем брате». Склянки из коллекции пустоты падают одна за другой. Они никогда не заберут его! Сосуд с серой жидкостью водружается на полку. Из него проглядывает расплывающееся женское лицо, зависнув в ней с мученическим, аморфным выражением лица. – «К черту! Расшатать полки, обрушить десятилетиями собираемую невозможность действия!» – Он будет метаться, как зверь, запертый в клетке, в последней, бесшабашной агонии. – Но полки не поддаются. Склянка с серой жидкостью нерушимым монументом смотрит на своего хозяина. – «Никогда не пить больше пол-литра». – «Вы смеетесь? Кто установил все эти правила? Самодовольные ублюдки, запертые в своих жалких жизнях. Вы будете указывать, сколько мне пить?» – Пробка летит на газон. – Божественный яд, лекарство больной души вливается, обжигая изнутри. – «Дайте-ка мне еще пива! Две!» – Сумерки спускаются на улицы. Да здесь, если присмотреться, – серый полумрак, и есть среда существования. –«Вот ваше истинное лицо. Вы – улитки в каменных панцирях, которые называете домами. Вы любите свои тюрьмы. А там! Там, куда не достанет даже ваше воображение – разбился звездолет. Зве-здо-лет!» – Лица, похожие на прошлогоднюю картошку. – «Еще пива!» – Планета движется под ногами, как будто хочет сбросить чужака. – «Я еще и спою!».

– А звезды, тем не менее, а звезды, тем не менее – чуть ближе, но все так же холодны! – Роман Евгеньевич затянул известный шлягер прошлого, знакомый с детства.

– Эй, напился, веди себя спокойно, тут люди отдыхают, – спокойно говорит швейцар, похожий на уголовника.

– Я эту песню в хоре пел, в детском доме. И снится нам не рокот космодрома, не эта ледяная синева-а-а!

– Эй, космонавт, у тебя тут долг за двое суток, я могу вытолкать тебя прямо сейчас!

Роман Евгеньевич, запрокинув голову, отпил из бутылки, запустил пятерню в карман и высыпал на стойку обильную кучу мелочи.