И, наконец, меня чуть не ошпарили.
Как-то подбегает один матрос и говорит мне:
- Ты что, не слышал аврала?
- Нет, - говорю.
- Вот дьяволы эти кочегары! До того подняли пар, что у них вылетел манометр, того и гляди, разорвется котел, - ворчал матрос. - Бери, - говорит, - мешок и дуй в кочегарку, сейчас пар будем выносить на палубу.
Я схватил у него мешок - и в кочегарку. Там спрашивают меня:
- Зачем пришел?
Я говорю:
- Пар выносить на палубу.
Они сначала улыбнулись, а потом в шутку сказали чумазому парнишке:
- Мишка, наполни его мешок паром.
А Мишка, оказывается, сам работает на корабле без году неделя, несколько недель назад его самого заставляли ломиком сдвигать паровой котел.
- Иди сюда, держи мешок выше, - скомандовал Мишка.
Я послушался его приказания. Он повернул что-то в механизмах, оттуда сильной струей повалил пар.
Каким-то образом об этой шутке узнал капитан. Когда я от пара шарахнулся в сторону, он ястребом свалился в кочегарку.
- Что вы тут делаете? - закричал он. - Я не позволю, чтобы на моем корабле издевались над людьми!
Он так разошелся, что сразу поднял почти всю команду на ноги. Я, конечно, теперь стоял около него очень гордый: шутка ли, за меня заступается сам капитан.
Он схватил меня за руку и потащил в свою каюту.
Там сел в кресло и спросил меня:
- А как по-твоему, почему над тобой подсмеивается команда?
- Не знаю, а только все смеются.
Капитан перебил меня.
- А я знаю, - сказал он: - ты называешь себя матросом, да еще со старого парусного флота. Зачем это? И какой ты матрос, если еще ни разу не выходил в море? Ты еще не матрос, а юнга. Повтори: кто есть ты такой?
- Юнга.
- Правильно. И никогда больше не обманывай. Понял?
- Понял.
- Вот теперь иди в кубрик и скажи команде так: "Товарищи матросы, кочегары и машинисты, я вас обманул, я еще не матрос, а юнга Иван Остужев. Я хочу быть моряком, помогите стать мне настоящим матросом".
Как мне ни тяжело было делать это, но скрепя сердце я покинул каюту капитана, спустился в матросский кубрик и промямлил только что выслушанные слова.
- Подождите, братцы, - сказал один из матросов. - Этот малый что-то ведь нам хочет сообщить.
- А я уже все сказал, - проговорил я.
- Никто не слышал. А ну, повтори еще.
Опустив глаза к носкам своих ботинок, я вновь пробормотал слова капитана.
- Громче! - крикнул кто-то. - И подними голову.
И тогда я оттарабанил им по-солдатски:
- Товарищи матросы, кочегары и машинисты, я не матрос, как говорил вам, а юнга. Помогите мне стать настоящим матросом.
- Молодчина! - крикнули сразу несколько матросов. - Выйдет из тебя моряк: честность на море нужна прежде всего. Поможем стать тебе матросом. Молодец!
Капитан, выслушав мое сообщение об исполнении его приказания, улыбнулся, потом почесал мундштуком подбородок и сказал:
- Вот теперь над тобой никто не будет смеяться. Надо всегда быть тем, кто ты на самом деле есть.
Надо мной больше не подшучивали.
...Как-то утром, соскочив с постели, я выбежал из каюты и увидел на палубе нашего корабля белоголовую Лену, подлестничного капитана.
"Как же она попала сюда?" - подумал я.
И, главное, она здесь держалась так свободно, будто находилась дома. К ней подходили матросы, кочегары, будто тут она была своя. А когда ее увидел капитан, в знак приветствия даже поднял руку к козырьку. Со всех сторон неслись возгласы: "Здравствуй, Леночка!", "Ах, Лена, приветствую!" Но я сделал вид, будто ее не замечаю. Проходя мимо меня, она повернулась и сказала: - Здравствуй, рогач, чего нос-то повесил?
- Ты сама рогач, - ответил я.
Я тогда еще не знал, что на кораблях в шутку верхнюю команду зовут рогачами, а нижнюю - богачами.
Догнав ее, я сказал:
- Тебя зовут на клотик.
- Зачем? - сощурив глазки, спросила она.
- Чай пить.
И тут же я услышал слова капитана.
- Видите, какие ростки выходят из ваших семян? - с укоризной сказал он кому-то.
Потом подошел ко мне:
- Нехорошо так, Ванятка, нехорошо обманывать. Ты же перед матросами давал клятву, что больше никого не будешь обманывать, а?
- А я как будто и не знаю, где находится клотик! - сказала Лена. - Вон на самой верхушке мачты. - Она надула губы и насмешливо посмотрела на меня.
Я тоже косо поглядел на нее.
- О! Друзья, да, никак, вы коситесь друг на друга! - заметил капитан. - Вы знаете, что на корабле не положено враждовать. А ну-ка, сейчас же пожмите руки.
Как не хотелось подавать этой девчонке руку, но, если на корабле не положено сердиться, ничего не поделаешь. Пришлось подать.
- Ну вот, - сказал капитан, - по морскому закону - вы должны навсегда остаться друзьями, понятно?
- Понятно, - ответили мы.
- А сейчас отойдите в сторону, не мешайте убирать палубу.
Мы с Леной сели на кнехт. Хотя оба старались сохранять дружественный и веселый вид, но веселого разговора у нас не получалось. Вспомнив, что капитан назвал ее мордовкой, после довольно длительной паузы я кашлянул и спросил ее:
- Ты... это самое... по-правдашнему мордовка?
- Нет, русская, - ответила Лена.
- А почему тебя зовут мордовкой?
- А меня по-всякому зовут, - ответила Лена. - Мама - Леночкой, бабушка - греховодницей, сестра - разбойницей, а дядя Гриша - мордовкой. А что?
- Да просто так. Я думал, что ты на самом деле мордовка.
- Разве правда на свете мордовки есть?
- Есть.
Видя, что разговор у нас начинает вязаться, я сказал:
- Ну ладно, на палубе серьезные разговоры неудобно вести, пойдем в мою каюту, посмотришь, как я живу.
- Тебе даже и каюту дали? - спросила она.
- А как же, - важно ответил я.
Подходя к боцманской каюте, Лена воскликнула:
- Так это же папина каюта!
- Какого папы? - спросил я. - Здесь со мной живет боцман.
- Боцман и есть мой папа, - сказала Лена.
- Ну, значит, тогда каюта общая, - поправился я.
Почти вслед за нами вошел боцман. Он невысокий, плотный, кряжистый, как дуб.
- А-а, стрекоза появилась! - увидев свою дочь, воскликнул он. - И уже успела познакомиться с нашим юнгой? Что ж, это хорошо, неплохой он парень. А тебя предупреждаю заранее: если будешь шалить, то говори сразу "до свидания". Тут же выпровожу с корабля, минуты одной держать не буду. Договорились?
- Договорились, папа, - сказала Лена.
- Ну так вот. А ты как себя чувствуешь, молодой человек? Привык уж к кораблю?
- Привык-то привык, - сказал я, - только матросской работы мне не дают делать, к кому ни пойду, все меня гонят, говорят, иди с коком работай. А разве я коком пришел на этот корабль? Меня обида берет, вот что.
- Ишь, какой прыткий парень! - сказал боцман. - Сразу и воробья в руки хочешь поймать. Молодец, учтем это дело. Ну, не горюй, что хочешь, то сбудется. Как выйдем в море, обязательно займусь с тобой, а сейчас пока бегай, отдыхай, развлекайся чем-нибудь. Вот Лена найдет тебе развлечение.
Лена, видно, на всякие развлечения была горазда.
Мы забрели в рулевую рубку. Около тумбы, на которой был компас, стояло небольшое ведерко с краской, рядом с ним - на бумаге несколько кисточек.
- Тумбу красили, - сказала Лена.
- Красили, да недокрасили, - заметил я. - Смотри, колпак-то, которым накрыт компас, некрашеный остался.
- И правда! - воскликнула Лена. - Давай покрасим?
- Давай.
Колпак был медный, и до того он был начищен, просто на солнце горел огнем, жалко его было даже красить.
Мы взяли кисти и через несколько минут он был размалеван. Немножко полюбовались своей работой и пошли на палубу искать чего-нибудь другого, что еще матросы не доделали. Только мы успели сойти с мостика, как нас обоих схватил за шивороты боцман.
- Ну-ка, голубчики, вернитесь назад, - сказал он. - Это вы тут натворили? - спросил он, показывая на колпак. - Да где же вы видели... - он даже поперхнулся от досады, а потом заорал: - Стереть сейчас же краску! Довести колпак до прежнего блеска, даже до солнечного сияния, чтобы на нем, как на солнышке, ни одного пятнышка не было!